Н. Щербинин - Подвиг пермских чекистов

Галим СУЛЕЙМАНОВ

«Небесный» капитан

«Пермь, УНКГБ.

В семь сорок восемь московского времени 10 октября 1943 года в органы госбезопасности явился с повинной агент германских военных разведорганов «Васильев», который сообщил о десантировании вместе с ним трех парашютистов на территории Горьковской области. Третьего следом за «Васильевым» должны были выбросить в районе станции Семеново, имеет задание осесть между Пермью и Свердловском, получил фиктивные документы на фамилию Ворсина.

Приметы «Ворсина»: рост 167, 30-32 лет, шатен, волосы зачесывает назад, хорошо вырисовывается лысина, шрам на нижней губе, походка косолапая, ноги кривые, одет в форму капитана интендантской службы, имеет при себе фибровый чемодан черного цвета.

Немедленно, обеспечив оперативный контакт с УНКГБ Горьковской и Кировской областей, организовать розыск и задержание «Ворсина», не допустить его оседания и легализации в районах сосредоточения оборонных предприятий Урала.

Капитан Недобежкин, вернувшись в свой кабинет, внимательно перечитал только что полученную ориентировку. В течение часа, как требовала резолюция начальника областного управления, следовало разработать и доложить подробный план оперативно-розыскных мероприятий.

Раскрыл атлас железных дорог, нашел станцию Семеново.

«А, — вспомнил он, — луковое раздолье!» Осенью тридцать девятого Недобежкин, получив перевод по службе из города Калинина в Пермь, повез жену на новое местожительство. Зинаида неохотно покидала родные ей края, считала, что едет в Сибирь, которая, по ее разумению, начиналась где-то сразу за Горьким, в дремучих керженских лесах. В Семеново она хмуро глянула в окно вагона и ахнула от изумления. Вдоль поезда ходили местные, с ног до головы увешанные могучими луковыми связками.

В тверской стороне, на болотистых землях, этот слезоточивый овощ не удавался. И Зинаида просто ошалела от лукового изобилия, баснословной дешевизны. Она вытащила Федора на перрон, нагрузила его (добро, ехал в штатском) тяжеленными фиолетовыми и светло-желтыми плетями. С той запомнившейся станции ожила его женушка, перестала Сибири бояться...

Набрасывая план мероприятий, Недобежкин предусмотрел создание подвижной оперативной группы, которая должна стать заслоном на ближних подступах к Перми, постоянный контакт с горьковскими и кировскими транспортниками-чекистами и многое другое. Но главную роль в поисковой операции он отводил Верещагинскому оперпункту, выдвинутому на западную границу области.

В создании его Недобежкин в свое время проявил особую настойчивость. «У нас штаты военного времени, лучших людей передали армейской контрразведке, — доказывали ему, — надо держать наличные силы в кулаке, не распыляться». «А разве плохо, — возражал он, — если этот кулак будет вытянут вперед?» В сентябре сорок первого управление направило в Верещагино двух опытных оперативников, они получили там жилье, перевезли семьи.

Поезд простучал колесами по входным стрелкам, ворвался на свободный путь, заскрежетал тормозными колодками. «Два Феди», — определил Семериков. Так диспетчеры называли для краткости машиниста Фотея Ивановича и его паровоз марки «ФД», сильнейший в мире локомотив, созданный незадолго до войны и названный именем первого чекиста Феликса Дзержинского. Фотей Иванович — орел-машинист. Недавно пришлось ему бессменно отработать 96 часов, вел на запад ответственнейший эшелон.

Семериков пошел вдоль поезда, прощупывая цепким глазом платформы с зачехленными танками. Охрана бодрствует, буксы не дымят, груз закреплен. Внимание привлек шум, возникший в середине состава, и он ускорил шаг. Навстречу боец с винтовкой за спиной вел упиравшегося мальчишку.

— Товарищ капитан, — обрадованно закричал боец, заметив Семерикова, — возьмите «зайца»! Замерзнет, на север едем!

Семериков быстро подошел, взял парнишку за руку.

— Давай сюда путешественника. А куда груз направляется — не кричи об этом на всю станцию.

Боец виновато вытянулся.

«Зайца» привел в оперпункт, усадил на диван, сел рядом.

— Кто таков, почему в воинском эшелоне? — строго спросил он, разглядывая парнишку в упор. Одежонка на нем перелатанная, но ухоженная. Ясно — бежал из дому, воевать охота.

— Вовкой зовут, — нехотя выдавил парнишка, озираясь. — В Ленинград еду, отец у меня там, если живой.

— Не рановато ли собрался? Блокада полностью еще не снята. Где жительство имеешь?

— В Сивинском районе. Воспитательница наша Марь Никодимовна померла летом. И Варька-сестренка померла.

— А, — вспомнил Семериков, — ты из тех, блокадных...

Минувшей зимой он вместе с районным начальством встречал тот печальный эшелон. Ждали ослабленных ленинградских детей, вывезенных через Ладожское озеро. Не думалось, что придется выносить из вагонов на руках чуть живые, легонькие тельца, толсто укутанные во всевозможную одежину. Мария Никодимовна, высокая и костлявая старуха в старомодных ботиках (позднее он узнал, что ей не было и тридцати лет), не давала относить в сторонку окоченевшие трупики, хваталась цепко за них, молча роняла крупные слезы из запавших глазниц. Явственно вспомнил Семериков, как нес к саням мальчика в просторной шапке-ушанке, лицо пепельно-серое, глаза закрыты. На ходу прикоснулся ухом к бледным губам — дышал парнишечка. Не Вовка ли это был?

— Шапка твоя где? — спросил он, и, перебарывая нахлынувшую жалость, резко встал с дивана, отвернувшись, зашарил на полке шкафа. Вытащил форменную фуражку, смахнул рукавом пыль с лакированного козырька.

— Бери носи, не теряй. От тезки твоего осталась. Зимой на фронт уезжал. Хороший был человек.

Пронзительно зазвонил телефон. На проводе — его непосредственный начальник и старший товарищ Федор Семенович Недобежкин.

— Семериков? Один в кабинете? Прими экстренное.

Семериков с присущей ему аккуратностью записывал содержание ориентировки о розыске «Ворсина». Подобные сообщения об объявленных в государственный розыск преступниках поступали часто. Их словесные портреты он и его боевой помощник Черных заучивали, имели в виду, «прочесывая» поезда и вокзалы. И только поставив точку, Семериков сообразил, что на этот раз ориентировка адресована прямо-таки сотрудникам оперпункта.

— Слу-у-шай, Федор Семенович, — враз взволновался он, — этот, упавший с неба, на Пермь нацелен, Верещагино ему не миновать. Вот спасибо тебе, Федор Семенович.

Недобежкин, слышно, ухмыльнулся: