Владимир Рекшан - Кайф

Тогда мужиков и накрыли случайно. Приехали серьезные люди и нашли в джинсах у Вити масть. Серьезные люди приехали разобраться по поводу предыдущего кабацкого бэнда, через который в Ленинград шли крупные партии масти. Витя выезжал в Ленинград отнекиваться и отделался в итоге легким испугом, но караси на Чегете шли и шла масть. Никитка закайфовал серьезно и сел на кокнар, а теперь вот - на полтора года. Он был уже на кокнаре, когда его пригласили в Москву работать в известном, а теперь так и просто маститом проф-рок-оркестре. Он там здорово поиграл на скрипке и гитаре, вернувшись после в Ленинград с короткой славой и без единого гроша. Он мне показывал при нечаянной встрече венгерский музыкальный журнал, на обложке которого красовался в полный рост с Телекастером наперевес, Внизу обложки, в ногах у Никитки, помещалась небольшая фотография Лед Зеппелин.

Мне час почти ехать до города и, вспомнив Никитку, я стал вспоминать тех, кому кайф рок-н-ролла вышел боком. Н-да, здесь мы похоже, вышли на уровень мировых стандартов.

Я вспоминаю Валеру Черкасова из группы За, его толковые суждения о музыке и суждения вообще и то время, когда он решил не писать диплом в Университете, а стал дышать химией. Была такая у рок-люмпенов мода, и мне тогда это казалось смешным. Но, вдруг, я узнал, что Валера пытался покончить с собой: взял два скальпеля, упер в стол и уронил на них голову, стараясь попасть скальпелями в глаза. Он не умер, даже уцелел один глаз, но не уцелел разум. Он сам хвастался диагнозом: параноидальная шизофрения. Он стал страшен в общении, словно черные щупальца безумия душили тебя в его присутствии. Говорят, он пытался переложить на музыку Конституцию, озвучивая ее двумя аккордами параграф за параграфом и записывая на магнитофон. Через несколько лет он умер на кухне своей однокомнатной, жарким летом умер в одиночестве, и пришлось жильцам ломать дверь - страшный запах разложения проник в соседние квартиры.

Пусть не многие так кайфовали, но зато с лютым российским упорством. Несколько лет назад умер Александр Давыдов из популярных Странных игр. Несколько отличных музыкантов отсидело за кайф сроки. Добрый мальчик с мягкой улыбкой, приличный поэт, сочинявший тексты для Николая, попался в милицию с двумя граммами пластилина. Отделался легким испугом условного срока. Мальчик проскочил зрелость и похож на старика.

Да и без кайфа кайф рок-н-ролла поразбросал и покосил многих. Российское наше лютое упорство!

Жора Ордановский лет десять упорствовал, пока его Россияне не стали в начале восьмидесятых первой рок-группой города. В январе восемьдесят четвертого Ордановский пропал без вести (в мирное-то время!), и недавно в Рок-клубе провели концерт в его память.

Был у Вити Ковалева приятель, друг детства. Тоже Жора, тоже, как Витя Ковалев, мастеровой, с выразительным лицом парень и крупными рабочими руками. Тот Жора очень любил Дип Пепл. Он так любил Дип Пепл, что изловчился жениться на английской девице и уехал в Англию, чтобы ходить на концерты Дип Пепл. Ходил, наверное. Приезжал через несколько лет, привез Вите Ковалеву фирменные басовые струны. Сидел у Вити на кухне и молчал. Лишь сказал, что работает садовником. И все. Витя Ковалев говорил, будто у английского садовника Жоры такие руки, такие мозолистые и натруженные, что руки нашего тракториста по сравнению с его, Жориными, сойдут за холеные руки пианиста или фокусника.

А Мишка Марский, да-да, Летающий сустав, умотал то ли в Бостон, то ли в Чикаго. И умотал, свинья, даже не попрощавшись.

Я бы мог много вспомнить разного и страшного, на целую повесть! Но электричка уже тормозит возле платформы Балтийского вокзала, и пора вспоминать, для чего я, нарушив трудовую дисциплину, оставил кочегарку и прикатил в город...

У меня в трудовой книжке имеется выдающаяся запись: Руководитель семинара по рок-поэзии. Работай я в собесе, за такие записи не начислял бы пенсии. А мне и не начислят, поскольку никакой рок-поэзии нет. Однако осенью восемьдесят четвертого я заключил с Домом народного творчества договор, по которому обязался обучать слушателей семинара этому несущественному ремеслу.

На общеклубном собрании торжественно объявили о начале работы семинара, и в ближайший понедельник в скромной комнате меня поджидало человек с тридцать. Аудитория представительная. От квазихиппи до резких мальчиков в черных кожанках с бритыми макушками. Троглодиты, олухи царя небесного и неформальные объединенцы - так расписал их мысленно по сословиям. Я хоть и полный георгиевский кавалер рок-музыки, но предстоящее меня волновало. Я прихватил гитару и побрякал олухам перед разговором, как бы давая понять, что свой. Свой не свой, но работа началась.

