Фредерик Марриет - Дети Нового леса

– Нет, Пабло, не можешь, – покачал головой его спутник. – Поэтому должен быть там, где всего нужнее.

– Я это знать! – хлопнул он по плечу Хамфри. – Очень-очень вам нужен дома. А мисси Элис, мисси Эдит и мастеру Эдварду не нужен. И я оставаться дома.

– Да, Пабло, мы оба останемся дома. Только теперь уж не сможем делать того, что раньше, – уже строил новые планы Хамфри. – Сестры уехали, и я думаю отказаться от производства молочных продуктов. Сейчас ты узнаешь, что я придумал. Мы устроим большой загон. Заманим в него зимой диких пони, отберем из них как можно больше хороших и продадим в Лимингтоне. По-моему, это лучше и интереснее, чем взбивать масло.

– Понимать. Много работы для Пабло.

– И для меня, между прочим, тоже, – хмыкнул Хамфри. – Зато если сделаем хороший загон, нам его потом хватит на много раз. И кроме пони мы сможем в него заманивать одичавших коров.

– Понимать, – кивнул Пабло. – Но строить ужасно много, не нравится.

– Да тут строительства никакого вовсе не надо, – успокоил его Хамфри. – Просто повалим побольше деревьев, чтобы вышла надежная преграда, через которую пони не смогут прорваться, и дело с концом.

– Очень хороший идея, – одобрил на сей раз Пабло. – Но что делать с корова, если не масло?

– Пусть рожают телят на продажу. И еще используем их, чтобы заманивать дикий скот, – и здесь уже все предусмотрел Хамфри.

– Правильно. А старый Билли заманивать новый пони, – внес свою лепту Пабло.

– А неплохая идея, – загорелся Хамфри. – Обязательно надо попробовать.

Теперь мы должны вернуться в дом мистера Хидерстоуна. Прочтя в большом потрясении письмо Эдварда, он хмуро осведомился у Освальда:

– Это правда? Эдвард уехал?

– Да, сэр. Сегодня с утра. На самом рассвете, – последовал четкий ответ.

– И почему же я не был поставлен об этом в известность? Как вы смогли, работая на меня, принять в этом участие? Могу я узнать причину?

– Причина та, сэр, что его семью я узнал куда раньше, чем вашу, – с достоинством отозвался лесник.

– Тогда, вероятно, вам лучше отправиться следом за ним, – бросил сердито хранитель.

– Очень хорошо, сэр, – и, повернувшись, Освальд покинул комнату.

– Святые Небеса! – произнес хранитель в тишину комнаты. – Все мои планы разрушены. – Он опять потянулся к письму. – «Крайние обстоятельства, которые объяснить я не в силах, боясь причинить»… – вслух процитировал он и осекся. – Не понимаю. Без Пейшонс, похоже, не обойтись.

Отворив дверь, он позвал ее.

– Видишь ли, дорогая, Эдвард сегодня утром покинул наш дом, – сказал он, едва она появилась. – Вот письмо, которое он оставил. Прочти же его скорее и, если можешь, растолкуй мне слова, которые я совершенно не понимаю.

Едва в силах сдерживать охватившие ее чувства, она с трудом добрела до кресла и начала читать. Пальцы ее вдруг разжались. Письмо упало ей на колени. Она закрыла руками лицо, и отец увидал, что по ее ладоням струятся слезы.

– Что-то случилось между тобой и Эдвардом? – спросил он после короткой паузы.

Она не ответила, лишь принялась громче всхлипывать. Сдержанная и по натуре, и воспитанием, она и сейчас, вероятно, сумела бы спрятать горе. Однако размолвка с Эдвардом и страх, охвативший ее во время его болезни, и брошенные ей в лицо жесткие обвинения Хамфри, и то, как он обошелся с Кларой, – все заставляло ее ощущать себя столь несчастной, что воля уже была на пределе. А тут еще этот внезапный его отъезд…

Отец терпеливо ждал, пока она хоть немного придет в себя, когда же слезы ее наконец унялись, мягко и ласково попросил, если можно, сказать ему все, ничего не скрывая, ибо совесть его не будет чиста, пока он не поймет причину произошедшего.

– Что же у вас с ним случилось, мое дорогое дитя? – голос его прозвучал совершенно как в ее детстве, когда он старался утешить ее.

– Он сказал мне как раз перед тем, как ты к нам подошел на улице тогда вечером, что любит меня.

– И что же ему ответила ты? – задал новый вопрос отец.

– Ох, и сама теперь толком не знаю. Я не хотела его огорчить и… не хотела признаться в том, что действительно думала. Потому что… Ну, он ведь не ровня мне. Какое имела я право без твоего согласия поощрять внука егеря?

– То есть ты отвергла его?

– Наверное, да. Вернее, он так меня понял. Он еще мне хотел доверить какую-то тайну, но в это время ты нас прервал.

