Д. Дандуров - Шота Руставели

Помимо суб'ективных причин, свойственных его философско-созерцательной натуре, были, очевидно, еще и другие обстоятельства, более сложные, чем нежелание Тамары и Сослана обострять страсти. Его личная трагедия имела более глубокие корни, чем это может показаться с первого взгляда. Его не могла не угнетать мысль, что победа, которую он доставил Тамаре и Сослану, привела в конце концов к примирению его друзей с его врагами. Между тем с этой борьбой он несомненно связывал более широкие цели.

Все эти обстоятельства заставили Шота покинуть свою родину. Этот гениальный сын своего народа исчез бы бесследно, если бы на родине у него не оставался брат Чахрухадзе, который сохранял связь с Шотой и был в курсе всех подробностей его путешествия. Из элегии Чахрухадзе, посвященной гибели поэта, мы узнаем о последних годах жизни автора «Вепхис ткаосани».

Шота едет через Аравию в Индию, Китай, затем плывет по Волге и поднимается в Россию; отсюда Черным морем он едет в Константинополь, Египет, вновь в Аравию и направляется в Иран, где задерживается на некоторое время, а затем, как сообщает Чахрухадзе, гибнет на пути в Грузию. Сведения эти характерны во многих отношениях.

Нет никакого сомнения, что слава Руставели сделала его имя популярным не только в Грузии, но и на Востоке. Она сопутствовала ему в скитаниях по чужим краям. Вполне естественно, что Шота, избравший местом действия своей поэмы Аравию и Индию, захотел прежде всего посетить эти страны. Надо думать, что в том душевном состоянии, в котором он находился, он останавливался в каждой стране ненадолго и направлялся дальше.

Он захотел также посетить Россию – родину одного из героев его поэмы, Придона. Может быть, отсюда, через земли половцев, он думал вернуться домой, но, видимо, получил известия, что приезд его несвоевременен. Он вновь направляется в путь, но куда? Он едет в Константинополь, в Египет и отсюда опять в Аравию – в Иемен, Багдад.

Маршрут, который совершил Шота, требовал немало времени, особенно в ту далекую эпоху. Его путешествие продолжалось не менее трех-четырех лет. Надо было иметь много средств, чтобы окупить все расходы, связанные с этим путешествием. Очевидно, средства эти присылал его брат Чахрухадзе. Вместе с деньгами он получал, конечно, известия о том, что происходило на родине, о настроениях, господствовавших в стране по отношению к нему – поэту-изгнаннику.

Возвращение его на родину оказалось, очевидно, невозможным, и Шота, пробыв около четырех лет в скитаниях, решил где-нибудь обосноваться. Он выбрал Иран. Здесь, видимо, его хорошо знали, и он встретил радушный прием. Неизвестно, сколько времени пробыл здесь Шота, но решил уехать и отсюда. Чахрухадзе думает, что по дороге из Ирана на родину он погиб от разбойников. Возможно, что Чахрухадзе сам не знал правды об участи своего брата после того, как тот покинул Иран, и, не получая больше от него никаких известий, решил, что Шота погиб.

В XVIII веке стало известно, что в монастыре св. Креста в Иерусалиме имеются памятники о том, что здесь кончил свою жизнь Шота Руставели. Этот факт остался непроверенным, и трудно сказать, насколько он соответствует действительности. Во всяком случае человек, который вел такую упорную борьбу против «каджей», возглавляемых патриархом Микелем, человек, который в своей жизнерадостности был так далек от византийского аскетизма, должен был пережить большую трагедию, чтобы кончить свою бурную жизнь в монастырском уединении.

В своей трагической судьбе Шота не одинок. За двести почти лет до него кончил жизнь в изгнании Фирдоуси. Спустя сто лет после Руставели та же участь постигла Данте. Три великих поэта таких трех разных стран, как Иран, Грузия и Италия, кончили жизнь в изгнании.

Но их роднит между собою не только общность судьбы. Они глубоко национальны в своем творчестве и в то же время переросли национальные пределы, создав произведения, вошедшие в мировую литературу как лучшие образцы поэтического творчества.

Они национальны, потому что источником их творчества был народ, к которому они принадлежали и судьбу которого делили. Они общечеловечны, потому что их гений облек жизнь их народа в совершенную поэтическую форму и сделал ее культурным достоянием всего человечества.

Фирдоуси сюжетом своей поэмы «Шах-Наме» взял существовавшие в письменном виде сказания о той борьбе, которую приходилось веками вести иранским народам, обосновавшимся в Передней Азии, с кочевыми племенами, двигавшимися с Востока.

Борьба Ирана с кочевниками, в частности с тюркскими племенами, появлявшимися из Средней Азии, послужила сюжетом для сказаний, которое составили содержание «Шах-Наме». Сказания об этой борьбе слагались постепенно, получали письменную форму, и, когда Фирдоуси взялся за их переложение в стихи, это была уже огромная эпопея, охватывавшая период правления до пятидесяти царей.

«Шах-Наме» – совершенно самобытное народное творчество. Это – эпопея борьбы Ирана с кочевыми племенами, воплощенная в величественную поэму гением Фирдоуси.

Вся эта эпопея проникнута борьбой Ирана и Турана, но Фирдоуси не просто об'ективно излагал уже создавшийся в народе эпос – он воспевал геройство Ирана и его богатырей в борьбе с Тураном, тюркскими и иными племенами, разорявшими его родину. И в его художественном преломлении Иран вырастает в могущественную страну, сокрушающую своих врагов силами доблестных сынов своих.

Конечно, все творчество Фирдоуси было чуждо и враждебно тюркским завоевателям Ирана. И когда тюрк Махмуд Ганзневийский упрочился на родине Фирдоуси, стало ясно, что рано или поздно настанет день, когда эти две силы – физическая и духовная – должны будут столкнуться. Было ясно также, на чьей стороне будет внешняя победа. Фирдоуси должен был покинуть свой родной Тус и превратиться в изгнанника.

В иных социальных условиях находилась Грузия при Руставели. Грузия так же, как Иран, подвергалась нашествию кочевых племен, но эти нашествия носили особый характер. Территория, занятая Грузией, сама по себе была непригодна для кочевых хозяйств. Но степи, граничившие с нею с юга и востока, были излюбленным местом кочевников, заходивших сюда зимой, чтобы летом, когда в степях выгорает трава, уйти в горы.

Кочевники сами по себе не были опасны для Грузии. Она легко подчинила их при Давиде Восстановителе и Тамаре. Но земледельческие государства Передней Азии – Иран, Аравия, Турция – были кровно заинтересованы в том, чтобы отвести кочевые народы от своих земледельческих центров и направить их к окраинам государства, к пограничным с Грузией степям. В случае надобности, они поддерживали кочевников вооруженной силой, помогая им продвигаться к северу. Степи Ширака, Караяз, Мугани, Нигала оказались районами, куда охотно отвлекались нежелательные для стран Передней Азии элементы. На этой почве постоянно возникали военные столкновения с Грузией.