Павел Маленёв - Тайна, похороненная в бетоне

УВИДЕТЬ бы Кейбину Пасленкова не теперь, а неделю назад! А еще лучше — услышать тогдашний разговор депутата и прокурора. Тогда подполковник, может быть, перенес бы дату захвата «академии»…

Щелчишину тоже порядком надоели визиты Пасленкова, но он постарался не выказывать явного недовольства, помня, что они оба оказали друг другу взаимную услугу.

— Опять проблемы? — спросил, пожав Пасленкову руку, Щелчишин и демонстративно посмотрел на наручные часы, давая понять, что стеснен временем.

— Понимаешь, я на сто процентов знаю, что на меня устраивают на производстве гонение. Я, как избранный парторг Компартии Украины, вскрываю недостатки и обнаружил на семьдесят процентов, что наши руководители нечисты на руку, а секретарь парткома и мой начальник начинают мне мстить. Поставили меня в список на сокращение штатов. Говорят, что дежурный электрик больше не нужен, а на самом деле на сто процентов нарушают права трудового народа. Вы поставлены наблюдать за законностью, вот и помогите восстановить мои права!

— Нет у меня сейчас никого! — сказал прокурор. — Помощник ушел на пенсию. И вообще тебе лучше обратиться в комиссию по трудовым спорам.

— Да там все жулики! Ну, поручи разобраться Зомберу.

— Не тот у тебя криминал! Зомбер же следова¬тель по особо важным делам, ты что?

— Ну, пусть он позвонит в партком для острастки! Может, его титул на них воз–действует?

— Занят он по горло! У него сейчас даже на звонки времени не остается. Да тут еще… двадцать шестого числа горячее дело планируется…

Что–то вдруг осенило Щелчишина, и он интуитивно, на ходу, проанализировал в долю секунды всё связанное с визитером. Он вспомнил, что Пасленкова часто видят в кабинетах милиции и прокуратуры. То придет, как вот сейчас, с каким–либо запросом, то вносит предложения по усилению охраны правопорядка, будто на сессии наговориться не может, то вдруг расспрашивает оперативников об условиях труда и быта. Вдруг это неспроста? И Щелчишин подбросил Паслен¬кову двадцать шестое число.

— Двадцать шестого? — насторожился депутат. — А что за дело может быть в среду?

«Есть! — профессионально отметил про себя Щелчишин. — Он без календаря знает, что шестнадцатое — суббота, приплюсовать десять дней нетрудно, получается среда».

Но Пасленков попытался сгладить свой неуместный вопрос шуткой:

— Заездили вы своих людей, отдохнуть не даете. — Встал, протянул руку и сказал на прощание: — А насчет моей просьбы — ладно, я обращусь в комиссию по законности…

НАД пляжами колыхалось знойное марево. Курортники как сомнамбулы медленно переворачивались, подставляя южному солнцу разные части тела. Такого жаркого дня в начале сентября не помнили даже старожилы приморского города. На набережной и на причале дул ветерок и было прохладнее.

Среди полуголой публики, собравшейся на причале, бросалась в глаза группа людей, одетых не к месту и не по погоде. Чуть ли не одинаковые темно–синие костюмы, белые сорочки и галстуки выдавали в них номенклатурных работников. Лишь один среди них — высокий, худощавый, в очках — был в джинсовой рубашке, какие в изобилии стали шить предприимчивые кооператоры.

К причалу швартовался большой четырехпалубный теплоход. Он собрал толпу зевак. Люди в костюмах направились к грузовым сходням. А пока таможенники осматривали судно, на берег сошли два человека. Один был небольшого роста, полный, отчего выглядел почти квадратным. Его русые волосы и облик контрастировали с внешностью попутчика, черноволосого и смуглого, по–спортивному подтянутого.

— Ну, вот и мой заместитель, — сказал Иваненко (а это он возглавлял группу в костюмах), направляясь к Заике. — С прибытием, Иван Сергеевич!

— Знакомьтесь, — представил Заика своего спутника. — Господин Хейфиц, представитель смешанной компании «Симхат–тора» из Тель — Авива.

Хейфиц что–то произнес, и переводчик в группе Иваненко сказал:

— Господин Хейфиц считает для себя за честь выполнить возложенную на него миссию по передаче вашему городу очередной партии гуманитарной помощи от народа Израиля.

Пока шел обмен дежурными фразами, восхищениями гостя видами набережной и скудными познаниями чиновников об Израиле, высказываемыми, чтобы не ударить в грязь лицом перед гостем, началась перегрузка контейнеров с теплохода на большой трейлер. Но проделавшие путь с другого берега Черного моря и встречающие, о которых идет речь, ждать погрузки не стали, а направились к ожидавшим их автомобилям.

Пожилой очкарик в джинсовке с готовностью открыл перед гостем дверь машины. С Хейфицем сели Иваненко, Заика и переводчик. А вторая машина с оставшимися уехала первой, и человек в джинсовке медлил закрывать дверь, как бы надеясь на приглашение в машину.

