Дэвид Маккаллоу - Братья Райт. Люди, которые научили мир летать

Уилбур несомненно знал Оливера Хоу. Однако неизвестно, насколько хорошо. Неизвестно также, хотел ли Хоу отплатить Уилбуру за что-либо или просто находился под воздействием наркотиков. Кроме краткого упоминания в дневнике епископа Райта, ни в семейной переписке Райтов, ни в воспоминаниях нет никаких сведений ни о происшествии, ни о том, как оно повлияло на Уилбура. Видимо, семья сочла нужным забыть этот неприятный случай и он остался лишь в укромном уголке памяти Уилбура. Но, несомненно, происшествие на катке изменило его жизнь.

В течение многих недель он страдал от мучительных болей лица и челюсти, затем ему пришлось вставить искусственные зубы. Травма повлекла за собой серьезные проблемы с пищеварением, учащенное сердцебиение и приступы депрессии, которые длились все дольше и дольше. Семья все больше беспокоилась. Разговоры о Йеле прекратились. Слабая здоровьем мать заботилась об Уилбуре как могла, но ее собственное состояние становилось все хуже, поэтому он начал присматривать за ней.

«С такой сыновней преданностью мало что может сравниться», – писал епископ. Он считал, что благодаря Уилбуру жизнь матери была продлена по меньшей мере на два года. По утрам она обычно чувствовала в себе достаточно сил, чтобы спуститься с посторонней помощью на первый этаж, но вечером Уилбур должен был относить ее наверх.

Брат Лорин был, кажется, единственным из всех, кто разочаровался в Уилбуре. «Чем занимается Уилл? – писал он Кэтрин из Канзаса, куда уехал попытать счастья. – Он же должен что-то делать. Он по-прежнему повар и горничная?»

Уилбур оставался затворником, в большей или меньшей степени привязанным к дому, в течение трех лет – и в этот период он начал читать так много, как никогда раньше.

Дом Райтов, средоточие жизни семьи, с виду и по размерам был скромным. Он располагался в сравнительно небогатом районе. Подобно большей части улиц Дейтона, Хоторн-стрит оставалась немощеной вплоть до начала нового века. Дом номер 7 с двумя липами и каменной коновязью перед ним представлял собой узкое белое каркасное строение и ничем не выделялся среди других зданий на улице. Обращало на себя внимание лишь затейливое крыльцо с верандой, которое построили братья.

В доме было семь комнат – три внизу, четыре наверху, все очень маленькие. Лишь 60 сантиметров отделяли дом Райтов от соседнего дома номер 5, примыкавшего к нему с северной стороны. Протиснуться между строениями можно было только боком.

Братьям было уже хорошо за 20, когда в доме появился водопровод. Каждую неделю мылись, сидя в бадье с горячей водой: ее ставили на полу в кухне и опускали занавески. На улице были открытый колодец, деревянный насос для подъема воды из него, туалет и каретный сарай. Электричества в доме не было, но имелось газовое отопление и освещение. Еду готовили на плите, которую топили дровами. Общая стоимость дома и имущества составляла примерно 1800 долларов.

Парадная дверь открывалась с крыльца в небольшую переднюю, но обычно все входили и выходили через боковую дверь на веранде, которая вела в большую гостиную. Если идти отсюда, то передняя была справа, а столовая и кухня – слева. По узкой, покрытой ковровой дорожкой лестнице можно было попасть наверх, в спальни.

Недорогая обстановка первого этажа была в викторианском стиле – такую в те времена можно было найти в большинстве домов Огайо, да почти и всей страны: тюлевые занавески на окнах в передней, необитые деревянные кресла-качалки, часы производства фирмы «Гилберт» на каминной полке, которые били каждые полчаса и час, дубовый буфет с зеркалами в столовой. Благодаря высоким потолкам, скромным размерам и простоте обстановки комнаты казались не такими крошечными, какими были на самом деле.

Наверху имелось только самое необходимое – кровати, комоды и ночные горшки. Исключение составляли лишь книжный шкаф и стол со сдвижной крышкой в спальне епископа, расположенной в передней части дома, выходящей на улицу. Уилбур спал в средней комнате, Орвилл и Кэтрин – в комнатах в задней части дома. Из-за того что тепло исходило только из газовых каминов на первом этаже, в холодную погоду двери в спальни приходилось держать широко открытыми.

