Владимир Сыромятников - 100 рассказов о стыковке

Надо отдать должное как авторам, так и заказчикам книги, издателям НАСА. Они объективно изложили имевшийся материал, практически не допустив искажений, не скатившись на позиции холодной войны, которая возобновилась к моменту выхода книги. Очень сдержанно и аккуратно, стараясь не наносить обид, отмечались недостатки и издержки нашей системы, правила и ограничения, которые были навязаны нам и усугубились конкретными людьми. Позже мне пришлось читать в США и другую литературу, написанную в стиле, который очень напоминал советский, его можно назвать империалистическим реализмом.

Книгу с дарственной надписью американских авторов я впервые увидел у В. Кубасова в конце 70–х и выпросил ее у Валерия почитать. «Партнерство» было настолько интересно, что я даже снял с книги ксерокопию для себя и аккуратно переплел ее. Эта довольно «слепая» копия была у меня под рукой долгие годы, пока уже в середине 90–х коллеги из НАСА не достали мне полноценный экземпляр. Книга мне очень пригодилась при работе над этой главой об ЭПАСе.

В книге «Партнерство» не использовались секретные материалы, которые, наверняка, имеются в США. На них, на закрытые архивы в обеих странах, тоже интересно было бы взглянуть. Может быть, я доживу до этого времени.

Так получилось, что я вносил исправления в рассказ о книге «Союз и Аполлон» в январе 1996 года, находясь в Хьюстоне. В ЦУПе, где мы осуществляли поддержку очередного, уже третьего по счету полета американского «Спейс Шаттла» со стыковкой с нашей орбитальной станцией «Мир», мы встретились с Гленом Ланни и вспомнили старое доброе время. Он сказал, что жена тоже подталкивала его написать книгу об ЭПАСе, и добавил: «Ведь все это было чудом — miracle».

Наверное, пришло время воспоминаний. Мне будет очень интересно прочесть рассказы наших партнеров о советских проектах.

В июле 1976 года, отмечая первую годовщину стыковки на орбите «Союза» и «Аполлона», держа в одной руке книгу, лучший подарок, который мы сделали сами себе к этому юбилею, а в другой — бокал шампанского, я сказал: «Самое важное наше свершение за последний год, после того что нам удалось сделать по проекту ЭПАС, это написать и издать книгу"Союз и Аполлон"».

Не раз мне приходилось слышать, что ЭПАС ничего не дал ни нашей советской космонавтике, ни американской астронавтике, что он был лишь политическим цирковым представлением. Пилотируемые космические полеты — это очень дорогие представления, и если уж их устраивать (а это отдельный вопрос), то это надо делать всем миром. Фактически, это стало ясно всем только много лет спустя.

Что же действительно дал экспериментальный проект «Союз — Аполлон» обеим странам — СССР и США, всей пилотируемой космонавтике? Ответить на этот вопрос непросто, прежде всего, потому что результат складывался из нескольких составляющих: технической, политической и даже социальной. Полностью осветить даже одну техническую сторону, наиболее близкую мне, инженеру, тоже непросто, для этого необходимо привлечь более широкий круг специалистов. Тем не менее, решившись описать дела и события, связанные с ЭПАСом, я должен сделать выводы. Этому научила меня творческая инженерия, мой технический фундамент. Кроме того, вторая часть рассказов о последующих этапах моего пути в космонавтике в большой мере связана с описанными делами и событиями, ставшими своеобразным мостиком между двумя периодами холодной войны и новым периодом кооперации 90–х годов.

ЭПАС оказался весьма длительным и дорогостоящим проектом. Он стоил нашей головной организации НПО «Энергия», ближайшим смежникам и космической отрасли в целом огромных средств. Трудно подсчитать все прямые и косвенные расходы, затраченные на проект. Деньги на космонавтику и «оборонку» в СССР считать было не принято, да и практически невозможно — объективных, не искаженных показателей не существовало. Однако такие факты, как пять лет напряженной работы тысяч высококвалифицированных специалистов, пять летных кораблей и ракет–носителей, большое число макетов и моделей, 17 только одних АПАСов, огромное число других приборов и подсистем, говорят сами за себя.

