Владимир Переверзин - Заложник. История менеджера ЮКОСа

Дальше с ним происходят странные вещи. Следователи хоть и убрали его из розыска, но решили за ним приглядывать и на первое время поселили на загородной базе МВД, в охраняемом доме отдыха. Однажды он неожиданно выпадает из окна второго этажа. Охранники везут его в местную больницу, где пытаются списать его травмы на дорожно-транспортное происшествие. Не получается. Нет официальных документов о ДТП. Тогда остается версия о падении из окна. В нашем уголовном деле есть выписка из его истории болезни: «Сломана челюсть, сломаны ребра, сломано бедро, на теле многочисленные ушибы и ссадины, сломан мизинец правой ноги…» Видимо, падал он несколько раз. Поднимался, взбирался на второй этаж, опять падал. И так несколько раз…

Впервые я увижу Вальдес-Гарсию на суде. Выглядел он, скажу сразу, неважно. Синяки под глазами, на костылях… После того как прокуратура затребует для него одиннадцатилетнего срока наказания, он благополучно сбежит в Испанию. Позже станут известны некоторые подробности произошедшего. Уже из Испании, находясь в безопасности, он напишет несколько заявлений о возбуждении уголовного дела в отношении следователей Генеральной прокуратуры и их подручных, которые крепко его били, выпытывая нужные показания. Результат этих заявлений – сами понимаете, какой. То, что человек еле ноги унес из России, став инвалидом, это наши следственные органы не интересовало. Команды «фас» же не было. Такие вот приключения испанца в России – приехал человек справедливости искать… Наивный! Хорошо, хоть жив остался и на свободе!..

Мне повезло, что я освободился. Повезло, что наше дело вызвало большой общественный резонанс и внимание прессы, повезло, что были адвокаты. Иначе меня просто запытали бы, выбивая нужные показания. Меня не били, не пытали физически, но давили морально и искушали. Сколько людей пишут явки с повинной, оговаривая себя, признаваясь во всех смертных грехах! Взять, к примеру, один вопиющий случай, который, если так можно сказать, закончился благополучно. Человек признается в убийстве и изнасиловании своих собственных малолетних детей. Получает срок и едет в колонию. Дорогой и уважаемый читатель не сможет представить того, что с ним вытворяли, выбивая эти признания. Не сможет он представить, как осужденные сами наказывают людей, осужденных по подобным статьям. Но проходит время, и наша доблестная милиция ловит маньяка, который признается в преступлениях, за которые сидит наш герой. Ему повезло. Его выпускают и даже сажают следователей… А не попадись настоящий маньяк, так и сидел бы этот мученик до скончания своего срока… И сколько вот таких по России сидит – одному Богу известно. Думаю, процентов тридцать от всех заключенных…

Другому человеку дают срок за убийство. Он не признает своей вины, пытается оспорить решение суда. Проходит четыре года. Неожиданно в другом регионе ловят банду киллеров, которые признаются в убийстве, за которое сидит наш герой. Хорошо, что в другом регионе… Попадись банда в его родном городе в руки к тем же следователям, не сомневаюсь, этот эпизод замяли бы, и пришлось бы ему сидеть до конца срока. Ему повезло. Дело раскрутили, и его отпустили. Следователям ничего – ну, может быть, пожурили немножко, объявили выговор. Человеку выплатили компенсацию миллион рублей за четыре года, проведенных в тюрьме. Про него сняли фильм, который несколько лет назад продемонстрировали на НТВ. Он сетует: «Как можно оценить четыре года, проведенных в тюрьме? У меня умер отец, ушла жена, потеряна работа!» Меня потрясли кадры интервью с прокурором и судьей. После всего случившегося, после того, как стало ясно, что они засадили невиновного человека, прокурор, существо женского пола, вместо того чтобы ему в ноги кинуться и прощения просить, упорно вещает: «Мы проводили следственный эксперимент! Он, сидя в кафе на дне рождения с друзьями, отлучался в туалет на некоторое время, за которое мог переодеться, добежать до места преступления, совершить его, преступление, и вернуться в кафе». Мог?! И не важно, что время, затраченное на такую вот пробежку, сравнимо с рекордами на чемпионате мира по легкой атлетике!

