Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6425 ( № 31 2013)

Но мог ли подумать этот ребёнок, став взрослым, даже увидев московские открытки, даже посмотрев какие-нибудь передачи по телевизору, что этот собор такой и есть, каким он его когда-то создавал. И вот стоит на площади человек с пальцами, сложенными в щепоть, и не помнит себя. Вся фигура его как бы молится на этот храм.

– Сфотографируете меня? – перебивают его.

И он фотографирует, видя в экранчике фотоаппарата счастливого человека на фоне неувядаемого образа красоты.

Слева – Лобное место. Но неужели там?.. «Пожалуйста, пусть оно было мирным, пусть там не казнили», – молит внутренний ребёнок. Человек читает табличку и улыбается, выдыхая.

– Лобное место перенесли, – доносится до него голос экскурсовода, – на старых литографиях оно располагается прямо перед храмом.

«Располагается[?] – думает человек. – Человек предполагает, а Бог располагает. В таком месте любое слово становится веским и по-другому звучит. В таком месте неверное слово с языка не сорвётся…»

Человек сам удивился этим мыслям. И вдруг ощутил, что стоит в самом центре Москвы. Стоит, и как будто в лицо всей Москве смотрит, а то и всей России. Расписное, весёлое лицо, невиданное. И храм – то ли икона, то ли иконостас, то ли раскраска из райского детства. «Можно ли, – думает, – мне сюда входить? Но касса есть, значит, любому можно».

– Как в центре мира, – поделился он с кем-то рядом.

– Как в Иерусалиме, – кивнули ему в ответ.

Внутри собора неожиданно много комнат. Их сложно назвать залами – небольшие, сводчатые, тесные. Но слышится хор под низкими сводами, и никакого лица России ты уже не знаешь, а молишься в её сердце.

Пока наш человек молится, отвлечёмся от него и представим Вербное воскресенье, белобородого патриарха верхом на лошади и царя, ведущего её под уздцы. Господь входит в иерусалимские ворота; патриарх, ведомый царём, – в Спасские (произносишь, стоя здесь, это слово, и вдруг открывается, что Спасская башня – это не просто часы, а имя Спасителя). Площадь полна людей и вербных веток и преображается в церковь под небесным куполом, Лобное место становится амвоном, а многоглавый храм алтарём.

И сейчас человек пребывает в этом алтаре, где невидимо для него приготовляются Святые Дары, в безмолвном пути: от придела Входа Господня в Иерусалим к Ново­иерусалимскому приделу, от места, где он живёт, к Святой земле.

И иностранец, поселившийся на несколько дней в Китай-городе, и гастарбайтер, единственный раз приехавший сюда с окраины, и подросток в наушниках, и школьный учитель, – каждый зашедший в собор Василия Блаженного попадает в тихую музыку его гармонии, окутывается поясом его травных орнаментов и стоит под Покровом Пресвятой Богородицы. Проходя девять церквей этого вселенского сердца, человек исследует собственную душу: её историю, устроение и красоту. А православная красота – это всегда гармония.

Раз собравшись в паломничество, человек продолжает его всю жизнь. Останавливается он в Моск­ве на несколько дней или поселяется насовсем, знает ли он о патриархе на лошади или никогда не слышал о Вербном воскресенье, – собор на Рву сияет ему из сердца Москвы и шлёт благословенье.

Человек выходит из храма Василия Блаженного. Он смотрит через реку на город. Спокойно сияют купола, и слышится, как тихо хранятся мощи в церквях, мерно позвякивают бубенцы на кадилах, чудотворят иконы и дышат древние камни на площади.

Теги: Современная проза , литература

5 июня 2013 года не стало известного поэта и критика Юрия Михайловича Сапожкова. Сын рязанской земли, свою жизнь он связал с Беларусью. Здесь нашёл хороших и верных друзей, здесь издал почти все свои поэтические книги. Память о Юрии Сапожкове навсегда останется в сердцах всех, кто любит поэзию.

Юрий САПОЖКОВ

Россия

За деревней откроются дали.

Написать бы России портрет.

Купола я бы взял как детали,

Без которых и дали-то нет.

Я, признаться, давно уже понял -

Не от них так Россия светла.

Но закрою глаза – лес да поле,

Да под солнцем поют купола.

Передать, как в душе от росинки

Разгорается утренний свет.

Это был бы рассказ о России,

Без которой меня просто нет.

