Анна Тургенева - Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума

Такими были устремления русских "мистиков", приводившие их к антропософии; такой была эпоха исканий — обновления религиозного сознания, на фоне которой читается книга Аси Тургеневой. И что же сама автор ее, что нам сказать о ней? Ася Тургенева… Неслучайно троюродная внучка И. С. Тургенева Анна Алексеевна захотела именоваться Асей: так возникает аллюзия на одну из тургеневских героинь, — вообще на тип тургеневских девушек. С ними Асю Тургеневу роднят душевная чистота и возвышенность внутреннего строя, способность к самоотверженной любви. Фотографии 1910-х годов донесли до нас одухотворенный облик юной женщины. Особенна выразительным кажется нам снимок Аси, сидящей в Гётеануме: сложенные на коленях руки, как бы бессильно поникшие плечи — поза совершенного смирения в сочетании со взглядом, полным обреченности, почти трагическим… Антропософская монахиня — вот странное на первый взгляд словосочетание, тем не менее точно, по-нашему мнению, характеризующее феномен Аси Тургеневой. Отказавшись от личного счастья, Ася полностью отдалась антропософии — делу Штейнера, которое он и вслед за ним его ученики понимали как закладывание основ новой культуры. Ася вносила туда свой вклад в качестве эвритмистки, резчика по дереву на архитравах Гётеанума, стекольного гравера… Была она и интересным художником со своей самобытной философски-художественной идеей: она хотела научиться изображать действительность, исходя, в духе натурфилософии Гёте, из двух фундаментальных начал — света и тени, бытия и небытия, — и достигла здесь неплохих результатов.

Аскетизм, фундаментальная Асина черта, определил и стиль ее воспоминаний. Буквально о тех же самых событиях, о которых пишет Ася, писали и другие, — и здесь помимо многочисленных мемуаров Белого[3] надо упомянуть книгу "Зеленая змея" Маргариты Волошиной. Исследователям предстоит сравнить все эти эпохальные свидетельства, мы же здесь лишь отметим, что книгу Тургеневой от сочинений близких ей людей отличает лапидарность, точность и краткость, доходящая до сухости, — и это в сочетании с самоумалением и стремлением к предельной объективности. Ася-автор хочет максимально стушеваться, как бы не считая свой внутренний мир достойным предметом читательского внимания. При этом за скупым, казалось бы, изложением фактов: читатель ощущает подлинную глубину, серьезность и постоянное усилие автора в работе над собой. Если стиль — это человек, то стиль "Воспоминаний" А. Тургеневой ипостасно представлен в упомянутой фотографии сидящей Аси. Современный читатель, как бы он ни относился к личности и делу Штейнера, несомненно, оценит литературный талант, духовную проницательность и вообще — высокое достоинстве автора настоящей книги. Русский Серебряный век явил в Асе Тургеневой некую свою весьма изящную и характерную грань. А ее "Воспоминания", прикоснувшиеся — пускай на первый взгляд, — и только на первый! — легко, мимолетно — ко всем "болевым точкам" проблемы "русский духовный Ренессанс и антропософия", — бесспорно, — один из шедевров мемуарной прозы, вызванной к жизни той эпохой.

Попытка воссоздать образ Рудольфа Штейнера на основе личных воспоминаний — дело рискованное. Кто на это решается, тот должен стараться, чтобы личность Рудольфа Штейнера не была ограничена теми рамками, куда ее хочет втиснуть наше современное сознание.

Тем не менее все актуальнее встает проблема основоположника того начинания, которое постепенно являет себя общественности в своей неповторимости и универсальности. Знакомству с этим феноменом самых широких кругов культурного мира способствует энергично начатое издание полного (включающего в себя свыше 300 томов) собрания сочинений, а также ряд публикаций записных книжек Рудольфа Штейнера.

Взяв в руки любую из книг Рудольфа Штейнера, ощущаешь самым непосредственным образом: в каждом слове присутствует он сам, всеми фибрами своего человеческого существа, — хотя личностный элементе тексте начисто отсутствует.

Вряд ли сохранились письменные свидетельства первых лет его деятельности в качестве духовного исследователя. Лишь незадолго до смерти Рудольф Штейнер описал в своей автобиографии "Мой жизненный путь" свое обращение к ней и дискуссии как со своими современниками, так и с достижениями XIX столетия. В это время его работы о сочинениях Гёте по естествознанию и первые книги по теории познания закладывали фундамент для новых духовных исследований.

Мы обязаны Людвигу Клеебергу ценнейшими данными, касающимися тогдашней деятельности Рудольфа Штейнера в Теософском обществе: Л. Клееберг присутствовал при ней, будучи молодым студентом. Живой образ Рудольфа Штейнера доносят до нас воспоминания священника Фридриха Ритгельмайера. Речь в них идет о последних годах деятельности Рудольфа Штейнера, — преимущественно в связи с "Христианской общиной". Прекрасная книга Маргариты Волошиной "Зеленая змея" охватывает значительный промежуток времени; однако в ней есть существенные пробелы, чему причина — частые отъезды М. Волошиной из Дорнаха. — Из множества лиц, которые в своих воспоминаниях осветили с самых разных сторон образ Рудольфа Штейнера, мы упоминаем лишь этих троих. Однако до сих пор не существует систематического описания его деятельности в дорнаховские годы, основанного на личных впечатлениях: это непосильная задача для одного автора. Тем не менее мы обязаны предпринять для этого все возможные усилия.

Каким был Рудольф Штейнер в повседневной жизни? А каким во время лекций? Как он общался с людьми? Эти вопросы ставит новое поколение на подступах к делу Рудольфа Штейнера. Все реже встречаются те люди, которые могут ответить на них на основании личного опыта. Мне довелось находиться с ним рядом практически без перерыва с весны 1912 года вплоть до дня его смерти, причем с 1914 года — в Дорнахе. Только преодолевая себя, я уступила требованию описать то, что пережила в этот отрезок времени. Это лучше удалось бы тем, кто был близок Рудольфу Штейнеру. Надо было передать, по возможности объективно, сами по себе незначительные происшествия, добавляющие тем не менее еще один штрих к образу Рудольфа Штейнера. Бесконечно многое исчезло из памяти. Так, не всегда его высказывания переданы дословно, хотя я полностью ручаюсь за их смысл и способ его выражения. Описывая ряд ситуаций, я рассказываю в своих воспоминаниях о дорнаховской жизни и строительстве дорнаховского Здания.

Наиболее обстоятельно я останавливаюсь на деятельности Рудольфа Штейнера в области искусства. Оценка его новаторства в этой сфере — удел будущего. Его самобытность сказывается не только в новых руководящих импульсах, расточаемых им повсюду, но и в проявлениях его в качестве художника-творца.