Находясь по эту сторону колючей проволоки, я увижу еще очень много таких «чудес». Все было бы смешно, если б не было так грустно, если бы за всем происходящим не стояли судьбы конкретных людей…

6 апреля 2005 года, как раз в мой день рождения, в очередной раз истекал срок моего содержания под стражей. Я надеялся, что судьба сделает мне подарок и меня отпустят домой под подписку о невыезде. Но не тут-то было… Я с нетерпением жду момента, когда меня повезут в суд. Последняя поездка мне показалась приятной экскурсией. За мной приезжали четыре милиционера на шестой модели «жигулей» без опознавательных знаков. Заковав меня в наручники и посадив на заднее сиденье между двумя оперативниками, мы ехали по городским улицам к Басманному суду. Я жадно всматривался в проезжающие автомобили, в лица водителей, с интересом рассматривал здания и дома, смотрел на прохожих. Экскурсия длилась недолго. Подъехав к зданию суда, мы зашли с центрального входа. В коридоре я увидел жену, друзей и родственников. Они были совсем рядом. Если бы не наручники, то можно было бы поздороваться за руку со своими близкими. Тогда я ощутил и прочувствовал тонкую, зыбкую грань между свободой и неволей. В тот раз судья удовлетворила ходатайство прокуратуры о продлении моего содержания под стражей и оставила в тюрьме. Вспоминая полученные тогда от поездки положительные эмоции и впечатления, я жду очередного выезда. На улице весна, конец марта.

В шесть утра в камере гаснет тусклое ночное освещение, зажигается дневной свет.

«На Пэ, собираемся на выезд», – слышится голос надзирателя. Я встаю, заправляю кровать, одеваюсь. Есть совсем не хочется, но я впихиваю в себя геркулесовую кашу и выпиваю стакан крепкого чая. Жду. Тихо работает телевизор. Гремят засовы, открывается дверь, и в камеру заходят надзиратели – проверка. Мой сокамерник делает доклад: «В камере четыре человека, дежурный по камере Загрядский».

«На Пэ готов?» – обращается ко мне надзиратель.

«Готов», – отвечаю я.

Они уходят. В коридоре гулко громыхают двери других камер. Проверка продолжается. Снова режет слух скрежет замков, и дверь нашей камеры опять с грохотом открывается. «Это за мной», – понимаю я. Дежурный офицер ведет меня на личный досмотр. Раздеваюсь. Надзиратель тщательно прощупывает и осматривает каждый шовчик, старательно переписывает мой нехитрый гардероб. «Брюки черные, ботинки черные, майка черная, куртка пуховая черная, шапка спортивная черная» – я подписываю квитанцию. Я еще не успеваю одеться, как к нам подходит незнакомый мне человек. Вижу бирку на его камуфляже – «Спецназ ФСИН России». Он на голову выше меня и шире в плечах. Мы выходим из здания во дворик. Вместо «жигулей» меня поджидают две «газели» – с надписями «ФСИН России» и «Спецназ ФСИН России». Рядом толкутся человек пять, здоровенных, в малиновых беретах – охранники. Меня сажают в «газель», и мы мчимся в Басманный суд…

От увиденного я впадаю панику. Надо сказать, что появление этих охранников меня напрягло. Они действительно производили сильное впечатление. «Что-то случилось? Меня хотят убить?» – растерянно перебираю я в голове различные версии происходящего. «Господи, да кому я нужен! – успокаиваю я себя. – От моих показаний никакого толку! Ни тем, ни этим».

«А тогда для чего все это нужно?» – у меня продолжают всплывать вопросы, на которые я пока не нахожу ответов.

Мы приехали. Внутренний дворик Басманного суда. Выходим из машины и поднимаемся в зал судебных заседаний. Шествие возглавляет двухметровый спецназовец с автоматом неизвестного мне образца с глушителем… Я прикован наручниками к конвоиру. Позади идут вооруженные автоматчики. Мы заходим в зал, и меня сажают в клетку. Один автоматчик остается снаружи, остальные занимают места в зале в последнем ряду. В зал заходят растерянные родственники и адвокат. Последний подходит ко мне и, заметив мое состояние, спрашивает: «Вас не били?» У меня пересохло во рту, и я лишь отрицательно мотаю головой и прошу воды.

Спектакль продолжается недолго. Бездарный актер Лахтин выдает ставшую уже привычной ложь: «Хотел скрыться, убежать…» Адвокат ходатайствует об изменении меры пресечения на подписку о невыезде. Я поддерживаю это ходатайство, но прокуратура категорически против.

Все решено заранее. Поездка в суд – это формальность, исполняемая лишь для создания видимости правосудия, но ничего общего с ним не имеющая. В России все судебные решения принимаются задолго до оглашения приговора.

Подарок на день рождения отменяется. Мы возвращаемся. Весь в мыслях, ничего не замечая вокруг себя, ничего не слыша, я выйду из этого состояния только в тюрьме. Обыск, и я попадаю в камеру. Без сил падаю на шконку и долго смотрю в потолок…