Дмитрий Леонтьев - Легенда о Королях

Король избавился бы и от меня, если б нашел в себе хоть немного сил для сопротивления. Но я поставил сира перед фактом, что единственный способ убрать меня от его персоны — это отправить на плаху, а король был настолько погружен в воспоминания, что не удостоил мой бунт должным вниманием, и я остался в замке. Так мы остались вдвоем в этом опустевшем и холодном доме. По утрам я топил камин в спальне сира, готовил ему завтрак, грел воду для умывания, стирал, сам ходил за продуктами в ближайшее село… Дни текли размеренно и однообразно. Король, как послушный ребенок, следовал моим указаниям: ел, когда я звал его к столу, спал, когда я расстилал ему постель, и целыми днями сидел у камина с гитарой в руках, негромко напевая свои странные песни… Я боялся за него. Король больше не смеялся, не гневался и не интересовался судьбой Аввалона. На его лице словно застыла какая-то странная, отстраненно-грустная улыбка. Погреба стояли до краев забитые отличнейшим вином, но его величество больше не интересовался даже им. Под благовидными предлогами я приводил в замок самых прекрасных девушек Аввалона, но король обращал на них внимания не больше, чем на стоявшие в углу доспехи. Иногда мне даже казалось, что он решил последовать примеру королевы и просто уйти из этой жизни, но Остров не отпускал его, и король просто терпеливо ждал…

Дни текли за днями, складывались в недели, перетекали в месяцы и годы… Был один из многих, похожих на другие, дней. Осень широкими мазками раскрасила леса и сады Аввалона в закатные цвета. Воздух пах яблоками и мокрой землей. Второй день шел дождь, и в замке было сыро. Поставив на поднос горячий травяной чай, я толкнул тяжелую дверь королевской опочивальни. Его величество, по обыкновению, сидел в огромном резном кресле, придвинутом к камину, и, перебирая струны гитары, негромко напевал:

Неодобрительно покачав головой, я поставил поднос на столик, закрыл распахнутое настежь окно, сквозь которое дождь заливал подоконник и пол, поворошил поленья в камине.

Насмешливо покосившись на меня, король продолжал:

— Ваше величество! — не выдержал я. — А давайте я принесу из погреба бутылочку вина и сделаю вам горячий глинтвейн? Я тут прикупил, по случаю, отличное вино… Чудо что за вино! А?..

— Ты же не одобрял, когда я пил?

— Мало ли что я не одобрял… Если меня слушать, так надо праведней отца Патрика быть… А вино и впрямь отменное…

— Не надо, Иуда. Я дал ей слово, что больше не буду пить.

Я неловко переступил с ноги на ногу и все же осмелился осторожно напомнить:

— Ваше величество, леди Гайя умерла…

— Но я-то жив…

— Ну, тогда…. Может, на ужин приготовить что-нибудь особенно изысканное? Чего ваша душа желает?

— Душа? — переспросил он. — Душа… Готовь, что хочешь, Иуда. Я — послушный мальчик, я все съем.

— Послушайте, но нельзя же так! — вскричал я. — Вы здесь, как в склепе, себя заживо похоронили! На улице…

— На улице — дождь, — пожал он плечами, — тот же самый дождь. И те же самые люди. Они так же едят, так же пьют, так же смотрят на огонь… Кто-то из них еще мечтает, любит, надеется… но и это пройдет…

— Вам надо как-то развеяться!

— Да? А от чего? От жизни? От памяти? Ладно, Иуда, не забивай себе этим голову, ступай…

— Ваше величество, — вкрадчиво приступил я к исполнению давно задуманного плана, — я тут наводил порядок, и нашел в сундуках одну интереснейшую рукопись о сказочных похождениях восточного императора Гаруна аль Рашида…

— Я читал.

— Да? Тогда, должно быть, вы вспомните о его приключениях, когда они с визирем переодевались бедняками и неузнанными странствовали по своим владениям, выявляя ошибки своих управляющих и наблюдая за истинным положением дел в государстве.

— Меня давно не интересуют государственные дела, Иуда, — сказал король. — Я сделал для Аввалона все, что мог, а мелкие огрехи, подлости, лень и стяжательство на местах меня мало заботят. Пусть учатся обходиться сами.

