Юрий Винничук - Легенды Львова. Том 1

Как Збоиска получили своё название

В древние времена за Полтвой рос очень густой лес, в котором селились одни баниты, то есть изгнанники. Это были люди, которым в наказание за их поступки под страхом смерти было запрещено показываться в пределах города. Разбойники и опрышки, или, как их называли, «збои», были такими отчаянными, что не признавали над собой никакой власти, а слушали лишь своего атамана.

Ватаги поселенцев жили тем, что нападали на купеческие обозы, грабили помещиков и мещан. И не мог магистрат никак справиться с разбойниками, потому что как только воины отправлялись их усмирить, они сразу же прятались в лесах.

В 1691 году ко Львову подошли татары. Они легко захватили Замарстынов и уже готовились штурмовать город, как внезапно ватага бандитов неожиданно наскочила на них сзади. Нападение было таким внезапным, что бандитам удалось проникнуть в самое сердце татарского лагеря и зарубить нескольких вражеских предводителей вместе с вожаком. Поднялся переполох, татары, запутавшись в количестве нападавших, бросились наутек, и многие из них погибли в топях, утонули в Полтве.

За этот подвиг магистрат простил «збоям» все их прегрешения и позволил появляться в городе, но при условии, что они прекратят заниматься разбоем, а возьмутся за хозяйство. Так и случилось. С тех пор это поселение получило название Збоиска, или Збоища.

Гору у Высокого замка, или, как её называли, горбик Люблинской унии, начали насыпать в 1869 году. Инициатором и учредителем был многолетний посол в галицком сейме и в австрийском парламенте в Вене, а позже и спикер Франтишек Смолка. Он так увлёкся своей идеей, что лично возил тачками землю.

То, что, с точки зрения археологов, вся эта затея была совершенной бессмыслицей, поскольку искусственная насыпь навредила бы историческим исследованиям, – это совсем другое дело. Зато бургомистр, толкающий тачку, – зрелище незабываемое

Однажды за этим сизифовым трудом наблюдал австрийский генерал, который прогуливался по губернаторским валам. Его внимание привлёк тучный бородач, который, истекая пóтом, толкал тачку. Генерал остановился и поинтересовался:

– Вы, наверное, тут всем руководите?

– Ах да, да, когда время есть, – ответил Смолка.

– А кроме этого чем занимаетесь?

– А кроме этого руковожу австрийским парламентом.

Во львовском пригороде рассказывали свою историю о том, как был насыпан холм. После того, как в 1848 году цесарь отменил панщину, паны не могли смириться с этим и бунтовали. Наконец цесарю надоело слушать их жалобы и подавлять бунты, и он поставил условие:

– Если вы во Львове насыплете такую высокую гору, чтобы с неё Вену можно было увидеть, я верну вам панщину.

Паны ухватились за эту возможность и бросились гору насыпать. Землю возили тачками, носили в мешках и дерюгах, и только насыплют несколько метров, как кто-то взбирается на гору и смотрит в телескоп, не видно ли Вены. Но нет – слишком низко.

Долго возили они ту землю, аж руки у них немели, ноги подкашивались, в голове темнело. Так и не сумели насыпать достаточно высокую гору, и пришлось им оставить это неблагодарное занятие. А чтобы работа зря не пропадала, её посвятили Люблинской унии.

Альфред Билык в 1936 году был воеводой Тернополя, в 1937-м стал воеводой Львова. Его кабинет был в теперешней администрации.

Как-то пожаловался ему комендант полиции, что не может справиться с мужиками, которые постоянно ездят телегами по левой стороне дороги. Полицейские выписывали штрафы за нарушение движения, но это мало помогало.

– А зачем же штрафы? – удивлялся воевода. – Надо их просто научить, что нужно ездить только по правой стороне.

– Не так-то это просто, пан воевода, – разводил руками комендант. – У нас мужик обычно ездит одним конём, а тот конь, которого извозчик пускает свободно идти по обочине, обычно идёт по левой стороне, потому что так всегда делалось в Австрии.

– Ой, да ну что вы говорите! Вы разве в цирке не бывали? Коня всему научить можно. А мужиков не штрафовать надо, а подарки вручать, если хоть раз по правой стороне поедет.

Комендант в ответ посмотрел на него, как баран на новые ворота: какие подарки? Но в тот же день Билык заказал у директора сталеварни сто складных ножей с выгравированной на лезвии надписью: «От львовского воеводы».

