Гэри Лахман - В поисках П. Д. Успенского. Гений в тени Гурджиева

На первый взгляд ничего особенно странного в этой жизни нет. Осокин – одаренный и умный подросток с талантом оказываться не в том месте не в то время; многообещающий юноша, который почему-то никогда не выполняет обещанного. В начале романа ему чуть больше двадцати, и он разбит крахом своего романа с красавицей Зинаидой. Поддавшись отчаянию, он заряжает револьвер и думает о том, чтобы завершить свое существование[16]. Но вместо того, чтобы вышибить себе мозги, Иван решает посетить волшебника, обладающего тонким вкусом в бренди и сигарах. (Даже на грани отчаяния жизнелюбивый Петр помнил о своих приоритетах.) Просторная комната волшебника «богато украшена в полувосточном стиле» дорогими персидскими, бухарскими и китайскими коврами. На столе стоят песочные часы. Иван излагает свою печальную историю. «Если бы только я мог вернуть несколько лет этого несчастного времени, которое уже не существует, – стонет он. – Если бы я только мог все сделать по-другому»[17]. Волшебник сообщает ему, что сделать это можно. «Все можно вернуть». Песочные часы можно перевернуть. Но это ничего не изменит: он просто повторит те же ошибки. Далее в романе Иван действительно возвращается в прежние годы, и мы обнаруживаем, что он не впервые встречается с волшебником.

В позднейших размышлениях о повторении Успенский развивал крайне любопытную идею: концепцию реинкарнации не в будущее, а в прошлое. Подобная идея встречается в научно-фантастических фильмах, таких как «Терминатор», где андроида-убийцу отправляют в прошлое, чтобы предотвратить власть машин в будущем. Зло настоящего, считал Успенский, можно уничтожить, только вернувшись в прошлое и вырвав его с корнем. Если источник зла останется, останутся и его последствия, и реинкарнация, которая переносит нас в будущее, не избежит последствий прошлого.

Осознать эту идею непросто. Перерождение в прошлом с намерением изменить его может привести к совершенно другому будущему, настолько отличному, что мы, пришедшие из будущего, в нем не существуем и потому не можем изменить прошлое… Но если не считать таких головоломных мыслей, кое-что об Успенском нам говорит и то, что идея, впервые озвученная им в 1905 году, занимала его и через много лет. Почти через десять лет после сочинения «Странной жизни Ивана Осокина» Успенский писал, что «мы не можем оставить позади грехи прошлого». Если причина зла в прошлом, бесполезно искать ее в настоящем. И человеку нужно возвращаться, искать и уничтожать причины зла, как бы далеко они не находились[18]. Одной из последних работ Успенского перед смертью был перевод «Странной жизни Ивана Осокина» на английский. В рассказах о его последних днях говорится о слабом, умирающем человеке, который возвращается в некоторые места своего прошлого, чтобы запечатлеть их в своем сознании настолько ярко, что он вспомнит их в следующий раз. Становится очевидно, что с начала своей творческой жизни и до ее конца Успенского глубоко волновала возможность изменения прошлого. «Если бы мы знали наверное, что выйдет из наших поступков, – спрашивает Осокин волшебника, – разве бы мы стали делать все, что делаем?»[19].

Больше десяти лет спустя создатель Ивана задаст настоящему волшебнику именно этот вопрос.

В поздние годы Успенский славился галантностью по отношению к женщинам – черта, которой не хватало неромантичному Гурджиеву. Для одной из своих первых учениц он делал чай и покупал множество пирожных с кремом; другая, учившаяся у него позже, говорила, что никто не был к ней добрее и не уважал ее как человека больше[20]. Успенский находил женщин интереснее мужчин и считал, что они принадлежат к «высшей касте», в этом отношении снова расходясь с Гурджиевым. Женщины, по убеждению Успенского, по большей части не участвовали в том, что он называл «историей преступлений». «Тысячи лет они не принимали активного участия в войнах и редко имели отношение к политике или государственной службе. Так они избежали самых преступных и мошеннических сторон жизни»[21]. Однако взгляды Успенского далеки от феминистических. Женщины играют важную роль в развитии жизни, потому что им доверена ответственность за «выбор» – не в простом биологическом смысле, а в вопросах высшего порядка, эстетики и морали. Проблема в том, говорит Успенский, что женщины слишком часто не справляются со своими обязанностями. Поскольку большинство женщин «довольствуются незначительными мужчинами», их главный грех в том, что они не «достаточно требовательны»[22]. Требовательны в чем? Конечно, не в своих практических интересах. Если женщина требует что-то для себя, это «жалкая вульгарность», форма эгоизма, которая и без того слишком распространена. Что же тогда? «Женщины, – говорит он, – недостаточно требуют от мужчины ради его блага»[23].