– Теперь, Пейшонс, мне нужно, чтобы ты совершенно честно ответила мне на один вопрос. Я не осуждаю тебя за твое поведение. Ты повела себя в данных обстоятельствах совершенно правильно. У меня тоже была тайна, которой я, вероятно, должен был поделиться. Но я считал, что доверие и отцовская доброта, с которой я относился к Эдварду, будут достаточны, чтобы ты поняла: я совершенно не против вашего союза. Да сама та свобода отношений, которую я позволял вам, должна была это тебе подсказать. Но твое чувство долга и приличий заставило тебя поступить так, как ты поступила, хотя, надо признаться, против моих искренних надежд.

– Твоих надежд, отец? – подняла на него заплаканные глаза Пейшонс.

– Да, моих надежд. Потому что я ничего так не жаждал, как вашего с Эдвардом совместного счастья. И мне хотелось, чтобы ты любила его только за его личные качества.

– Отец, но все так и есть, – опять начала всхлипывать Пейшонс. – Хотя я ни слова ему не сказала об этом.

– Нет дальше смысла скрывать от тебя, – после паузы снова заговорил отец. – Мне только жаль, что я раньше не внес полной ясности. Подозрения у меня зародились давно, а потом я уже окончательно убедился: Эдвард Армитидж в действительности Эдвард Беверли, который, равно как его сестры, считался погибшим в пожаре Арнвуда.

Пейшонс, отняв платок от лица, ошеломленно уставилась на него.

– Да, дорогое дитя, я заподозрил это еще при первой нашей с ним встрече. Слишком уж благородны были и внешность его, и манеры, и речь. Такого не утаишь, обрядившись в лесную одежду. А потом мне представилось доказательство. В Лимингтоне повстречался мне некий Бенджамин, один из бывших арнвудских слуг, и я как следует расспросил его. Детей он, правда, считал погибшими, но я все равно заставил его как можно подробней мне описать их внешность, назвать возраст, ну и еще уточнил у него кое-какие детали. Все вроде бы совпадало с детьми из леса. Отправившись в церковь, я изъял приходские книги, запись в которых явилась уже окончательным доказательством. Вот тогда я поклялся себе уберечь их от всяких случайностей и нанял Эдварда секретарем. Я ведь немного знаком был с его отцом, но еще больше знал о его достоинствах. Вы зажили с Эдвардом под одной крышей, и мне было радостно наблюдать, как крепнет день ото дня ваша дружба.

Именно в это время я задумал вернуть ему Арнвуд. Для него, естественно, получить поместье не представлялось возможным, зато я мог попросить его для себя, воспрепятствовав таким образом, чтобы его отдали кому-то другому. Останься тогда Эдвард с нами, все прошло бы, как я и задумал. Но он рвался в битву за короля. Отговаривать его было бессмысленно, и я отпустил его. Там ему пришло в голову раскрыть свое настоящее имя. Мне сообщили об этом в Лондоне члены комиссии, которые были страшно удивлены, откуда он взялся. Теперь, получив поместье, я не мог уже по всем правилам его уступить ему. Никто такого не предоставил бы человеку, примкнувшему к армии короля. Но я вновь написал прошение, полагая, что ничего не изменится, если формально Арнвуд достанется мне. Эдвард привязан к тебе, ты, не меньше, – к нему, вот я и поторопился ему сообщить, как только была одобрена моя просьба об Арнвуде. И намекнул в ответ на его весьма жесткие вопросы по поводу законных наследников, что их наверняка нет и теперь это поместье станет приданым Пейшонс Хидерстоун. Мне представлялись мои слова намеком достаточным, чтобы в ответ, если у вас с ним все хорошо, раскрыть свое имя и объявить о намерениях связать с тобою свою судьбу.

– Да. Теперь я все понимаю, – с потерянным видом проговорила Пейшонс. – За один только час он сперва был отвергнут мной, а следом за этим узнал, что я завладела его имением. Может ли после этого показаться странным то возмущение и презрение, которые он стал к нам испытывать? А теперь вот он нас покинул. Мы вынудили его броситься навстречу опасности, и, возможно, больше его вообще никогда не увидим. О, дорогой мой отец, как же теперь я несчастна!

– Пейшонс, милая, – взял ее за руки он. – Мы должны верить в лучшее. Это правда, что он ушел на войну, но почему он на ней обязательно должен погибнуть? А то, что произошло, можно еще объяснить и исправить. Да и вы еще очень молоды. Дождетесь друг друга, тогда и поженитесь. Главное, мне как можно скорее встретиться с Хамфри, и я буду полностью с ним откровенен.

– Но Элис и Эдит, куда они делись, отец?

– Вот на это я могу тебе дать совершенно точный отчет, – улыбнулся он. – Я вынудил Ленгтона навести справки, и он успел уже мне написать, что две юные сестры по фамилии Беверли были вверены опеке его друзьям, двум достойнейшим леди Конингем. Они приходятся тетками майору Чалонеру, который некоторое время скрывался у нас в лесу. Ну, моя дорогая, сейчас меня ждут дела, а в ближайшие дни, если буду жив, съезжу в лес и поговорю с Хамфри.