С тех пор каждый извозчик, завидев бьюик воеводы, тут же ударял коня батогом и гнал на правую сторону, чтобы получить нож, которым можно было потом похвастаться перед соседями. Слава о подарках воеводы катилась потом по всему воеводству. И так постепенно, постепенно австрийская привычка канула в небытие.

В летний день, когда солнце разливало по всему городу своё тепло, Олелько никак не мог усидеть в хмурых стенах замка. Но король, решая важные государственные дела, желал, чтобы он всегда был при нём, чтобы развлекал шутками его отяжелевшую голову.

Однажды Олелько не выдержал духоты в замке и сказал:

– Августейший король, позволь мне хоть сегодня отлучиться, ведь у меня есть срочное дело.

– Какое же? – удивился Данило.

– Да вот, нужно книги просушить, чтобы не зацвели.

Король решился отпустить Олелька, а тот, прихватив дерюжку, постелил её в саду да и задремал сладенько брюхом кверху.

Где-то под вечер вышел в сад и король, а с ним вместе и бояре гуртом. Тут видят – лежит Олелько, даже похрапывает.

– Эй, Олелько! – окликнул его король. – Ну как, просушил уже свои книги?

– Ага, вот сушу как раз.

– А где же они?

– Так вот где! – хлопнул себя по голове Олелько.

Пасхальное воскресенье выдалось солнечным и тёплым. Олелько, закончив завтракать, вышел на улицу и сразу же лоб в лоб встретился со своим кумом Андрушком, который был боярским челядинцем. Тот плёлся так понуро и печально, будто был только что с похорон. В руках он держал что-то завёрнутое в платок.

– Кум! – схватил его за плечи Олелько. – Что с тобой?

Кум молча развернул платок и показал раздавленное пасхальное яйцо. По оставшимся скорлупкам можно было догадаться, что узоры на крашанке были необычайно красивые, но что теперь это просто скорлупа.

– Так ты из-за этого яйца расстроился?

– Знал бы ты, что это за яйцо! – вздохнул кум. – Рисовала его моя боярыня. А боярин вот послал меня, чтоб я королю отнёс. Вот несу я, несу, как вдруг откуда ни возьмись выбежала ребятня – и на меня. Я споткнулся… и вот… сам видишь…

– Так куда же ты идёшь?

– А куда глаза глядят. Что мне боярину говорить? Он ведь у меня знаешь какой? Сразу по морде и даст, не посмотрит, что воскресенье святое.

– Ну, кум, не горюй. Пойдём вместе к королю, может, что и придумаем.

Пришли они в замок, и Олелько сказал:

– Давай мне свою крашанку, а сам тут подожди.

Взял он свёрток и осторожненько его понёс, высоко поднимая ноги и обходя лужи, а когда ступил на ступеньки, то и вовсе пошёл, как цапля по болоту.

Стража на дверях уставилась на него и не могла понять, что это Олелько вытворяет.

– Эй, Олелько! Что за клад несёшь?

– А таки клад, таки клад, брат. Несу королю яйцо пасхальное от боярина.

– Красивое, наверное!

– Не то слово! Чудо, а не яйцо!

– Так ты, наверное, что-то за него в ответ получишь?

– Скорее всего, получу.

Но тут стража скрестила алебарды.

– Придётся, Олелько, подождать. Королевская семья ещё завтракать не закончила и никого чужого видеть не желает.

– Так разве ж я чужой? – удивился Олелько. – Да я, можно сказать, королю самый родной человек. Вот увидите, что он вам ещё по золотому даст за то, что впустили.

– А ты нам что дашь?

– А я вам отдам то, чем меня король наградит.

– Ну смотри! С нами шутки плохи. Иди, но помни, что пообещал.

Олелько прошёл в замок, но около дверей, ведущих в королевскую столовую, стояло ещё двое охранников.

– Стой! – остановили они Олелька. – Ещё завтрак не закончился.

– Но я не могу долго ждать. Несу очень ценный подарок.

– А нам что с того? Велено не пускать – мы и не пускаем.

Но Олелько упёрся, как осёл, и двинулся всё-таки к дверям.

– Куда прёшь? – преградили дорогу воины. – Говорят тебе, подожди!

– Какое там подожди? Вы что, забыли, с кем дело имеете?

И тут, когда стража начала его отталкивать, Олелько притворился, будто его невесть как сильно толкнули, и рухнул как подкошенный на пол.

В ту минуту распахнулись двери, и на шум вышел король:

– Олелько! Да что с тобой, бедняга?

Олелько со слезами на глазах развернул платок, а там – мелкие скорлупки.

– Ай-ай-ай! – запричитал он. – Что я своему куму скажу? Да боярин же забьёт его! Ай-ай-ай!