Д. Дандуров - Шота Руставели

В эпоху Руставели Грузия владела всеми степями, граничившими с нею, и границы ее простирались на востоке до Дербента, а на юге – до Хоросана и Трапезунда. Она не закрыла кочевникам доступа к степям, а, наоборот, была сильно заинтересована в них, получая с них дань и ведя с ними торговлю. Хатаетия, куда Тариель по предложению Нестан-Дареджан предпринял поход для приведения данников к покорности, и была населена степными кочевыми народами.

Грузия была могущественным государством и держала кочевников в подчинении. Всякая борьба внутри государства могла привести к его ослаблению и неизбежно должна была повлечь за собою поражение и новые опустошительные нашествия кочевников. Устойчивость государственной власти при таких условиях делалась вопросом существования всего народа, поэтому особенно опасными оказывались те элементы, которые свои узкие групповые интересы ставили выше интересов государства.

Шоту мы видим в числе тех, кто выступает против этих своекорыстных групп. Он не принадлежал к высшей феодальной знати, давно обосновавшейся в Грузии, но не был также и из тех, кто выдвигался из служилых элементов в ряды привилегированной новой знати, шедшей на смену старым феодалам.

Шота принадлежал к мехскому племени, пришедшему в Грузию позднее. Отсюда не следует, что социальное положение Шоты было отличным от остальной феодальной знати. Он принадлежал к высшим группам мехского феодального общества, но общества, имевшего свои особые интересы в существовании сильной государственной власти.

Италия времен Данте также состояла из отдельных раздробленных республик, внутри которых шла борьба между феодальными группами и возросшим торговым капиталом, заинтересованным в первую очередь в об'единении Италии и прекращении феодальной раздробленности, тормозившей развитие торговли.

Были два центра, стремившиеся об'единить Италию, – папы и германские императоры. Вокруг них и группировались основные силы Италии. Гвельфы, представлявшие интересы торгового капитала, группировались вокруг пап, феодальное же дворянство – гибеллины – искало опоры в императорах и стремилось, главным образом, к защите своих групповых и областных интересов под крылом императорской власти.

Данте, начав свою общественную жизнь в родной Флоренции, примкнул к гвельфам, хотя сам он был по происхождению дворянин. Начало его деятельности отмечено стремлением пап и императоров притти к соглашению. В связи с этим старые партии, в особенности гвельфы, стали испытывать кризис в то время, как надежды гибеллинов оживлялись.

Гвельфы раскололись на две группы – сторонников пап и сторонников императоров. Но нашлись и более радикальные элементы, которые не хотели ни тех, ни других и стремились к самостоятельной роли в национальном об'единении Италии. К этой группе, повидимому, примкнул и Данте, которому после победы гибеллинов пришлось покинуть родной город.

И Фирдоуси, и Руставели, и Данте не были оторваны от реальной действительности. Каждый из них был связан тончайшими нитями, всей своей повседневной жизнью с судьбами своей страны, и это обстоятельство сказывалось прежде всего на характере их творчества.

Что является основным признаком духовной жизни народа? Его язык. Письменность всех народов имеет одну характерную особенность. Возникая в определенный период культурного развития народа, она затем застывает на этом уровне, и в то время, как живой, разговорный язык развивается и испытывает все те влияния, при которых протекает жизнь народа, письменность продолжает веками сохранять установившиеся формы, делаясь предметом монополии ограниченного круга привилегированных лиц, владеющих в совершенстве «грамотой».

В период феодализма письменность такого вида оказалась недоступной народу. Жизнь его находит свое изустное отражение в песне, сказках, преданиях. Возникают две линии развития культуры – живая народная форма, в большинстве изустная, и оторванная от народа, застывшая в древних формах, книжная письменность.

Великое значение Фирдоуси, Руставели и Данте заключается в том, что эту письменность они сделали народной, создали литературный «письменный» язык, положив в его основу живую, разговорную народную речь.

Фирдоуси не просто переложил сохранившиеся народные сказания в стихи. Эти сказания существовали в письменном виде, но на древнем книжном языке – «пахлевийском». Фирдоуси пишет свои стихи живым народным языком, придав ему высшую выразительность художественного слова.

Грузинская письменность велась на древнем языке, давно потерявшем свою жизненность в народе, но сохранившемся как язык церковный. Наряду с ним возникла письменность для обслуживания нужд государства, служилый язык, более близкий к народному. Но народный грузинский язык не имел своей письменности, своего литературного выражения.

Произведения, написанные на живом народном языке, появлялись в Грузии и до Руставели. Но только Шота постиг глубины грузинского языка и придал ему совершенство художественной чеканки. Никто не владел грузинским языком с такой виртуозностью, как Шота. Он в буквальном смысле слова создал литературный язык своего народа, как создал его Фирдоуси для Ирана и для Италии Данте. Здесь также считалось дурным тоном писать на «вульгарном» народном языке. Для «высоких материй» существовал латинский язык. Данте первый отказался от этой традиции и обратился к сокровищнице народной речи. Этому богатству он придал совершенную форму и вернул его своему народу в виде такого шедевра, как «Божественная Комедия».

Мы видим, что три великих поэта средневековья имели не только общую судьбу. То, что было причиной их изгнания и скитаний – близость к народу и его интересам—открыло им доступ к бесценному кладу народного гения, который был сокрыт от ваора целых поколений. Они вдохнули жизнь в этот клад и сделали его достоянием не только своего народа, но и предметом восторга всех культурных стран.

Связь с эпохой, с судьбами своего народа с особенной силой проявлялась у Фирдоуси, Руставели и Данте в художественном отражении окружающей действительности.

Фирдоуси имел перед собой эпос целого народа и даже народов, где событиям был придан неправдоподобный преувеличенный характер, а отдельные лица получили изображение в таких сказочных, мифических и даже анекдотических формах, что совершенно выпадали из действительности.

В своей бессмертной эпопее Фирдоуси очеловечил богатырей, сделав их реальными, художественно впечатляемыми. Он достиг того, что его герои являются живыми людьми, творящими дела, не только понятные для всех, но и нужные, такие, к совершению которых каждый должен стремиться, защищая свою родную землю. И все же нельзя забывать, что Фирдоуси мог использовать уже созданный рядом поколений эпос, который его гению оставалось оживить и претворить в вечные образы.