Женщина с точки зрения Успенского – своего рода идеал, поэтический символ, и ее задача – заставить мужчину выполнять свою высочайшую цель, прикладывать все возможные усилия. Она, пользуясь словами Гёте – Das Ewig-Weibliche/Zieht uns hinan («Вечная женственность. Тянет нас к ней»[24]). В наше холодное циничное время такие идеи выглядят совершенно старомодными: большинство женщин отвергают пьедестал и хотят, чтобы их воспринимали наравне с мужчинами. Но, как и многие другие «неромантичные» современные идеи, эта, принося пользу социальному равенству, приводит к потерям на более широком, метафизическом уровне. Как утверждает Успенский, эротические и сексуальные переживания тесно связаны с эстетическими и мистическими. Он говорит об этом с почти клинической точностью. «В мужчине (или женщине) сильных чувств, – пишет он, – сексуальные ощущения пробуждают новые состояния сознания, новые эмоции… Мистические переживания, несомненно и неопровержимо, имеют привкус секса… Из всех обыденных человеческих переживаний только сексуальные ощущения приближаются к тем, которые можно назвать мистическими… только в любви есть привкус мистического, привкус экстаза»[25]. Отношения между полами – это не просто удовлетворение естественного аппетита, они являются (или, по крайней мере, могут являться) своего рода трамплином в то, что психолог Абрахам Маслоу называл «высочайшими целями человеческой природы». Причина должна быть очевидна. Подобно мистическому и эстетическому, эротический опыт выводит нас за пределы себя, растворяет барьеры эго и открывает нашу сущность широкому равнодушному миру. Влечение мужчины и женщины может привести к одной банальной ночи; а может, подобно истории Данте и Беатриче, привести к прекрасному видению. В оковах эротического мы осознаем странное «различие» между мужчинами и женщинами. Это кажется настолько банальным, что о нем не стоит и говорить, однако само различие между полами мы часто воспринимаем как должное. Именно это «различие» заставляет мужчин видеть в женщинах некий бесконечно привлекательный идеал.

Иван Осокин приобщается к мистической силе эротизма, когда после отчисления из школы и смерти матери отправляется жить к дяде в деревню и встречается с прекрасной и, очевидно, более опытной Танечкой. В первом их объятии «по телу Осокина пробегают тысячи электрических искр»[26]. Вскоре Осокин едет в город на любимой лошади. «Сильные, упругие движения лошади под ним, теплый ветер с запахом цветущей липы и ощущение Танечки во всем теле – все это уносит Осокина далеко от всяких мыслей»[27]. «Танечка – это часть природы, как поле, лес, речка. Я никогда не представлял себе, чтобы ощущение женщины было до такой степени похоже на ощущение природы»[28]. Позднее, когда они собирают грибы, Танечка решает выкупаться в ручье. Осокин, как истинный джентльмен, уходит в сторону и курит в одиночестве. Затем он слышит, как она его зовет. Выйдя на берег, он видит, что она стоит обнаженной, по колени в воде. Но что-то между ними изменилось. Их детская, почти животная игривость стала чем-то иным[29]. Осокин ощущает «в ней огромную тайну, и эта тайна пугает его, волнует и окружает ее магическим кругом, через который он не может переступить»[30]. В ту ночь, когда она спит с ним, очевидно, что она выступает соблазнительницей. Происходило ли подобное с Успенским, неизвестно. Но учитывая живость описаний и страстную реакцию Осокина во время любовной сцены, вполне оправданным будет предположить, что происходило.

Однако не вся романтика в «Странной жизни Ивана Осокина» служит только прелюдией к философии. Часть ее – просто подростковое веселье. И многие рассуждения Успенского о женщинах выглядят не столько описанием их превосходства, сколько откровенной оценкой их очарования. Оказавшегося во время обучения в военной школе в казино Осокина привлекает «странно задумчивая блондинка», черное платье которой с четырехугольным вырезом открывает выпуклость груди. На ее руках видны «белые с синим жилки», и он отчетливо «чувствует в ней женщину»[31]. В Париже он встречает Валери, «высокую блондинку с волосами цвета осенних листьев». Он восхищается ее ступнями в «парижских туфлях на высоких каблуках», но также его привлекает ее ум: она читает Пушкина и изучает историю готических соборов. Но там же он встречает Лулу, «воплощенную нелепость». Лулу – это «нелепость, самая восхитительная, какая только может быть. От нее никогда не знаешь, чего ожидать». Иногда Осокин хочет «выпороть ее», но она, в конце концов, «настоящая женщина». В больших дозах они действуют друг другу на нервы, потому что Лулу «слишком примитивна, чтобы с ней можно было проводить целые дни». Однако он начинает чувствовать, что его жизнь в Париже становится слишком привычной, и вот вмешивается судьба. Вечером за рулеточным столом Осокин теряет все наследство меньше чем за час. Его гладкая легкая жизнь трагически разрушается[32].