— Но вы не выходили из этого замка уже больше трех лет!

— Да? Как летит время…

— Ну, вот что! — я подбежал к стоящим вдоль стены сундукам с королевской рухлядью и принялся выбрасывать из них одежду. — Вы можете меня казнить, сир, но сегодня я вытащу вас из замка! Нет, это не подойдет… Ага, вот это… Это… и это… Вам надо развеяться! Вы здесь скоро с ума сойдете! Зачем Аввалону сумасшедший король?! Я с вами в одном замке спать буду бояться! Придушите ненароком, или загрызете… Казнить там, голову срубить, или четвертовать — еще куда ни шло, но чтоб вы с выпученными глазами и капающей слюной за мной по замку гонялись — увольте!.. И вот этот плащ… На улице дождь — как раз уместно будет, и нас никто не опознает. Вы сойдете за знатного, но бедного сеньора, а я… а я слугой при вас. Мне эта роль немного знакома. Одевайтесь, ваше величество!

К вечеру мы добрались до одного из небольших городков на побережье острова. По пути заезжали в села, останавливались поболтать с работающими в полях крестьянами. Ничего интересного, но от пребывания на свежем воздухе у его величества хоть румянец на щеках появился, и глаза из равнодушных стали почти прежними — ироничными, внимательными, любопытными. От долгой поездки разыгрался аппетит, и приметив более или менее приличный постоялый двор, я предложил королю перекусить и заночевать здесь. Мы доверили коней слуге и прошли в трактир. С трудом найдя свободное место (можно было подумать, что по окончании рабочего дня все мужское население города ринулось сюда, не желая коротать вечер с любимыми женами), заказали трактирщику обед.

Публика здесь собралась разномастная — крестьяне, ремесленники, торговцы и чиновники, но одеты все были добротно, заказы делали не скупясь, на что я и поспешил обратить внимание короля.

— Да, это типичные бюргеры, — с какой-то странной интонацией согласился сир. — Что ж, во всяком случае, на Аввалоне голодающих я не видел…

— Завтра праздник, Фома, — напомнил своему соседу сидящий за столиком напротив нас толстяк. — День святого Дихеувира.

— Да, — кивнул Фома. — Я уже и подарок жене в мастерской академии заказал — часы с кукушкой.

— Ох уж эти академики, — скривился толстяк, — и зачем их только магистрат кормит? Лучше б деньги на какое-нибудь благое дело пустили. Церковь открыли, или, там, монастырь…

— Не скажи, брат Фофелбот, — возразил Фома, — безделушки-то они забавные мастерят.

— Да, почудил наш король в свое время, — благодушно согласился Фофелбот, — сейчас и вспомнить смешно…

Я гневно выпрямился, порываясь встать, но король положил мне руку на плечо, удерживая меня и с явным интересом прислушиваясь к их разговору.

— Когда смешно, а когда и не очень, — вклинился в разговор мрачного вида мужчина, сидевший за столиком слева от нас. — вы бы поменьше языками мололи! Черный Король — он Черный Король и есть. Забыли уже, как он вольных стрелков по опушкам леса развесил?

— Так он и своих не особо щадил, — подал голос долговязый верзила справа. — Вспомните сэра Глендауэра, или сэра Дебля…

— Да, «христианским» нашего короля не назовешь, — согласился Фома. — Не зря они с королем Артуром так друг друга ненавидят. Даже отца Патрика с Аввалона выжил…

— Это ложь! — не вытерпел я. — Отец Патрик сам уехал! Его отозвал Рим!

— Тебе откуда знать? — хмыкнул Фома. — Неизвестно, жив ли он вообще… А для отвода глаз каким-то Римом прикрылись… Кто его вообще видел — Рим-то этот. Может его и нет вовсе, одно название… Недаром же Черный Король с колдуном Мерлином и феей Морганой якшался…

— Без нечисти здесь не обошлось, — авторитетно заверил Фофелбот. — Старого короля убил, леди Гайю в башне заточил, где она до самой смерти слезами горькими умывалась. Так бедняжка и зачахла, света белого не видя… А теперь и вовсе слуг разогнал, явно затевает что-то. Сэр Томас в свое время так же к делам своим черным готовился… Ох, что-то ждет Аввалон — чует мое сердце.