Андрей Ерпылев - Расколотые небеса

— Очнитесь, — донесся сквозь волны пульсирующей боли до Бежецкого голос «гида». — Придите в себя.

Александр поднял веки, и наваждение мгновенно пропало, унося за собой мигрень.

Он был снова в «белой комнате», кругом царила тишина, и в воздухе висел какой-то тонкий аромат, напоминающий запах фиалки или другого цветка, но только не то зловоние, что секунду назад травмировало обоняние…

— Простите… — Собеседник казался виноватым и сконфуженным одновременно. — Я совсем позабыл о некоторых особенностях человеческих органов чувств… Так вы поняли, что именно я хотел вам показать?

— Не совсем, — хрипло произнес Бежецкий, действительно мало что понявший в живом объемном клубке, только что парившим перед ним.

— Это Континуум, — тихо и как-то торжественно произнес собеседник, склонив голову…

Александр не знал, сколько времени длился неторопливый рассказ человека в серебристом одеянии. Лишенное зрительной перспективы пространство оказалось лишенным и времени. Однако когда рассказ завершился, он знал и понимал столько, что все прошлые теории, догадки и озарения казались ему теперь сущим бредом.

Сосредоточие миллионов миров, обитаемых и лишенных присутствия человека, похожих на привычный, словно зеркальные образы, гротескно искаженных, как отражения в кривых зеркалах, и не похожих ни на что знакомое, вмещающих палитру всех возможных государственных устройств от идеально-привлекательных до отталкивающе-мерзких, — вот далеко не полное описание Континуума. И все миры были связаны между собой. Иные — напрямую, причем сразу во множестве мест, иные — через ряд других и лишь одним-двумя тоннелями, как бусы в ожерелье ниткой. И геометрию этих связей осознать было просто невозможно — она выходила за рамки человеческого восприятия. Причем — и Бежецкий это не совсем понял — Континуум имел связи не только пространственные и временные, но и какие-то иные, недоступной ему природы.

— Понимаете, — вел свой рассказ «серебряный человек», — переходы из одного пространства в другое кажутся экзотикой и чрезвычайным событием далеко не всем обитателям Континуума. Есть тысячи миров, обитатели которых не только свободно перемещаются из одного пространства в другое, но и образуют целые конфедерации и сообщества. Процветает межпространственный туризм, ведется торговля… Иногда, — тут рассказчик несколько засмущался, — приходится использовать некоторые пространства, так сказать, втемную…

— Как это? — не понял Александр.

— Ну… Как бы это объяснить… О! — обрадовался незнакомец. — В вашем мире есть такой вид городского подземного транспорта… Все время забываю это слово…

— Метро.

— О, да! Конечно, метро! Так вот, бывает так, что перемещаться через несколько этих… станций, но по прямой линии дольше, чем с пересадкой через другие линии. Ведь так?

— Да-да, — с сомнением подтвердил Александр, пытаясь вспомнить, приходилось ли ему ездить в метро ВОТ ТАК — ему всегда казалось, что путешествие без пересадок удобнее.

— Отлично! — воодушевился рассказчик. — Одним словом, есть такие пространства, проложить через которые маршрут удобнее, чем через иные. Иногда приходится нанизать на один маршрут два-три «посторонних» пространства, иногда больше… В этот раз такими транзитными оказались ваши два.

— Я понимаю, но…

— Вы хотите спросить о технологии? Не думаю, что при вашем уровне знаний… Поймите, я не хочу вас обидеть — просто ваше общество еще не дошло до той степени развития науки… Хотя должен признаться, что ход с этим… ядерным взрывным устройством был весьма остроумен.

— Значит, вы умеете делать межпространственные тоннели?

— О-о-о! Это весьма просто… При определенном уровне технологий, конечно. Ваши миры в свое время сами дойдут до этого. Данные методики очень хорошо отработаны, тоннели открываются на определенное время, в недоступных для аборигенов местах, но…

— В этот раз произошла накладка.

— Да, совершенно верно. Ваше воздушное судно наткнулось на границу тоннеля, и произошла катастрофа. Мы очень сожалели об этом.

— Конечно. Но двум сотням пассажиров ваши сожаления уже не нужны.

— Вот именно. Мы хотели загладить свою вину хоть чем-нибудь, поэтому и возникла идея в обход всех правил принять в число цивилизованных миров и ваши два. Простите, но мы называем цивилизованными…

— Ничего, я все понял.

— Отлично… Но вываливать на голову миллиардов ничего не подозревающих людей такое разом — непростительная ошибка. Мы решили, что для начала вашим двум мирам будет нелишне наладить контакт друг с другом.

