Крэйг Браун - Теория шести рукопожатий

52

Ее муж Артур Миллер, которого не пригласили на встречу, довольно дипломатично пересказывает мнение Мэрилин о Хрущеве в автобиографии. «Советский председатель было совершенно явно ею потрясен и понравился ей своей простотой», – пишет он. Достижения Миллера часто оказываются в тени его связи с Мэрилин. «Когда Артур Миллер пожал мне руку, я мог думать только о том, что эта рука когда-то держала грудь Мэрилин Монро», – вспоминает Барри Хамфрис в июле 2010 года. (Прим. авт.)

Гарольд Макмиллан описывает его как «своего рода смесь Петра Великого и лорда Бивербрука». (Прим. авт.)

Супруга тогдашнего премьер-министра Великобритании.

Однако за закрытыми дверьми ракеты, по-видимому, интересуют его меньше, чем собственная прическа. Британская секретная служба прослушивает его номер в «Кларидже», и, по словам Питера Райта, к своему удивлению, не слышит ничего о «холодной войне», а «только длинные монологи об одежде, обращенные к его камердинеру. Это был невероятно тщеславный человек. Он часами стоял перед зеркалом, прихорашиваясь и беспокоясь о своей лысине». (Прим. авт.)

В своих мемуарах In My Way он опускает эту реплику, вероятно, считая ее слишком легковесной для государственного деятеля. (Прим. авт.)

У Брауна особое умение влипать в истории. Будучи министром иностранных дел, в 1967 году он совершает поездку по Европе, проводя переговоры по поводу членства Великобритании в ЕЭС. Он прибывает в британское посольство в Брюсселе, и его встречает посол:

– Господин министр, приветствую вас в моем посольстве.

– Черта с два это ваше посольство, оно мое.

После многочисленных речей вечером бельгийское правительство устраивает грандиозный банкет в честь приезда Брауна и его делегации. Когда гости уже начинают расходиться, Браун загораживает главный вход, машет руками и говорит:

– Погодите! Мне надо вам кое-что сказать! – и затем заявляет: – Пока вы все сегодня пили и ели, кто защищал Европу? Я вам скажу, кто защищал Европу: британская армия. А где сейчас солдаты бельгийской армии, спросите вы? Я вам скажу, где. В брюссельских борделях!

«Мы вывели его из зала, – вспоминает один из очевидцев, – но к тому времени бельгийцы, которые во время этой необычайной вспышки неловко переминались с ноги на ногу, успели окончательно оцепенеть в замешательстве». (Прим. авт.)

Хотя Гарольд Макмиллан, лидер партии консерваторов на следующих всеобщих выборах, не может ответить ему взаимностью, по крайней мере в личном дневнике. «Как может этот вульгарный, бесконечно болтающий толстяк с поросячьими глазками править огромной страной с многомиллионным населением, в сущности, исполнять роль царя?» – спрашивает он. (Прим. авт.)

И такова несправедливость потомков, что его вспоминают еще долго после того, как позабылись все его более трезвые коллеги. Историй, иллюстрирующих оба его свойства, легион. Когда Брауна представляют принцессе Маргарет на приеме, он опускается на колено и целует ей руку, но потом не может встать.

В другой раз, садясь за стол на званом обеде, он, по словам биографа, делает «непристойное предложение» жене американского посла.

– Pas avant la soupe, Monsieur Brown, – отвечает она («Не раньше чем подадут суп, мсье Браун»).

Рассказывают одну историю, которую невозможно проверить. В ней Браун в должности министра иностранных дел приезжает с официальным визитом в Бразилию. Во Дворце Рассвета устраивают блестящий прием. Военные офицеры в полной парадной форме, послы – в официальных мундирах. Рассказ продолжает один из участников делегации Брауна: «Когда мы вошли, Джордж сразу же по прямой направился к одной фигуре, облаченной в великолепное алое одеяние, и сказал: «Не окажете ли мне честь подарить мне этот танец?» На миг воцарилась мертвая тишина, после чего фигура, зная, кто с ним говорит, ответила: «Мистер Браун, я не могу с вами танцевать, и на это есть три причины. Во-первых, по-моему, вы выпили лишнего. Во-вторых, оркестр играет не вальс, как вам кажется, а государственный гимн Перу, который полагается слушать, стоя по стойке смирно. А третья причина в том, что я кардинал-архиепископ Лимы». Но иногда такую же историю рассказывают и о других любителях выпить.

Когда старого врага Брауна, генерального секретаря лейбористской партии Лена Уильямса в 1968 году назначают генерал-губернатором Маврикия, Браун припирает его в углу бара в палате лордов.

– Скажи-ка мне, Лен, когда ты будешь генерал-губернатором, тебе придется надевать такие шляпы с перьями? – спросил он.

– Да, – отвечает Уильямс.

– Надеюсь, все твои чертовы перья выпадут. (Прим. авт.)

Мартино не так давно подтвердил, что мафия действительно надавила на Фрэнсиса Форда Копполу, чтобы тот снял его в роли Джонни Фонтейна. Сначала Коппола хотел снимать Вика Дамоне. «Не было никакой лошадиной головы, но у меня были другие рычаги… Пришлось наступить кое-кому на мозоль, чтобы люди поняли – я снимаюсь в этом чертовом фильме. Я пошел к крестному отцу Рассу Буфалино», – говорит он, имея в виду криминального босса с Восточного побережья. Когда прошел слух, как Мартино получил роль, то на съемочной площадке, как он говорит сам, «меня сделали полным изгоем… Брандо был единственный, кто меня не игнорировал». (Прим. авт.)

Задушивший ее ревнивый бойфренд отсидел в тюрьме три с половиной года по приговору за убийство по внезапно возникшему умыслу.

Другие люди относятся к делу проще. Накануне отлета в Лос-Анджелес Данн сталкивается с Йоко Оно на вечеринке в Нью-Йорке и говорит ей, что собирается освещать суд над Филом Спектором. «Она мило улыбнулась и самым нежным тоном произнесла «А, Фил». Я сказал: «В каком смысле «А, Фил»? Он же грозил пистолетом вашему мужу». Йоко сказала: «Ах, тот случай так раздули. Он всего-то достал пистолет и выстрелил в потолок». (Прим. авт.)

«В нем было что-то демоническое, – пророчески пишет Ник Кон в своей эпохальной истории поп-музыки Awopbopaloobop Alopbamboom, опубликованной в 1970 году. – Он брал хорошую песню, прибавлял к ней хорошую группу, сотворял из нее грандиозную почти что симфонию, раздутую до вагнеровских масштабов, и запускал до самого неба. Великолепный, хаотичный звон… бескрайние разливы злобы и паранойи, ярости и фрустрации и воображаемого апокалипсиса. И если ты был подростком, наверно, именно это ты и чувствовал, и тебе это нравилось». (Прим. авт.)