Но ведь это невыносимо трудно заниматься тем, чего нет!

Сперва я пытался вести разговор в торжественно-академическом стиле и несколько распугал немытых рокеров амфибрахиями. Работать приходилось в потемках, методом тычка и, тыкаясь так, я набрел на Поэтику Аристотеля и стал плясать от Поэтики, как от печки. Получилось ненавязчиво и весело. Немытые рокеры приносили сочиненные тексты, распевали их под гитару, а мне приходилось каждый раз устраивать представление, дабы, ругая услышанное, не тревожить революционных рок-н-ролльных чувств и не заслужить обвинений в конформизме. За достижение почитаю разоблачение плагиата в творчестве одного троглосеминариста. Подправленный до народного ума текст Гумилева выдавал за свой.

Стиль, вроде, был найден, дело двигалось, но как-то пришли трое вежливых таких, в кожаных курточках, с челками, внимательными взглядами и полуулыбками. С магнитофоном пришли и вежливо слушали мои разглагольствования, а в перерыве один спросил:

- Мы хотим показать и обсудить тексты.

Настроение у меня было приподнятое, я только что удачно шутил и разделывался с троглодитскими сочинениями.

- Что ж, давайте тексты. А группа как называется? - Труд.

- Оригинальное название! У вас и запись есть?

- Да, - отвечает подошедший, а те, что с ним, уже прилаживают к розетке магнитофонный провод.

- Что ж, давайте тексты, - повторяю.

Мне протягивают картонную коробку от бобины, на которую наклеено Труд, вырезанное заглавие всесоюзной газеты, и несколько газетных информаций.

- А где тексты?

- А вот. Мы исполняем уже опубликованное и хотелось бы залитовать. Ведь опубликованное литуют сразу, да?

Немытые рокеры (конечно они мытые, просто я так привык их про себя звать) собрались слушать. Бобины закрутились, из динамиков полетели смутные звуки, - выкрики, бряканье нестроящих гитар, а я стал вчитываться в опубликованные тексты. Одна информация говорила о том, что неподалеку от Бонна собрались неонацисты на очередной шабаш, то да се, и, мол, неонацисты активизируются. В музыкальном варианте смысл выворачивался наизнанку и доходил до слуха лишь многократный рефрен, исполняемый под стук пивных кружек: Неонацисты активизируются! Неонацисты активизируются! Дальнейшие композиции развивали тему. Немытые рокеры веселились, приняв все за шутку, а я растерялся... Я родился через несколько лет после войны, а они после первых полетов в космос. Мы, вроде, говорили про одну музыку, про Битлз, Стоунз, про хард, рэггей и прочее, но принадлежали, получалось, к разным цивилизациям. Я не мог шутить над такой... музыкой будет сказано неправильно... а они шутили, а эти трое еще и сочиняли такую.

Немытые рокеры, эти в основном славные олухи, троглодиты, объединенцы и девушки, искренние в своем неосмысленном до конца несогласии с ложью и жестокостью жизни, они ждали моей реакции, представляя, видимо, как я стану возмущаться и буду нелеп в клокочущем гневе. Я же хотел не возмущаться, а набить хари молодцам из Труда, спустить их с лестницы, чтобы отбили они свои скотские мозги... Но это было б поражением, и я не набил им хари за провокацию, за Джона Леннона, за мою минувшую юность. Нет, я не проиграл, но и не нашел путей к победе.

- Вы их залитуете, да? - Трое вежливых в курточках смотрели с полуулыбочками. - Ведь опубликованное литуют сразу, да?

- Да, - согласился я и не проиграл, - это опубликовано... Но ведь есть авторское право. И я залитую вам тексты, если вы принесете согласие авторов заметок на исполнение, - но и не выиграл.

Курточки застегнуты, магнитофон собран, ушли без улыбочек и даже без полуулыбочек, но и мне не до смеха...

Руководство Дома народного творчества посчитало, что условия договора я выполнил, и со следующей осени семинар продолжился. Решил так: пусть немытые рокеры учатся стройно высказываться по поводу рок-музыки. Учась высказываться, они разберутся с мыслями, а разобравшись с ними, научатся стройно высказываться на бумаге, то есть сочинять слова, если неймется, к музыке рок. Но немытые рокеры - бу-бу, в кайф, не в кайф - робко рассуждают и коротко. Удлинять беседы приходилось мне опять же, и к концу второго сезона я навострился рассуждать о рок-н-роллах пространно и красиво. Хоть с закрытыми глазами, хоть посреди сна или любви, оторви меня от гуманитарного моего дела, от борща, в парилке к голому с веником подойди и, отдышавшись, я скажу: