Михаил Ахманов - Слово в защиту Филипа Фармера

Поясню сказанное на примере «Дока» Смита. Он — старый автор, работавший в двадцатых-пятидесятых годах, и его творения теперь весьма неудобочитаемы — и на английском, и на русском (в дословном переводе). Но Смит — классик, один из отцов-основателей американской фантастики, создатель знаменитого в свое время сериала о Ленсменах; и нам, его переводчикам, хотелось предложить отечественным фэнам такого Смита, который, по крайней мере, не вызвал у них неприязни или впечатления архаической древности. Я глубоко благодарен издательству «Спикс», которое взяло на себя смелость осуществить этот проект — почти одновременно с другим переводом, выполненным в издательства «Армада». Теперь наши любители фантастики имеют две версии «Саги о Ленсменах», и этого, пожалуй, хватит на долгие года.

Нелепостей же у Смита хватает. К примеру, выборы президента страны могут происходить в здании аэропорта; беглецы, которым сам Бог велел рвать когти с враждебной планеты, задерживаются там ради схватки с чудовищем; космические десантники рубят противников в капусту топорами, а благородные ленсмены походя уничтожают миллионы разумных существ (конечно, неисправимых плохишей, которые сплошь и рядом торгуют наркотиками). По мере возможности мы старались сгладить, отсечь, переписать такие эпизоды, сохранив и усилив лучшие стороны творений Смита — их динамизм, юмор, героическую патетику.

Что касается первого тома, который понравился читательнице из Смоленска, то я должен признаться, что у «Дока» Смита нет и никогда не было романа «Кровавое око Сарпедиона». Эта вещь является результатом объединения двух его новелл, «Тедрик» и «Лорд Тедрик», и дописки ряда промежуточных эпизодов, связавших их в единое целое. В своем роде «Кровавое око» — экстраполяция «Дока» Смита тридцатых-сороковых годов в наше время с целью представить его нашим читателям в максимально выигрышном виде.

Несколько слов о романах Пернского цикла Энн Маккефри («Полет дракона», «Странствия дракона», «Белый дракон», «Отщепенцы Перна», трилогия об арфистке Менолли и прочее). Здесь переделок было меньше, однако в дословном переводе Маккефри на русский явно «не шла»: вместо героической саги получалось некое розовое сентиментальное занудство, чтение которого могло исторгнуть слезы разве что у двенадцатилетней школьницы. Мы приложили много сил, чтобы выправить эту ситуацию, и я думаю, что наши читатели познакомились с творчеством Энн Маккефри не в самом худшем варианте.

Большая часть романов Пернского сериала относится к постконвенции, и издательские права на них не были приобретены. Тут возникает любопытная моральная проблема, разрешить которую в силах только сам автор произведения. Итак, что он, автор, предпочитает: предстать перед миллионами российских любителей фантастики в пристойном, но незаконном переводе, или продать право первородства за несколько тысяч долларов, почти со стопроцентной гарантией, что зубастые утробы будут откусывать повисшие головы? Короче говоря, деньги или слава? Понятно, что зарубежный автор желает скосить на российских нивах и то, и другое, но полного счастья, увы, не бывает.

Да, мы, переводчики, поспешили с романами Энн Маккефри, защищая не кошелек ее, но честь; и теперь ее благородные драконы парят над Москвой и Петербургом, не проштемпелеванные печатью в контракте, но и не подвергнутые поруганию, выпавшему на долю героев Фармера, Фостера и прочих. Что же лучше?

АВТОР. Последний год я почти не занимаюсь переводами; пишу оригинальные романы о некой героической личности по имени Ричард Блейд, выдуманной Джеффри Лордом (псевдоним малоизвестного американского автора Лайла Ингела). Этот персонаж, несмотря на его тягу к силовым методам разрешения конфликтов, мне дорог; если у читателей и «Книжного обозрения» проявится интерес к подобного рода развлекательной литературе, мы еще о нем поговорим.

Но сейчас мне хотелось бы остановиться на одном моменте, связанном с переводческо-писательской «кухней». Нередко процесс перевода является форменным сражением, причем не с текстом, а с тем, кто его создал, с автором оригинала. Человек пишущий наиболее полно раскрывается в своих творениях; из них можно понять его эмоциональный настрой, мировоззрение, оценить уровень интеллекта и сферу интересов. Он незримо присутствует за кадром, и переводчик — тоже человек, со своими понятиями о том, что такое хорошо и что такое плохо — вступает с автором в схватку с первых страниц романа.

Но раз ведется поединок, должен быть и победитель! Кто же кого подомнет — автор переводчика или переводчик автора?

