Константин Писаренко - Елизавета Петровна. Наследница петровских времен

Похоже, вице-канцлер вовремя понял значение убийства Синклера и не замедлил проинформировать о том императрицу. Офицеров-убийц (капитана Куртеля, поручика Левицкого и четырех нижних чинов) Андрей Иванович желал колесовать, но в итоге они поплатились ссылкой в Сибирь, откуда всех вызволила… императрица Елизавета Петровна, спрятав вместе с семьями от любопытных глаз в Казани и обеспечив всем необходимым, от денежных компенсаций до врачебной помощи. А еще она сменила им фамилии и повысила в звании: Туркеля – до подполковника, Ликевича – до майора, прочих – до прапорщиков. Ущерб от их «услуги» Остерман нейтрализовал, срочно откомандировав в Турцию канцелярии советника Карла Каниони с инструкциями для маркиза Луи Вильнева, французского дипломата, уполномоченного Россией подписать с османами мир. Разгром турок при Ставучанах, приведший к капитуляции Хотина 19 (30) августа и падению Ясс 3 (14) сентября, гарантировал России возврат Азова. При неудаче Миниха трактат заключили бы на основе довоенного статус-кво, и заключили бы непременно тогда же, в сентябре или октябре 1739 г.

16 (27) декабря 1739 г. в Санкт-Петербург приехал посол Франции Иоахим Шетарди. Хотя кризис миновал, в придворных кругах по-прежнему царила тревожная атмосфера. Маркиз так описал ее: война с турками, «истощившая страну», «предоставление главных должностей иностранцам», выдвижение в наследницы Анны Мекленбургской «побудили некоторыя из значительнейших русских фамилий искать наиболее подходящих средств, чтобы освободиться от ига чужеземцев и ввести в России при помощи революции новую форму правления. Князья Долгоруковы, Нарышкины и Голицыны составили с этой целью неудавшийся заговор, пытаясь возбудить всеобщее волнение и заставить взяться за оружие подданных… разсчитывая на поддержку со стороны Швеции, они хотели… устранить царицу, принцессу Анну и супруга ея, принца Вольфенбюттельскаго, равно как и всю семью герцога Курляндского, истребить, кроме того, немцев или прогнать их из страны… Согласно этому невыполненному замыслу принцесса Елизавета должна была быть провозглашена императрицей… Виновники заговора, вынужденные пытками сознаться в своих преступлениях, были казнены в Новгороде…

Рассказывают также и о другом заговоре в Москве. Несомненно, что в империи замечается сильное брожение». Бедные Долгоруковы – Василий Лукич, Иван Алексеевич, Сергей и Иван Григорьевичи – сложили головы на эшафоте 8 (19) ноября 1739 г. невинно. Улик против них не имелось. Формально всех казнили за так называемое подложное завещание Петра II, прочившее в государыни четвертую царскую невесту – Екатерину Долгорукову. В действительности царица и Остерман, напуганные затишьем перед революционной бурей, били наугад, исходя из логических рассуждений. Долгоруковы и Голицыны мутили воду в 1730 г. Могут и теперь. Нарышкина С.К., политэмигранта во Франции, обвинили в соучастии тоже, на всякий пожарный случай[14].

Ни Елизавету Петровну, никого из придворных цесаревны не засудили. А за что? Она и свита вели себя вполне примерно. На Бирона и вовсе не пала даже тень подозрения. Тем не менее немецкая партия как будто прозрела. Той же осенью 1739 г. на первый план выдвинулся кабинет-министр Артемий Петрович Волынский, пожалованный членом триумвирата 3 (14) апреля 1738 г. Пожалованный по ходатайству Бирона. Однако за полтора года галантный сановник умудрился понравиться Анне Иоанновне настолько, что императрица простила новому любимчику и петергофский инцидент лета 1739 г., сочинение письма, разоблачающего интриги Остермана, с нравоучениями в адрес самой царицы. А нравоучений и возражений государыня, как мы знаем, не терпела. Волынскому же нотации сошли с рук.

Мало того, именно ему в октябре или ноябре 1739 г. Анна Иоанновна доверила подготовку программы реформ, отвечавшей чаяниям российского дворянства. Наверняка прислушалась к совету главы Иностранной коллегии, знавшего, чем крепка соперница двух Анн Елизавета – сочувствием общественного мнения, дворянского прежде всего. Артемий Петрович с энтузиазмом взялся за работу и… обрек себя на плаху. Возникла коллизия: кто в кабинете реформ будет главным? Как и раньше, закулисный премьер Бирон или инициатор перемен, Волынский. Младший фаворит государыни торопился с проектом, за пару месяцев привлек к консультациям десятки чиновников высокого ранга от сенаторов до личного секретаря императрицы, обсудил с ними мельчайшие детали по разным вопросам. Между тем самый актуальный вопрос о лидерстве повис в воздухе и до февраля 1740 г. так и не прояснился. Бирон напрасно ждал от соперника каких-либо компромиссных вариантов урегулирования проблемы. Волынский, видно, и не задумывался о том.