Что, кроме престижа страны Советов, получили мы за все эти огромные усилия? В совокупности не так уж и мало, ведь не все можно выразить в денежном эквиваленте. По крайней мере проект «окупился» намного лучше, чем, скажем, участие в лунной гонке по программе H1—Л3.

Прежде чем просуммировать то, что дал ЭПАС советской космонавтике, надо еще раз упомянуть о том, что бы он мог дать, владей руководители проекта и космической отрасли настоящей стратегией. К сожалению, все они, даже сам Устинов, воспитанник самого Сталина, смотрели наверх. У Брежнева, казалось бы, не было более высокого верха, но и он оглядывался вокруг, на других членов Политбюро и ждал от советской космонавтики, за достижения которой получил не одну награду, только безоговорочной победы. Для всех них престиж, доказательство того, что на переднем краю науки и техники социализм, по крайней мере, не хуже капитализма, оставался главным, всё подавляющим мотивом для указаний и действий. Если бы по–настоящему мудрое руководство позволило некоторый дополнительный риск, обновленный, усовершенствованный «Союз» с компьютером на борту лет на пять раньше, чем это произошло на самом деле, влился бы в программу ДОСов (это направление стало основным для советской пилотируемой космонавтики).

Хотя новый компьютеризированный корабль к 1975 году не создали, часть его бортовых систем и модернизированную наземную аппаратуру НИПов подготовили, отработали и ввели в действие в ходе работы над ЭПАСом. Обновленный, дооснащенный наземный комплекс управления (НКУ) с ЦУПом под носом, у нас в Подлипках, о котором мы мечтали долгие годы, следует поставить, наверное, на первое место в ряду технических средств, полученных советской космонавтикой в результате ЭПАСа.

Если продолжить перечень наземных услуг, которые создали по постановлениям ЦК и Совмина, то к НКУ надо добавить еще несколько важных наземных сооружений. Это «американская» пристройка на «двойке» Байконура, в которой после ЭПАСа испытали сотни кораблей «Союз» и «Прогресс», а также ряд сооружений в Звездном и в ИКИ Академии наук. Там, в лаборатории ИКИ, где осенью 1974 года мы выполнили контрольную стыковку, в 80–е годы проводились испытания научной аппаратуры, летавшей на ДОСах и по другим, беспилотным программам «Интеркосмоса». Несколько слов о космической науке.

После ЭПАСа международная кооперация в этой области получила широкое развитие, поскольку проект стал хорошим примером для будущего сотрудничества. В ходе работы над ЭПАСом подготовили и провели в общей сложности дюжину совместных экспериментов. Дополнительно у нас и у американцев была собственная научная программа. К отбору экспериментов привлекли лучших ученых обеих стран. С нашей стороны работами руководил академик Р. З. Сагдеев, директор ИКИ. Как было принято официально говорить, эта деятельность внесла весомый вклад в мировую науку, фундаментальную и прикладную. Здесь уместно сказать, что, к сожалению, ни в рамках ЭПАСа, ни в ходе других программ, ни нам, ни американцам, ни ученым других стран пока не удалось осуществить настоящего прорыва науки в космос: до сих пор не сделано открытий, превративших бы орбитальные лаборатории в тот новый уникальный экспериментальный комплекс, который дал бы человеческой цивилизации по–настоящему космический, неземной продукт, недоступный для земных лабораторий. Только в этом случае появился бы настоящий стимул для космических исследований и смысл для полетов с орбитальными скоростями за пределы земной атмосферы и тяжести. Такого сделать в XX веке, похоже, не удалось никому. Несмотря на большие достижения, космические исследования в большей мере продолжают оставаться наукой в себе. Оговорюсь, что это мое личное мнение, с которым, наверное, не согласятся настоящие ученые.