* * *

Здесь был подвиг исполнен

Краткой жизни земной.

В храме Гроба Господня

Лик Христа надо мной.

Я стоял перед Богом,

Крест несмело творил.

Снять с души моей камень

Покаянно просил.

Неужели вовеки

Мне свой грех не избыть

И до смертного часа

Тяжесть в сердце носить?

Я не вор и не Каин,

Не служил Сатане.

"Не из лёгких твой камень, –

Вдруг почудилось мне, –

Тот, пред кем ты виновен,

Он и снимет твой гнёт,

Если собственный камень

Мне, как ты, принесёт".

Ночная тишина

Жизнь катится, чуть прогибая оси.

Сентябрь, октябрь, ноябрь на перелом.

В который раз уже трёхтомник осени

Выходит в свет огромным тиражом.

Вновь так желанна в городе большом

Мысль о побеге в деревеньку дальнюю –

Там звуки носят мягкие сандалии

Или бесшумно бродят босиком.

Очнулся дождь и перешёл на шёпот.

Он что-то шепчет мне о ноябре.

Морозец ночью сможет ли заштопать

Зияющие лужи во дворе?

Я привожу в порядок мысли давние

По праву возраста...

Я очень тороплюсь:

Вдруг, как минёр, не выполнив задания,

На тишине бессонниц подорвусь!

Какая ночь!

С одной звездой-пробоиной.

Мне говорил знакомый старшина:

«Страшна, конечно, тишина до боя.

Страшнее – после боя тишина...»

Жизнь катится...

Строка

Не по томам, что на лотке

Покоятся горою,

Поэта ценят по строке,

Единственной порою.

Миры раздумий и страстей

Она одна вбирает.

Бывает, что и жизни всей

На строчку не хватает...

Теги: поэзия , литература

Сто лет назад был окончен и опубликован роман Андрея Белого "Петербург".

Мы не знаем, каким был человек сто лет назад. Издатели тогда отпечатали тысячи книг: романы, биографии, письма; в них рассказано про ссоры, обиход, общественную деятельность, но в них нет главного - бытовых мыслей. Человек (сам по себе) живёт не в театре, не на балу и даже не в трактире. Он живёт, пока идёт от дома к присутственному месту, когда сидит в отхожем месте, пока стоит на перроне, когда готовится ко сну – всякий раз, когда мысли его формируются вольно, без принуждений. В эти мгновения он проявляет свои подлинные интересы. Что его беспокоит? К чему он стремится? Об этом написано непростительно мало.

Нам известны события начала XX века в России, но какие из них действительно волновали москвичей, петербуржцев? Мы знаем факты, но не знаем людей. Писатели лишь указывали армейские несправедливости, рабочие протесты, красный цвет войны, метафизические терзания; эти темы извечны. Но случалось и так, что конкретные мысли обывателей проступали на заднем плане – достаточно чётко, чтобы их изучить. Так художник Средневековья писал какого-нибудь рыцаря, а потом интересоваться можно было не самим рыцарем, но хорошо прорисованными за его спиной людьми (придворной челядью или господскими отпрысками). Романом, в котором указаны бытовые мысли петербуржцев начала XX века, был «Петербург» Андрея Белого.

Произведение модернистическое. Символы, намёки, онейризмы – «чёрный дым небылиц». Казалось бы, абсурдно искать здесь, в произведении о «приливах ерунды», что-то конкретное, тем более – документальное . Но Андрей Белый хотел создать мифическую, мыслительную какофонию, поэтому должен был использовать не образы, но именно мысли, причём самые заурядные, как раз бытовые мысли прохожих, а не пламенные силлогизмы заседаний. Роман большой (первая редакция – 30 авторских листов), и мыслей таких потребовалось множество. Выдумать их трудно, да и к чему? Проще – взять подлинные. Так, Андрей Белый невольно (или нарочно?) стал бытописцем, только бытописал не сцены жизни, но вольные рассуждения петербургских прохожих.

«Эх, сударь мой! Роман – это зеркало, с которым идёшь по большой дороге. То оно отражает лазурь небосвода, то грязные лужи и ухабы» (Стендаль. « Красное и чёрное» ). Андрей Белый выбрал зеркало из тех, что отражают не поступки, но мысли; поставил его к поребрику на Невском проспекте и записал всё, в нём отразившееся. Материал получился любопытный. Поэтому «Петербург» сегодня интересен – можно сравнить обывателя современного и обывателя тех далёких лет.