Петр Романов. Второй шанс - Олеся Шеллина

— Знаешь, что, — Наташка вскочила и наклонилась к моему уху. Я одергивать ее не стал, с девки молодой станется ор на всю столовую поднять, пусть уж шепчет лучше, а я выводы сделаю, может, и узнаю чего интересного, бабские истерики они порой не контролируемые и выболтать она может, даже то, что глубоко в душе хранила. — Я, пожалуй, деду напишу, что ты совсем совесть потерял и от рук отбился, — она говорила тихо, чтобы лишние уши не слышали подробностей нашего скандала. — А я всегда говорила ему, чтобы тебя в кадетский корпус при Императорском дворце отдать следовало, чтобы дурь всю выбили окончательно. И плевать на разногласия. Вот теперь пускай пожинает плоды материнской любви и заботы, если в воспитании участия не принимал, и меры принимает, чтобы ты и дальше его не позорил. — Она распрямилась и ушла от меня, возвращаясь к своему столу, за котором сидело несколько девиц.

Куда ты отпишешь письмо, Наташа? На тот свет? Или... Я удивленно смотрел ей вслед. Что же это получается, наш дед Петр Алексеевич жив? А где тогда родители? Ежели Годуновы правят Российской империей, то деду и нужды не было отца в измене подозревать, да казнить руками Толстого. Но что тогда здесь случилось?

— Романов, ты, похоже, и правда того, с катушек за лето слетел. Даже интересно, что с тобой произошло, — прошептал наклонившийся ко мне Дмитрий. — Ты поэтому мне за все лето не перезвонил ни разу? Ладно, не парься, я уже давно привык к твоим закидонам. Ты есть-то будешь? А то скоро урок, а ты даже еще не притронулся ни к чему.

— Да, буду, — и я принялся быстро есть, даже не чувствую вкуса того, что в рот кидал. Расправившись с последним куском, я отложил в сторону вилку, подивившись ее форме, но не заостряя на этой незначительной детали внимания и без этого потрясений хватало. — Карамзин, — позвал я Дмитрия. — А что у нас сейчас за урок?

— Ты когда-нибудь начнешь расписание запоминать? — он лишь глаза закатил. — Нет, был не прав, каюсь. За лето ты нисколько не изменился. Сейчас у нас выездка, и на сегодня все. Нужно же еще будет коней расседлать и поставить в стойло. И обтереть, — он поморщился. — Не понимаю, зачем нам вообще этот анахронизм? Все равно дворяне только на императорских парадах на конях выезжают.

Он встал и, подхватив своей поднос с грязной посудой, понес куда-то на отдельный стол. Я оглянулся по сторонам — все делали так же. Никто не оставлял свой поднос просто на столе. Поэтому я также, как и все остальные, отнес грязную посуду в одно место и поспешил за Карамзиным.

Занятие проходило на улице. Несколько конюхов вывели лошадей, которых держали на поводу, и насмешливо смотрели на группу учащихся, среди которых я сейчас находился. Отдельно кучей лежала сбруя и седла. А я стоял, тер лоб, не понимая, зачем для того, чтобы ездить на лошади понадобился отдельный урок. Даже занятия магией, наличие которой я все-таки признал, не вызвали у меня такого раздрая. Да и себя признал колдуном, чего уж там. Недаром попы в голос говорили, что я почти безбожник. Но вот то, что для езды на лошади выделили целое занятие, да еще и длящееся так долго...

Я украдкой осмотрел своих соучеников. Они выглядели такими испуганными, особенно девушки, словно не благородных лошадей увидели, а как минимум когорту чертей. Создавалось ощущение, что все они лошадей впервые увидели. Даже Агушин и этот его приятель-гренадер выглядели растерянными. В них ни щепотки их гонора не осталось.

— И долго вы будете стоять вот так? — наставник похлопал свернутым хлыстом по голенищу сапога. Я же посмотрел на свои ноги. То, что было на мне надето плохо сочеталось с верховой ездой, но, нам же не полдня скакать, верно? Да и вообще я очень сильно сомневаюсь, что кто-то сегодня даже в седло сядет.

— Простите, Андрей Иванович, — та самая девушка, у которой так и не получился щит, подняла руку, привлекая к себе внимание.

— Да, Назарова, что ты хотела узнать? — он тут же перестал похлопывать себя по голенищу и посмотрел на нее с надеждой. Наверное, думал, что-сейчас-то все наладится и хоть что-то начнет происходить.

— А как найти лошадь, которая тебе предназначена? — робко спросила она.

— Назарова, ну как вы ее найдете, если еще никто для себя коня не выбрал? — чуть ли не простонал Андрей Иванович, а конюхи начали едва слышно посмеиваться.

Значит, нужно просто подойти и выбрать? Я опустил руку в карман. Сам не зная зачем, услышав про выездку, машинально сунул в столовой в карман несколько кусков сахара. А ведь я даже не знал, что здесь такое мракобесие будет происходить.

— Так, Шедров, ты первый, — после очередной молчаливой заминки снова подал голос наставник. Пока я решил всех, кто ведет занятия называть наставниками. Там потом разберемся, кем они действительно являются.

— Почему я? — я повернулся в сторону приятеля Агушина, который не спешил выходить из нашего строя, после того, как его позвали.

— Потому я решил начать по алфавиту и с конца, если у нас все смелые на перемене остались в коридорах, — рявкнул Андрей Иванович.

— Гордиться должен, если наставник выбрал его для такого дела, — повернулся я к Дмитрию, который стоял вальяжно. Страха в нем я не видел, но и энтузиазма он особого не проявлял.

— Шутишь что ли? Да он лошадь на картинке даже не видел, мажор столичный, — практически сплюнул Карамзин, злобно косясь в сторону неуверенно шагающего к конюхам парня.

— А ты видел? — я усмехнулся, начиная понимать, что лошадь в этом месте не является средством передвижение, а чем-то, что статус всадника определяет. Похоже, что иметь лошадь и уметь правильно на ней ездить чем-то из ряда вон выходящим и доступным только избранным.

— Нет, с тобой точно что-то не так, — Дмитрий повернулся ко мне, пристально вглядываясь в глаза. — Мой отец владеет конюшней элитных