В итоге, когда 5 (16) февраля 1740 г. в Зимнем дворце, в приемной герцога Курляндского кабинет-министр на глазах у всего двора влепил пощечину В.К. Тредиаковскому, а затем вытолкнул поэта взашей вон, Бирон счел демарш демонстрацией силы и отказом от какого-либо диалога. По окончании празднеств в честь мира с Турцией, в конце февраля – первой декаде марта, обер-камергер пожаловался Анне Иоанновне на дерзость ее нового любимца, припомнив и взбучку Тредиаковскому, и прошлогодний петергофский казус. Императрица при посредничестве Остермана постаралась развеять дурные мысли главного фаворита. Повторно Бирон атаковал в первой половине апреля, натравив на Волынского обиженного кабинет-министром секретаря Военной коллегии Андрея Яковлева, который обвинил бывшего патрона в казнокрадстве.

Донос Яковлева впечатление на государыню произвел. 4 (15) апреля Артемий Петрович угодил в опалу, 13 (24) апреля – под домашний арест. Слуга вельможи Василий Кубанцев, напуганный допросами в Тайной канцелярии, подтвердил правоту Яковлева, а еще перечислил ряд фактов, вызвавших у царицы сомнение в лояльности Волынского. К розыску привлекли наиболее активных советчиков реформатора – архитектора Петра Еропкина, горного офицера Андрея Хрущева, морского офицера Федора Соймонова. Ничего определенного собеседования с ними не установили.

В принципе Бирон своей цели достиг. Соперника повалил, ибо Анна Иоанновна Волынского, оказавшегося неблагонадежным, к власти не вернула бы. Отныне русскому «немцу» светила ссылка, и скорее всего не в деревню. Добивать поверженного врага герцогу не имело смысла. Потому и высока вероятность того, что очередное чистосердечное признание Василия Кубанцева (он их писал чуть ли не ежедневно) от 4 (15) мая 1740 г. никем не инспирировалось. Следствие вели двое – А.И. Ушаков и И.И. Неплюев. Иван Иванович к «людям» Бирона не принадлежал. В отличие от Ушакова. Однако в роковой день 4 (15) мая допрашивал Кубанцева лишь Неплюев, некогда российский резидент в Турции, из команды Остермана. А тому топить Волынского вроде как незачем. Наоборот, вице-канцлер, верно, сожалел о потере того, кто реально мог нейтрализовать популярность Елизаветы. Так что, судя по всему, холоп по доброй воле обвинил барина в том, что тот стремился стать «первым человеком в государстве», подобием императора. И как на это отреагировала Анна Иоанновна, понятно. После пыток предводителя и его конфидентов, ничего нового не выявивших, «республиканцев» все равно осудили на смерть. Императрица помиловала четырех из семи. Волынскому, Еропкину и Хрущеву 27 июня (8 июля) 1740 г. отрубили головы[15].

Итак, первая «дуэль» между русской и немецкой партиями, партиями Елизаветы и двух Анн, завершилась вничью. Пока они собирались с мыслями и силами для второго поединка, политическая конъюнктура в империи существенно изменилась, ибо 12 (23) августа 1740 г. Анна Леопольдовна родила мальчика, названного при крещении Иваном. Цесаревна не преминула учесть данное обстоятельство при расчете новой комбинации, про запас.

Обвенчали молодых – принцессу Анну Леопольдовну и принца Антона-Ульриха Брауншвейг-Люнебургского – 3 (14) июля 1739 г. Брак являлся чисто политическим. Невеста к жениху не питала сердечной склонности, несмотря на шесть лет знакомства и участие юноши в боевых действиях с турками. Обоих свели вместе, опять же, ради недопущения к престолу Елизаветы Петровны, в наивном уповании на то, что рождение мальчика снизит общественный кредит доверия цесаревны. Однако «светлая голова» дочери Петра и на сие отыскала «противоядие». Императору Иоанну, коли взойдет на трон в малолетстве, потребуется регент. Им станет Бирон, который, немного погодя, ссылаясь на возраст царя, передаст бразды правления в руки императрицы Елизаветы.

Кстати, у герцога план партнерши энтузиазма не вызвал. Показался неисполнимым и крайне опасным лично для него. Тем не менее, поколебавшись, с ним согласился и, когда пробил час, не замедлил взяться за реализацию. Авторитет тайной союзницы ободрял и вдохновлял на подвиг. Как оба общались, и почему мнительная Анна Иоанновна не разоблачила козни дуэта? Разумеется, контактировали заочно. При посредничестве Иоганна-Германа Лестока, придворного врача, лечившего еще Екатерину I. Очевидно, Бирон убедил императрицу в том, что хронически страдает от чего-то, в чем лучше кого-либо разбирался доктор цесаревны. Потому царица и не обращала внимания на периодические консультации тет-а-тет возлюбленного с эскулапом. Полагаю, и в августе, и в сентябре 1740 г. ни герцог, ни Елизавета вариант с новорожденным младенцем не воспринимали как приоритетный. На пути ведь стоял не ребенок, а Анна Иоанновна. О том, каким образом добиться ее отречения от престола, принцесса и размышляла в ту пору. Сколько бы продлился поиск, неизвестно. Внезапно, в одно мгновение, нужда в нем отпала.