Всего лишь в нескольких кварталах от дома проходила железная дорога, поэтому свистки паровозов были обычным звуковым сопровождением по ночам во все времена года. Запах дыма из паровозных топок был запахом дома.

Только собрание книг семейства Райт было не скромным по количеству и не рядовым по составу. Епископ Райт, всю жизнь любивший книги, горячо настаивал на том, что чтение – бесценно.

Складывается впечатление, что, выбирая между формальным образованием в школе и неформальным дома, он больше ценил второе. Епископ никогда особенно не волновался, если дети пропускали школу. Если кто-то из них предпочитал провести один-два дня дома из-за работы над проектом или за интересным и достойным, на его взгляд, занятием, то проблем не возникало. И естественно, чтение считалось исключительно достойным времяпрепровождением.

Книги, которые епископ считал «очень серьезными», в основном по теологии, хранились в его спальне, остальные же – бо́льшая часть – гордо стояли на видном месте в гостиной, в высоком книжном шкафу со стеклянными дверцами. Там можно было найти произведения Диккенса, Вашингтона Ирвинга, Готорна, Марка Твена, полное собрание сочинений сэра Вальтера Скотта, поэмы Вергилия, «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, «Потерянный рай» Мильтона, «Жизнь Сэмюела Джонсона» Босуэлла, «Историю упадка и разрушения Римской империи» Гиббона, а также Фукидида. В библиотеке были также книги по естествознанию, по истории США, о путешествиях, история Франции в шести томах, сборник упражнений по правописанию, книга Дарвина «Происхождение видов» и два полных выпуска энциклопедий.

Все в доме постоянно читали. Кэтрин любила романы Вальтера Скотта, Орвилл – «Дом о семи фронтонах» Готорна, в то время как Уилбур, особенно во время своего затворничества, читал все подряд, но особое предпочтение отдавал историческим трудам.

Когда епископ бывал дома, он тоже проводил время за чтением. Кроме того, его можно было найти в публичной библиотеке, где он со страстью занимался генеалогией. Будучи человеком, свято верившим в важность семьи, он в то же время мало что знал о собственном происхождении и происхождении своих детей. Ему хотелось, чтобы они знали об этом как можно больше. Кроме того, он хотел, чтобы они обладали здравым смыслом, имели восприимчивый ум и умели мыслить самостоятельно. О Милтоне Райте говорили, что его голова никогда не переставала работать. «Он свободно говорил со своими детьми на любые темы, – рассказывал Орвилл, – за исключением зарабатывания денег – этому вопросу он уделял мало внимания».

Среди духовных книг, стоявших на полках в спальне епископа, были работы «великого агностика» Роберта Ингерсолла, прочесть которые епископ всячески побуждал братьев и Кэтрин. Очевидно, именно под влиянием книг Ингерсолла братья приняли решение прекратить регулярно посещать церковь. Эту перемену епископ воспринял вроде бы без особых возражений.

Интересно, что, несмотря на самоотверженное отношение епископа к работе в церкви, религия почти не упоминается ни в его письмах к детям, ни в их письмах к нему. Среди домашнего убранства не было ни религиозных изображений в рамках, ни цитат из Библии, за исключением цветной гравюры святой Доротеи, которая висела слева от газового камина в передней гостиной. Но это была та часть комнаты, где Орвилл держал свою прислоненную к стене мандолину, а святая Доротея считалась покровительницей музыки.

Много лет спустя один из друзей сказал Орвиллу, что он и его брат всегда были примером того, сколь многого могут добиться американцы, не имеющие особых преимуществ. «Но это неправда! – решительно возразил Орвилл. – Нельзя говорить, что у нас не было особых преимуществ… В нашу пользу говорит то, что мы росли в семье, где всегда поощрялась пытливость ума».

В начале 1889 года, будучи еще учеником старших классов, Орвилл устроил в каретном сарае за домом типографию, что, очевидно, не вызвало возражений со стороны епископа. Заинтересовавшись на какое-то время печатным делом, Орвилл проработал два лета подмастерьем в местной типографии. Он разработал и построил печатный станок собственной конструкции, использовав для этого списанную опорную стойку, дефектную пружину и разный металлолом. «Мои отец и брат, видя мою решимость стать печатником, спустя некоторое время купили мне небольшой печатный станок», – объяснял позднее Орвилл. С помощью Уилбура, уже готового начать жизнь заново, он начал печатать газету «Вест-сайд ньюс», посвященную жизни и интересам той части Дейтона, где они жили, – расположенной на западном берегу реки.