Результат зависит только от их ума и таланта. Великий — или просто крупный писатель вроде Филипа Фармера — побеждает сразу. Его превосходство чувствуешь с первых же фраз; он покоряет, зачаровывает, берет в плен, и дальше думаешь только о том, чтобы не испортить, не исказить его, ибо он хорош и без дописок, исправлений и литературной полировки.

Бывают иные случаи, когда желание переделать исходный текст, слабый и невыразительный, становится непреодолимым. Мне кажется, такая склонность присуща не столько переводчикам, сколько нашим русскоязычным писателям, выступающим в роли переводчиков. Ведь оригинальный автор владеет не только искусством нанизывать слова, следуя первоисточнику; он обладает творческой потенцией, воображением, фантазией, умением строить сюжет. Если всего этого у него больше, чем у творца исходной вещи, то результат предугадать нетрудно — на русском языке появляется произведение более сильное и интересное, чем оригинал.

Тем не менее, не все так просто. Можно переделать романы Джеффри Лорда и написать подобную же развлекательную эклектику; ну, а если дело коснется Филипа Фармера?

СЛОВО О ФАРМЕРЕ. Я подозреваю, что нашим читателям Фармер в большей степени знаком не как творец «Мира Реки» и «Мира Дней» (последний сериал скоро выйдет в издательстве «Тролль»), а как автор «Многоярусного Мира». Этот цикл фэнтези выпустили «ЦЕНТРПОЛИГРАФ», «КРИМ ПРЕСС»-«Асмадей», «Локид», «Васильевский остров» (Санкт-Петербург), «Основа» (Харьков), «Гемма» (Феодосия) и почти наверняка другие, неизвестные мне издательства, примерно полумиллионным суммарным тиражом. Кое-кто поставил свой копирайт на книгу, кое-кто постеснялся, но суть от этого не меняется — во всех версиях явственно проглядывают рога и копыта предшествуюшего самопального перевода, «печатки».

Вот начало на русском «Создателя Вселенной», первого романа цикла: «Призрак трубного зова провыл с другой стороны дверей». Имеются варианты: «За дверьми, кто-то призрачный, вновь извлек из рога серию звуков». А вот деталь физиологии описанных Фармером кентавров: «Большая часть кентавра должна была дышать», «Большая лошадиная часть кентавра должна была дышать», «Большая животная часть кентавра должна была дышать» (последний вариант — в трех изданиях).

Разумеется, эта большая лошадиная животная часть кентавра должна была дышать, но для Филипа Фамера было бы лучше, если б в наших краях она не сделала ни вздоха!

В чем же заключается проблема? Почему мы имеем отличный перевод фармеровского «Пира потаенного» (выполнен О. Артамоновым, издан «АМЕХ Ltd» — АО «Лорис»), вполне читабельные переводы «Мира Реки» («Русская тройка» и «Тролль» — «Ювента») и некоторых других романов, а на «Многоярусном Мире» споткнулись уже шесть издательств, выставив Фармера на посмешище?

Дело не только в том, что Артамонов куда квалифицированнее безымянных тружеников, пытавшихся совладать с дыхательными органами кентавра, но и в особенностях фармеровского творчества. Он весьма разносторонний писатель: есть у него научная фантастика, очень конкретная и реалистичная, которая в самом деле как бы «перетекает» с английского на русский; есть мистификации, пародии и подражания; есть вещи философского толка, очень непростые для понимания; и есть фэнтези о Мире Пяти Ярусов, написанная совершенно по-другому, чем Мир Реки. Эту сказку нельзя перекладывать «один в один», иначе всю ее чарующую прелесть с первой же фразы заглушит вой призрачных рогов. Здесь мы сталкиваемся с ситуацией, когда необходимо противоборствовать с крупным писателем, чтобы передать эмоциональный настрой, суть и смысл его творения — пусть развлекательного и лишенного глубоких мыслей, но от этого не менее трудного для перевода.

Сейчас, когда я пишу эти строки, окруженный лошадиными частями кентавров, что дышат мне в спину со страниц поименованных выше изданий, я хочу сказать читателям: не верьте! Филипп Фармер совсем не такой! Он — умный, саркастичный, насмешливый; он — любитель гипербол, он — мистификатор, творец загадок и тайн, и даже в самых слабых своих произведениях он не оскорбит вас корявой фразой. Фармер — это «Пир потаенный», «Восстаньте из праха», «Темный замысел», «Грех межзвездный», «Мир Дней»; и мы постараемся, чтобы данный список поскорее включил и достойный перевод сказания о Многоярусном Мире.