Квинт Эппий Флавий Арриан - Поход Александра

(6) Эти рассказы побудили Александра прийти как-нибудь на помощь ассирийской земле. Он решил в том месте, где течение Евфрата направляют в Паллакопу, прочно преградить сток. Стадиях в 30 подальше земля оказалась каменистой; надо было прокопать здесь канал, соединить его со старым каналом, ведущим к Паллакопе, и тогда вода не просачивалась бы сквозь землю, так как грунт был твердый и воду нетрудно было бы в положенное время повернуть обратно. (7) Ради этих работ Александр доплыл до Паллакопы и по ней спустился к озерам у аравийской земли. Наткнувшись там на прекрасное место, он основал там город, укрепил его и заселил эллинами-наемниками, которые согласились на это, и теми, которые по старости или увечности не годились для военной службы.

Уличив халдеев во лжи (несмотря на их предсказания, ничего плохого с ним в Вавилоне не случилось, но он все-таки торопился выехать из Вавилона раньше, чем приключится какая-нибудь беда), он смело отплыл к озерам, оставив Вавилон слева от себя. Часть флота у него заблудилась в узких проходах за неимением лоцмана; Александр послал его к ним, и он вывел суда на правильный путь. (2) Существует такой рассказ: большинство могил ассирийских царей выстроено среди озер и болот. Александр во время плавания по озерам сам правил триерой; сильным ветром у него с головы снесло шапку с диадемой: шапка, как более тяжелая, упала в воду, а диадему ветер подхватил, и она застряла в тростниках, выросших на могиле какого-то древнего царя. (3) Это он сам истолковал как знамение будущего, тем более, что какой-то моряк, поплыв за диадемой, снял ее с тростника, но, чтобы не замочить ее, держал, плывя, не в руках, (4) а надел себе на голову. По словам многих, писавших об Александре, Александр подарил ему талант за усердие и велел отрубить голову, так как прорицатели тут же объявили: «Нельзя оставить на свете голову, на котором была царская диадема». По словам же Аристобула, талант моряк получил, но был и высечен за то, что надел диадему. (5) Он же говорит, что диадему Александру доставил какой-то финикийский моряк; некоторые же называют Селевка. Это предвещало Александру смерть, а Селевку — великое царство. Что из тех, кто принял власть после Александра, Селевк был самым крупным человеком, что он обладал наиболее царственным образом мыслей и правил обширнейшей после Александра страной это, по-моему, не подлежит сомнению.

Вернувшись в Вавилон, Александр застал Певкеста, пришедшего из Персии; с собой он привел тысяч 20 персидского войска. Привел он немало коссеев и тапуров: ему сказали, что из племен, пограничных с Персией, это самые воинственные. Явился и Филоксен с войском из Карии, Менандр с войском из Лидии и Менид во главе со своей конницей. (2) В это же время явились и посольства из Эллады; послы эти, сами в венках, подойдя к Александру, надели на него золотые венки, словно он был богом, а они феорами, пришедшими почтить бога. От него же недалека была уже кончина.

(3) Он поблагодарил персов за усердие, с которым они выполняли все приказания Певкеста, а самого Певкеста за их превосходное обучение; зачислил пришедших в македонские полки, десятником при каждой «декаде» назначил македонца, над ним македонца «двудольника» и «десятистатерника» (так называли воина по жалованью, которое он получал: оно было меньше жалованья «двудольника» и больше обычного солдатского). (4) Под их началом, таким образом, было 12 персов и замыкающий «декаду» македонец, тоже «десятистатерник», так что в «декаде» находилось четыре македонца, отличенных — трое жалованьем, а один властью над «декадой», и 12 персов. Вооружение у македонцев было свое, национальное; одни из персов были лучниками, другие имели дротики.

(5) В это время Александр часто производил учения на воде: триеры и те из тетрер, которые были на реке, неоднократно вступали в примерные сражения; состязались между собой гребцы и кормчие, и победители получали в награду венки.

(6) Пришли к нему от Аммона феоры, которых он послал спросить, как полагается ему чтить Гефестиона. По их словам, Аммон ответил, что полагается приносить ему жертвы как герою. Александр обрадовался этому ответу и с этого времени возвеличил Гефестиона как героя. Клеомену, человеку худому, натворившему много несправедливостей в Египте, он послал письменный приказ. Я не упрекаю его за этот приказ, отданный из любви к Гефестиону (смерть этой любви не уничтожила) и в память о друге, а упрекаю за многое другое. (7) В письме говорилось: выстроить Гефестиону храм в Александрии египетской, в самом городе и на острове Фарос, там, где на острове стоит башня, сделать его огромнейшим по величине и изумительнейшим по роскоши, назвать именем только Гефестиона и вырезать это имя на тех печатях, которыми купцы скрепляют свои договоры. (8) За это упрекать нечего; только, пожалуй, за то, что он прилагал великое старание к мелочам. Очень упрекаю я его по следующему поводу. «Если я найду, — говорится в письме, — что и храмы Гефестиону выстроены хорошо, и жертвы в них совершаются как следует, то я прощу тебе все прежние проступки, и в дальнейшем, чтобы ты ни натворил, тебе от меня худого не будет». Не могу одобрить такого письма, посланного великим царем правителю большой страны и целого народа, тем более, что правитель этот человек плохой.

А конец Александра уже приближался. Аристобул рассказывает о таком знамении, предвещавшем будущее. Александр распределял по лохам в македонских полках солдат-персов, пришедших с Певкестом и приведенных с побережья Филоксеном и Менандром. Ему захотелось пить; он вышел, оставив царский трон пустым. (2) По обе стороны трона стояли ложа на серебряных ножках, на которых сидели «друзья». Какой-то простой человек (некоторые говорят, что он был из числа находившихся под стражей, но не в цепях), видя, что трон и ложа пусты, а вокруг трона стоят евнухи («друзья» ушли вслед за царем), прошел среди евнухов, поднялся к трону и сел на него. (3) Евнухи не согнали его с трона, блюдя персидский обычай, а, разорвав свои одежды, стали бить себя в грудь и по лицу, будто случилось великое несчастье. Когда Александру донесли об этом, он велел пытать севшего на трон, желая узнать, не совершил ли он этот поступок по приказу каких-то заговорщиков. Тот твердил только одно: ему и в голову не приходило участвовать в заговоре. Тем более, сказали прорицатели, не сулит это добра Александру.

(4) Несколько дней спустя после этого Александр принес богам положенные жертвы, молясь о счастливом ходе событий и исполнении некоторых предсказаний, и сел за стол с друзьями. Пирушка затянулась далеко за полночь. Рассказывают, что Александр роздал войску по лохам и сотням жертвенных животных и вина. У некоторых записано, что он намеревался после попойки уйти в спальню, но ему повстречался Медий, самый верный человек среди тогдашних его приближенных, который попросил его к себе на пирушку; пирушка эта; по его словам, будет ему очень приятна.