Андрей Фадеев - Воспоминания

54

То же тогда, что теперь серебром.

Андрей Михайлович писал эти строки под влиянием воспоминания о двадцатилетнем вождении его с землею (1838–1858 гг.), а также по личному и наглядному опыту. Но спустя лет пять, в 1863 году, при раздавании наградных земель на Кавказе, ему было Высочайше пожаловано 5500 десятин земли в Ставропольской же губернии, и участок был отведен немедленно. Первые годы доходов не давал, и ценность земли не превышала трех рублей за десятину, но через несколько лет начал приносить доход и повышаться в цене, только уже по кончине А.М. Ему не было суждено попользоваться самому хоть чем нибудь от своих земель; но в отношении детей, душевная забота Анд. Мих. и Ел. Пал. была вознаграждена. Н.Ф.

Так называемые от реки Иргиза, по берегу которого монастыри расположены. Глубокий и быстрый Иргиз пользуется большим уважением у раскольников, считающих его даже священным, на подобие индийского Гангеса у индусов. Прибрежные монастыри служили целью для пилигримства многочисленным богомольцам и центром для вкладов, стекавшихся к ним со всех концов старообрядческой Руси. Они служили также неистощимым золотым руном для многих местных, губернских и уездных властей, усердно занимавшихся стрижкою оного. Особенно женский монастырь и скиты чаще других подвергались операции подстрижения, вследствие причины самого таинственного характера и под предлогом, по-видимому, самым невинным и безупречным. К уединенному берегу монастыря, периодически являлись особы из предержащей власти, в виду доставить себе маленькое развлечение от многотрудных дел и позабавиться ловлением в водах Иргиза рыбки. Это безобидное упражнение приводило монастырь в великое смятение: честные старицы вступали в переговоры с чиновниками-рыболовами, умоляли не нарушать спокойствия их тихих вод и предлагали за то велие вознаграждение, которое всегда и принималось по таксе, определенной любителями рыбной ловли, которые затем и удалялись, хотя с пустыми неводами, но с полными карманами, — что, действительно, могло назваться ловлением золотой рыбки. Загадка казалась мудреная, но, в сущности совершенно простая. Многократный опыт проявил, что при ловле рыбы по соседству с монастырем, закинутые сети и невода доставляли на берег не только лещей и окуней, но и остатки трупов и костей новорожденных младенцев, и это доказывало, что небесные человеки во ангельском образе праведных инокинь не единственно занимались умерщвлением плотских страстей, но также и поблажкою их, а вещественные последствия препровождались на дно реки. Это могло навлекать на монастырь большие неприятности и затруднение, которые он предпочитал устранять посильными взносами от щедрых приношений ревнителей древнего благочестия.

Рославлев под старость имел привычку иногда запивать недели на две и запивал очень оригинально. Как только наступала такая потребность, он надевал дорожное пальто, засовывал в обширные карманы несколько штофов водки, отправлялся в сарай тут же у себя во дворе, садился в стоявший там поломанный тарантас, и крикнув: «пошел в Пензу» — выпивал маленькую толику рюмочек водки и улегался спать. Так как он в действительности ездил из Саратова в Пензу, — где у него было много родных и весь город знакомый, — бесчисленное множество раз, то отлично знал все станции и весь их персонал; и в своих воображаемых путешествиях, при всяком пробуждении от сна, оказывалось, что он приехал на какую нибудь станцию, где его встречал знакомый смотритель; происходила радостная встреча и веселый разговор; Рославлев громко говорил и за себя, и за смотрителя. — «А! Семен Федотыч, здорово старина, как живешь-можешь? — «Помаленьку, батюшко Лев Яковлевич, помаленьку. Бог грехам терпит, — что редко к нам жалуете, соскучились за вами!» — «Спасибо, дружище; ну что жена, детки?» — «Слава Богу, здравствуют, — а ваши собачки все ли в добром здоровье?» — «Да что, братец, вот Порхай морду себе надсадил, а Залетай лапу занозил, стары становятся. Ну а что соседи, как поживает Тарас Иваныч?» — «Ничего-с, здоровы, на днях трех волков затравили, а помещица Пелагея Власьевна двойнят родила». «Ну, и слава Богу. Выпьем-ка, старина, на радостях по рюмочке». Затем выпивались рюмочки за себя и за смотрителя, следовало нежное прощание, и дальнейший отъезд в Пензу. Эта процедура и разговоры с смотрителями, конечно варьируемые по обстоятельствам, повторялись неупустительно на каждой станции. Вся суть, разумеется, заключалась в финале, то-есть в рюмочках. По достижении Пензы, странствие без промедления обращалось вспять, в Саратов; продолжалось обыкновенно недели две, и по приезде в Саратов, Лев Яковлевич вылезал из тарантаса с пустыми штофами, но с бодрой головой, по прежнему веселым, любезным старичком, на несколько месяцев, до новой экскурсии в Пензу, не выезжая из своего сарая.

Саратовская губерния в то время была не то что теперь, когда она убавлена значительными урезами, присоединенными к другим губерниям. Тогда она имела в окружности до двух тысяч верст, а народонаселения в ней было до двух миллионов душ. Кроме губернского города Саратова, в ной находилось двенадцать уездных городов. Пространством и народонаселением она превосходила королевства: Датское, Португальское, Вюртембергское, царство Польское и многие другие.

Граф А. Г. Строганов выразил А. М. Фадееву письменно свое удовольствие по поводу этого назначения, так как приглашал его на службу к себе еще прежде, о чем упомянуто выше.

Андрей Михайлович считал своей обязанностью поблагодарить графа Киселева не за возведение свое в губернаторство, а за лестный его отзыв о нем Государю, причем заявил о своем желании побывать в Петербурге. Граф Киселев ответил ему следующим письмом:

«Милостивый Государь, Андрей Михайлович. На письмо Ваше от 13-го сего мая, честь имею ответствовать, что принятое мною участие в новом назначении, Всемилостивейше Вам данном, есть последствие убеждения моего, что Вы принесете на новом поприще более пользы, как для целой губернии, важной в столь многих отношениях, так и для управления государственными имуществами; не только мне приятно будет, если вы продолжите влияние Ваше на устройство некоторых частей управления до ныне бывшего под непосредственным Вашим начальством, но я покорно прошу Вас, кроме обязанности возложенной на Вас проектом учреждения о управлении государственными имуществами, принять все управление, и по всем частям, в особенное Ваше руководство и направить по Вашему усмотрению все действия палаты и нового управляющего, который будет следовать всем Вашим указаниям. О желании Вашем приехать в С.-Петербург сообщено мною графу Строганову и от Вас зависеть будет обратиться к нему с просьбою о том в то время, когда Вы признаете приезд Ваш удобнейшим. Ваш покорнейший слуга графи П. Киселев. Мая 27 дня, 1841 года.