Почтальон (Управдом-2) - Андрей Никонов

— Германцы?

— Они самые. Этот, слева, его зовут Вальтер Николаи, он с девятнадцатого вроде как не у дел, но на самом деле самый важный человек в Веймарской разведке, к нему все ниточки ведут, подполковник Швантес, нынешний начальник абвера, каждую субботу у него в гостях. Через Швантеса любой польский, германский или латышский шпион в конечном счёте этому Николаи докладывает.

— А второй?

— Тут, Вацлав, стоит наш герой, он и Леднёвых заслал к нам, и Лакобу, тот тоже сейчас молчать перестал и выдаёт всех подряд. Знакомься, Юрген фон Белов, старый германский разведчик, регулярно нашу страну посещает по дипломатической части, в империалистическую столько секретов у царской армии выведал под личиной русского офицера, и не сосчитать. За ним наша контрразведка уже много лет гоняется, в шестнадцатом за руку было схватили, всё равно сухим из воды вылез. В прошлом году похожий на него человек по фамилии Ларин застрелил особоуполномоченного ГПУ, вместе с ним губернского следователя и двух бойцов, да только фон Белов в это время был в Москве, и доказать ничего не удалось, преспокойно уехал домой. Но я эту гниду когда-нибудь достану, дай срок. Главное, что осиное гнездо мы разворошили, будем здесь сволочей давить, пока не сбежали за кордон. И туда тоже доберёмся.

— Это его жена? — Политкевич с интересом разглядывал женщину. — Видная.

— Из наших, русских, княжна Ульяна Мезецкая, дочь полковника Мезецкого, который Выборг белофиннам сдал. Её, говорят, сами беляки порешить хотели, да этот фон Белов спас.

— Через неё подобраться к нему никак нельзя?

— Пытались уже, только зря двух агентов потеряли, ненавидит она советскую власть от всего сердца.

— Ну и шут с ней. Я подумал, — Политкевич раздражённо раздавил едва начатую папиросу в пепельнице, отбросил фотографию, — если бы не этот Травин, мы могли и не узнать, что тут творится. Он Сомова поймал, ассигнации нашёл, Лакобу вычислил. Может, он и есть тот самый таинственный шпион, а не Чижиков вовсе?

— Следим, — Меркулов приподнял уголки губ, — мог скинуть весь балласт с корабля, очиститься от подозрений, и дальше проворачивать свои делишки. Только чую я, он к этому не причастен, а вот пользу ещё может принести.

— Следите за ним?

— А как же, доверяй, как говорится, но проверяй. Тут другой курьёз, катавасия вся, считай, пошла после того, как почтальоншу из глупой ревности убили.

***

— Дядя Саша тобой очень доволен, — Черницкая, с которой Травин снова вроде как сошёлся, доставляла сведения из первых рук, — хочешь, он похлопочет, и тебя в Ленинград возьмут, в областное представительство? Здесь ты примелькался, второй раз в секретного агента поиграть не получится.

— И не надо ты ему передай, что если шляются за мной, могут не скрываться, я их всё равно вижу.

— Он думает, на сапожника выведешь.

— Я, Лена, начальник почтамта, если Чижикову письмо пришлют — отнесу, а так где его отыщу?

— Вот будешь так себя вести, Меркулов без тебя обойдётся, он за шпионами ещё с империалистической гоняется, если бы ты у меня не был такой быстрый и ловкий, он сам бы всё распутал.

— И умный.

— Не будь таким фанфароном, хотя тебе это даже идёт. А насчёт шпионов не беспокойся, вон сколько народу похватали, все они сейчас из кожи будут вон лезть, чтобы другого замазать, вот тут-то и вычислят, куда этот гад делся.

— Не может так быть, чтобы человек не наследил. Он ведь в понедельник ещё в городе был, а потом раз, и как в воду канул, ни вокзал, ни извозчики, никто его не видел, а ведь у него деньги с собой, их за пазухой не унесёшь.

— Перестань, — докторша подошла сзади, обняла, прижалась щекой к затылку, — давай-ка лучше я тебе покажу, что себе в женском магазине купила в Изборске, сплошные кружева, пошито отлично, но вот застёжки очень тугие.

Травин посмотрел и даже помог застегнуть, а потом расстегнуть.

К концу недели жизнь вошла в привычную колею, погода установилась почти летняя, Протопопов забил четыре мяча команде завода «Шпагат» под восторженный рёв трибун, про убийство Екимовой на почте словно забыли, только деньги собрали на воскресную поминальную службу в Алексеевской церкви.

В понедельник с утра Травин зашел к Матюшину — дело о пропаже почтальона вернули обратно и велели закрыть по причине отсутствия подозреваемых. Следователь выглядел гораздо лучше, даже румянец на щеках появился, Сергею он искренне обрадовался — как-никак спаситель сестры зашел.

— Конторщик у входа сидел, что с ним? — Травин поставил подписи в нужных местах, и уже собрался уходить. Про служащего суда он на всякий случай спросил, уж очень тот по фактуре походил на исчезнувшего из ресторана незнакомца. — Может случилось чего?

— Заболел, — следователь пренебрежительно отмахнулся, — у нас тут, Сергей Олегович, чёрт знает что творится, людей на допросы таскают, особенно тех, кто с архивами связан был. Смидовича тоже допросили, вот он и перенервничал.

— Было из-за чего?

— Не знаю, только Адам Юзефович вроде в 22-м или в 23-м году тут появился, до этого в коммунхозе работал, а пожар годом раньше случился. Мне так рассказали, — Матюшин смутился, — сам я тогда семилетку закончил. А зачем он вам?

— Просто спросил, он же все время на входе сидит и глазами зыркает, будто ему денег должны.

— Неприятный тип, — согласился следователь, — но безобидный. Он такой от одиночества, наверное.

Милиционер на входе с Матюшиным был солидарен и добавил, что болеет конторщик по причине возраста часто, но недолго.

На работу Сергей забежал буквально на четверть часа, полюбовался на грустного Циммермана, мающегося личной жизнью, и отправился в горкомхоз, твёрдо пообещав себе, что вот это в последний раз, и он наконец остановится на чём-то одном — или почтой командовать, или за злодеями гоняться. Уважительная причина была в наличии, почтамту требовалось новое помещение для одного районного отделения. Поначалу на него косились, но гость в архивах копался уверенно, помощи не требовал, и уже к полудню его приняли почти как своего.

Конторщик и в горкомхозе всех выводил своими придирками, его тут хорошо помнили, и