А. Минаева - «Много писать мне мешали бои…»: фронтовые записи 1941-1945 годов

И согрелась во фляжке вода

И взгляни посмотри на Анюту

Докажи что ты парень гирой

Посмеемся над смертушкой лютой

Посмеемся над нею вдвоем

Эту встречу и тот зимний вечер

Не забыть низачто никогда

По всей видимости, песня истребительного полка и пелась на мотив «Песни военных корреспондентов». С конца 1942 г. Апрелевский и Ногинский заводы восстановили производство грампластинок, на которые «легли все лучшие песни, рожденные войной», среди первых была и «Песня военных корреспондентов» М. Блантера, К. Симонова ( Скороходов Г. Звезды советской эстрады. Очерки об эстрадных певцах, исполнителях советской лирической песни. М., 1986. С. 87). Хотя явной зависимости от текста Симонова не наблюдается, влияние его топики вполне ощутимо: установка на неофициальную репрезентацию военной профессии; мотив выпивки за свою службу.

«Песня военных корреспондентов»

Без глотка, товарищ,

Песню не заваришь,

Так давай по маленькой хлебнем!

Выпьем за писавших,

Выпьем за снимавших,

Выпьем за шагавших под огнем

(Симонов К. Стихотворения. Поэмы. М., 1982. С. 78).

Песня истребительного полка

Выпьем небольшую чарку фронтовую

Мы на зло коварному врагу

за любовь и дружбу —

за родную службу

В истребительном полку.

Варьирование текста довольно незначительно, оно обусловлено как устным, так и письменным бытованием текста. В некоторых случаях лексические замены связаны с тенденцией к смысловой однородности текста, конкретные и более точные значения подменяются менее точными, но в большей степени соответствующими общему смыслу: «Они, точно братья, сроднились» – «Они точно братья сражалис»; «Себя подбодряли дружки» – «Себя подобрали дружки»; «по снежному полю» – «по минному полю».

Текст В. Лебедева-Кумача

Дрались по-гвардейски, по-русски

Два друга в пехоте морской.

Один паренек был калужский,

Другой паренек – костромской.

Они, точно братья, сроднились,

Делили и хлеб и табак.

И рядом их ленточки вились

В огне непрерывных атак.

В штыки ударяли два друга,

И смерть отступала сама.

– А ну-ка, дай жизни, Калуга!

– Ходи веселей, Кострома!

Но вот под осколком снаряда

Упал паренек костромской.

– Со мною возиться не надо…—

Он другу промолвил с тоской.

Я знаю, что больше не встану, —

В глазах беспросветная тьма…

– О смерти задумал ты рано,

Ходи веселей, Кострома!

И бережно поднял он друга,

Но сам застонал и упал…

– А ну-ка, дай жизни, Калуга…

–  Товарищ чуть слышно сказал.

Теряя сознанье от боли,

Себя подбодряли дружки,

И тихо по снежному полю

К своим поползли моряки…

Умолкла свинцовая вьюга,

Пропала смертельная тьма.

– А ну-ка, дай жизни, Калуга!

– Ходи веселей, Кострома!

(Песни военных лет / Сост. Е.С. Русанова СПб., 2005. С. 163–164).

Вариант из блокнота Короля

Дралис по героски по

руски, два друга в

пехоте морской.

Один паренек был колужский

другой паренек комстромской

Они точно братья сражалис

делили хлеб и табак,

и ленточки рядом их

вились вогне беспрерывных

атак

Штыки ударяли два друга

И смерть отступала назад

Анука дай жизни Колуга

<Копись> веселей Кострома

И вот под осколком снаряда

упал паренек комстромской

Со мною возится не нада

Он другу промолвил с тоской

Я знаю что больше не встать

в глазах беспросветная тьма

О смерти задумался ты рано

Ходи веселей Кострома

И бережно поднял он друга

А сам застонал и упал

А нука дай жизни Калуга

товарищу тихо сказал,

Потеряли сознания от боли

Себя подобрали дружки

И тихо по минному полю

К своим поползли моряки

Замерла свинцовая вьюга пропала

смертельная мгла Анука дай

жизни Калуга ходи веселей

Кострома

Некоторые интонационно-ритмические особенности песни из блокнота Короля позволяют предположить, что она сохранила следы традиционного фольклорного распева: «Богословии мя мать родная, в чужу сторонку еду я»; «Не столько кости собирала а сколько слез она напрасно пролила».

Кубанский текст

Прощай, Кубань моя родная

И вы, предобрые друзья.

В недобрый час вас покидая,

Быть может, на смерть иду я.

Быть может, меткая винтовка

Из-за куста меня сразит.

И басурманин злобный, ловкий

В горах мой череп раздробит.

млодая на труп мой

И с криком воздух оглашая,

На тело птицы налетят.

Свершилась тризна роковая,

Лишь кости голые лежат.

Над ними ветерок бушует,

Гнездится в черепе змея.

Мой конь казачий словно чует

Несчастье завтрашнего дня.

И кровь, согретая любовью

К родным и искренним друзьям,

Прольется алою рекою

И задымится по холмам.

Последние две строки каждого куплета повторяются (Песни казаков Кубани / Запись текста и подготовка к печати. И.Ф. Варавва Краснодар, 1966. С. 107 (№ 90).

Текст из альбома Короля

Богословии мя мать родная,

в чужу сторонку

еду я.

Может не верная

винтовка из за куста

сразит меня.

Прольется кровь моя

птицы на летят

и я молодинкий

парнишка буду под кустиком

лежать

Приедет мать моя

родная приедет кости

собирать

Не столько кости собирала

 а сколько слез она напрасно

пролила.

Текст Щипачева

(Щипачев С. Собрание сочинений: В з т. Т. I. М., 1978. С. 157.)

Текст Чурбанова

опять весна над русскими полями

ты писем ждешь недели торопя,

их много с фронтовыми штампелями

скапилось за три года у меня,

Пускай у писем далека дорога,

Но мне от мыслей хорошо моих

Ведь эти письма я руками трогал

И ты, читая, будешь трогать их