— Слушай, Пасленков, — сказал ему Иваненко. — Ты, наверное, груз контро–лировал от имени своего клуба? Ну, видишь, можешь быть спокойным — гуманитарная помощь на месте. Давай, Коля, езжай в исполком, — кивнул он шоферу. Внешне он не по–казал насмешки над вездесущим депутатом.

Если бы люди, находящиеся на причале, глянули на башню морского вокзала и за–держали взгляд на открытом окне, то они могли бы заметить человека с видеокамерой. И только он через объектив видел в деталях всё, что происходило на причале. Но его внимание было сосредоточено не на людях, с которыми мы только что расстались, а на пассажирском трапе. И когда на берег сошел человек, которого он ждал, выключил видеокамеру. Теперь его «поведет» другой сотрудник госбезопасности.

Сойдя с трапа, Юлий Степлев поставил на асфальт свои импортный кейс с кодовым ключом, закурил из пачки «Мальборо». Его взгляд уже скользнул по человеку, стоявшему в условном месте — у большого кнехта, в условной позе — поставившему ногу на острый конец кнехта и облокотившемуся на высоко стоящее колено. Подняв чемоданчик, Степлев прогулочной походкой двинулся мимо кнехта и, не останавливаясь, проговорил:

— Продовольственный пакет. Банки со сгущенкой. Пак помечен сверху шестиконечной звездой…

НА другой день в длинных магазинных очередях обсуждали происшествие: ночью кто–то взломал сарай санатория, куда были выгружены товары гуманитарной помощи, и вывез несколько паков. У подполковника Кейбина в связи с этим событием прибавилось работы, но потом подключились к розыску работники госбезопасности, и ему стало полегче. Впрочем, следствие ни к чему не привело, и дело, как говорится, спустили на тормозах.

А граждане, между тем, еще долгие месяцы не унимались и задавали друг другу вопросы: почему дары заморской страны были выгружены в неохраняемый сарай? Почему через полгода товары гуманитарной помощи с ярлыками Тель — Авива и Хайфона появились в продаже в коммерческих ларьках, а правоохранительные органы этого не замечают? На какие деньги заместитель председателя горисполкома по курортам Заика купил в Израиле невиданный доселе местными обывателями сказоч¬ный «Роллс–ройс»? Почему в импортной одежде с указанными ярлыками ходят родственники известных в городе чиновников, а малообеспеченным достались одни обноски?

Но грех им было обвинять органы в полном бездействии. Пока оперативники верили, что они борются с отдельными преступниками, так сказать, преступниками в чистом виде, преступниками в законе, они исправно несли свои обязанности. Вот и видеосъемки провели — отсняли чуть ли не каждый шаг Юлия Степлева в составе туристической группы в Израиле и встретили его дома, и сопроводили, хотя он и исчез у них в районе дач; и предположительно установили, что на причале возле кнехта Степлев что–то сказал… депутату Пасленкову. Но, может, и не сказал, а просто что–нибудь напевал, шевеля губами.

Но руководство после случая с кражей гуманитарной помощи вдруг перестало требовать отчеты о продвижении оперативной работы, и дело стало как бы таять, оставшись лежать вместе с массой других бумаг в ящиках письменных столов органов госбезопасности и внутренних дел. Вот предстоящая сходка преступников, если таковая состоится, — это не мафия, это их дело, тут они поработают без опасения выйти на влиятельных лиц!

ЮЛИЙ Степлев ехал в Ачхой — Мартан с письмом некоего Режиссера и его сообщением о том, что «контора» пронюхала о предстоящей в городе сходке «головки», но готовит какой–то кипеж не на шестнадцатое число, а на двадцать шестое. Режиссер просил рассмотреть его предупреждение, как страховку, ибо не исключал, что их хотят взять на бимбор[56] и для этого подбросили дезинформацию.

Самолет летел до Грозного, куда Степлев ездил уже не раз. Но в Ачхой — Мартане бывать не приходи¬лось. Ну, ладно, там он сразу возьмет такси и доедет до места. А пока он, сидя в кресле самолета, вспоминал, все ли передал этим вонючим помощникам так, как надо, а то из–за этого склероза он начал путать кое–какие вещи. Ведь на его шее — три подвала, десяток зуктеров с хипесницами[57], двое майданников[58] и трое банщиков[59], которые вертят углы[60]. Да и вообще, ему, откровенно говоря, уже надоело заниматься этой мелочевкой, тем более, что в общаке доход от этих промыслов составляет сущие крохи. Это все равно, что влазить на дерево и обрубать сучья, вместо того, чтобы сперва спилить это дерево, а потом и сучья подбирать. А как «свалить дерево», он уже знает, уже «свалил», и при этой мысли ему стало тепло на душе: «Всё, скоро будет не надо возиться с бомжами и дешевыми проститутками, изображать заботливого человека, и остаток жизни можно будет провести на юго–востоке Черного моря, как вольному фрайеру».