— И?…

— И мы ошиблись, — сник «серебряный». — Ваши миры еще не доросли до контактов даже между собой. Даже между настолько близкими друг другу соседями. Когда мы поняли, что дело может кончиться плохо, тоннель решено было ликвидировать.

— Значит, наши бомбы не пригодились?

— Конечно же, нет! Это варварское оружие, и использовать его в Континууме — преступление. Тем более — в межпространстве. Это, знаете ли, даже просто опасно. Мы нейтрализовали ваше летательное устройство. Увы, сохранить его не удалось, зато мы спасли вас.

— А второй пилот? Что стало со вторым самолетом?

— Ничего. Этот летательный аппарат, который вы называете самолетом — оригинальное, на мой взгляд, название, — проследовал туда, куда направлялся, и благополучно приземлился. Это было последнее материальное тело, которое проследовало через тоннель.

Бежецкий мысленно перекрестился и возблагодарил Бога, что все произошло именно так, а не иначе. Что ни говори — жаль, если погибнет твое второе «я».

— Теперь ваши пространства обособлены. Имеется, правда, еще один тоннель между ними, но он обладает довольно редкими свойствами… Вы знакомы с некой математической абстракцией, именуемой лентой Мебиуса?

— Да, и не только абстрактно. Могу сделать эту ленту хоть сейчас. У нас любой школьник знает эту фишку.

— О-о! Я не знал, что ваш мир так далеко продвинулся в пространственной теории! Вот этот тоннель как раз имеет свойства, несколько схожие с лентой Мебиуса. Он псевдоодносторонен.

— Да? — задумался Бежецкий. — И я, кажется, знаю, о чем идет речь…

Перед ним снова мелькнул сумрачный день «Ледяного мира», автоматные очереди, выбивающие колючие осколки из обсидианово-черного «грунта», завывание стылого ветра и сумасшедшая чехарда в наушниках… Так вот что это был за фокус…

— Совершенно верно. Вы проходили через этот тоннель. И у двух миров еще есть шанс встретиться.

Видимо, «серебряный» уже закончил свой рассказ, поскольку молчал, ласково и всепонимающе глядя на слушателя. Он словно бы ждал какого-то вопроса. И Александр этот вопрос не мог не задать:

— А что же со мной?

— Очень хороший вопрос, — похвалил рассказчик. — И что самое главное — своевременный. Понимаете… Мы не можем вернуть вас в тот мир, который вы только что покинули. Двое близнецов еще туда-сюда, но трое… Как вы говорите в этом случае?

— Перебор, — мрачно буркнул Бежецкий.

— Да-да, перебор! Настоящий перебор. Если хотите, мы отправим вас в ту, вторую Россию.

— Что я там забыл? — уставился в белоснежный пол Александр. — Там я тоже — перебор. Видел, знаю…

— Тогда… Что вы скажете, если мы вернем вас на вашу родину?

— На родину?…

У Бежецкого вдруг защемило сердце: он уже почти не вспоминал о той истерзанной стране, которую покинул так бездумно и скоропалительно. Да, это не имперский рай земной, но и не ад. Как хотел бы он сейчас оказаться на родной земле, пройти знакомыми улицами, увидеть родных и близких… Всех, кто остался.

— А вы это можете? — с надеждой взглянул он в глаза «серебряному», боясь увидеть в них издевку или прочесть виноватое: «Не можем…»

— Отчего же нет? Но предупреждаю вас, что это — не самый лучший уголок Континуума. Вы можете ознакомиться и с другими вариантами…

— Нет, других не надо! — быстро ответил Александр. — Туда, только туда.

— Не пожалеете?

— Нет, не пожалею. Могу даже расписку написать, что отказываюсь от других вариантов, — постыдно засуетился бывший майор. — Где расписаться?

— Да нет, не нужно расписки, — пожал плечами обитатель Континуума. — Зачем она нам?… Ну, раз вы хорошо подумали… Тогда прощайте.

Он поднял на Бежецкого свои добрые глаза и…

…и тот с изумлением понял, что «белая комната» куда-то исчезла, сменившись обычным, хорошо знакомым по прошлой жизни городским пейзажем.

Александр стоял посреди кое-как заляпанной асфальтом мостовой, глядя на уходящий куда-то в перспективу ряд обшарпанных панельных домов. Ветерок гнал вдоль по улице клубы пыли вперемешку с какими-то обрывками бумаги и прочим мусором, под ногами имели место россыпи окурков, битого бутылочного секла и прочего сора, немыслимого в Империи, но столь привычного в «одной шестой суши».