Феликс Керстен - Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача. 1940-1945

Такой план составили в Стокгольме Гюнтер и Керстен, и после длительной подготовки Керстен явился в Германию к Гиммлеру, чтобы выяснить, прислушается ли тиран на краю гибели к голосу благоразумия и здравого смысла. Позволит ли он, – спросил Керстен, – переправить всех скандинавских военнопленных в Швецию, чтобы они были там интернированы? Нет, – ответил Гиммлер, – это слишком сложно. Тогда разрешит ли он, – спросил Керстен, – собрать всех скандинавских пленных в одном лагере, откуда при необходимости их можно будет переправить в Швецию? На это Гиммлер согласился – при условии, что транспорт для их перевозки предоставит не Германия, а Швеция. Он позволил доставить в Германию – разумеется, тайно – полторы сотни автобусов для перевозки пленных в Швецию. Кроме датских и норвежских военнопленных, Гиммлер прибавил к ним в качестве личного подарка Керстену 1000 голландских женщин, 1500 француженок, 500 полячек и 400 бельгийцев при условии, что Керстен получит для них убежище в Швеции, а также 2700 евреев, которых следовало переправить в Швейцарию. Узников для перевозки в Швецию следовало собрать в лагере Нойенгамме. Это соглашение между Гиммлером и Керстеном было заключено 8 декабря 1944 года и письменно подтверждено 21 декабря. 22 декабря Керстен вернулся в Швецию и сообщил Гюнтеру о неожиданном успехе своей миссии.

Теперь оставалось только прислать автобусы. К февралю 1945 года все было организовано. Колонна в 100 автобусов Шведского Красного Креста была собрана и отправлена в Германию. Они получили известность как «белые автобусы» и находились под начальством полковника Готтфрида Бьорка, которого сопровождал вице-президент Шведского Красного Креста, известный общественный деятель, которого Керстен по просьбе Гюнтера представил по телефону Гиммлеру, – граф Фольке Бернадот.

Фольке Бернадот играл такую важную и, как покажется некоторым, поразительную роль в оставшейся части истории, что необходимо сделать паузу и предупредить все возможные недоразумения. Поскольку он уже мертв и не может дать ответа, важно не допустить поспешных обвинений в его адрес и превратного истолкования его мотивов. Тем не менее факты благодаря обилию документальных свидетельств совершенно ясны. Бернадот первый пытался приписать себе более важную роль, чем в действительности сыграл, а впоследствии, в неразумном стремлении монополизировать всю славу свершившегося подвига, стал претендовать на позицию, которую можно было защитить лишь неприличной саморекламой и клеветой в адрес противников. Остается только удивляться, каким образом в принципе благородный человек дошел до таких глубин падения. Возможно, этому энергичному, пусть и не слишком умному деятелю позиция простого посланника казалась недостаточной. Возможно, наивный, довольно тщеславный человек, непривычный к тонким и сложным переговорам, искренне считал свою роль более серьезной, чем она была в реальности. Возможно, в Швеции нашлось достаточно людей, которые, с досадой вспоминая свой бесславный нейтралитет во время войны, поспешили превратить шведского принца в защитника гуманизма. И еще следует помнить, что многие при дворе Гиммлера, понимая, что возмездие не за горами, постарались вцепиться в посетившего их Фольке Бернадота, находившегося в родстве с королем нейтральной Швеции, как в будущего патрона и покровителя, в своем тщеславии вполне податливого к их лести, а от лести было недалеко и до обмана. Так или иначе, какие бы мотивы ни подвигли впоследствии графа Бернадота на неуместные притязания, он дорого заплатил за них. Ведь если бы не сфабрикованный им миф о своих подвигах, его едва ли бы избрали посредником ООН в арабо-израильской войне 1948 года и он бы не принял в Палестине безвременную смерть от пули убийцы.

Я назвал Бернадота «простым посланником», имея в виду, что, хотя он имел полномочия обсуждать детали операции с Гиммлером, не в его власти было инициировать или вести политические переговоры. Собственно, ему было нечего инициировать или вести, так как все уже инициировал Гюнтер, а переговоры провел Керстен. Тем не менее, вследствие политического невежества Бернадота, а может быть, из-за того, что он получил недостаточно четкие объяснения, вскоре начались недоразумения. Они связаны с тем, что после заключения 8 декабря договора с Гиммлером Керстен в сотрудничестве с Гюнтером добился новых успехов. В частности, он пообещал Хилелю Шторьху, главе Шведского отделения Всемирного еврейского конгресса, по возможности добиться переправки в Швецию еще 3500 еврейских заключенных. Гиммлер согласился на это, но неожиданно Бернадот (к удивлению Гиммлера и досаде Керстена) отказался брать заключенных нескандинавского происхождения. Однако в итоге, после визита Керстена к Гюнтеру в Стокгольм, эти затруднения были улажены[7], и 21 апреля кульминацией трудов Керстена по спасению евреев стал один из самых ироничных эпизодов всей войны: тайная встреча в имении Керстена Харцвальде Гиммлера, главного палача евреев, и Норберта Мазура, члена совета Стокгольмского отделения Всемирного еврейского конгресса, которого Керстен лично привез из Швеции для этой цели[8]. Этот поразительный разговор описан самим Мазуром[9]; в его ходе были улажены последние детали, и два часа спустя Гиммлер сообщил Бернадоту, что евреи могут отправляться в Швецию: «Я обещал это моему доброму доктору Керстену и должен держать обещание; кроме того, я уладил все детали с господином Мазуром». Бернадот забрал евреев и получил от стокгольмского раввина похвальную грамоту[10].

Важно заметить: хотя Гиммлер, по всей видимости, решил, что Бернадот пользуется языком антисемитизма – вполне возможно, по тактической необходимости, – нет никаких причин предполагать, что отказ Бернадота брать евреев был вызван антисемитскими мотивами. Наоборот, свидетельства говорят об обратном, так как Бернадот также отказался брать французских и польских заключенных. Судя по всему, полученные им инструкции позволяли ему забрать только скандинавских пленных; но 27 марта, благодаря успеху других переговоров, эти инструкции были расширены и включали уже всех жертв фашистского притеснения.

Тем временем 12 марта Керстен выполнил программу Гюнтера, подписав еще один договор с Гиммлером. Согласно этому договору[11], Гиммлер обязался не выполнять приказ Гитлера взрывать концлагеря при приближении союзных армий, а, наоборот, сдавать их под белым флагом вместе со всеми заключенными и прекратить все казни евреев. Наконец, в ночь с 21 на 22 апреля Гиммлер попросил Керстена передать союзникам предложение о капитуляции. Керстен не стал вмешиваться в политику и перепоручил Гиммлера Бернадоту, который добросовестно передал его послание в Стокгольм.