Юрий Корчевский - Разведчик. Заброшенный в 43-й

Игорь направился к офицерам.

– Мое командование спрашивает, где оберст фон Шенхаузен?

Офицеры переглянулись. Они явно знали, но говорить не хотели.

– Не слышу ответа! – повысил голос Игорь.

Вперед выступил обер-лейтенант:

– Господин полковник застрелился. Приказал нам капитулировать, указал место и время, а потом пустил себе пулю в висок.

Игорь был ошеломлен. Зачем? Любая война рано или поздно кончается, и военнопленных отпускают по домам. Ну, посидел бы какое-то время в лагере, но потом вернулся бы к семье…

Игорь подошел к Скоблику и передал ему сообщение обер-лейтенанта.

Майор был удивлен:

– Старый служака! В отличие от многих имеет представление об офицерской чести. Ты лейтенанта этого не спросил – он сам видел?

– Никак нет, не сообразил. Не думал, что оберст покончит жизнь самоубийством.

– Зови своего немца, пойдем смотреть.

Игорь привел обер-лейтенанта – майор сказал, что хочет лично видеть труп оберста. За ними увязался старший лейтенант из контрразведки, второго отдела.

Полковник и в самом деле был найден мертвым. В правом виске – огнестрельная рана, рядом валялся табельный пистолет.

«Смершевец» сказал Игорю:

– Веди сюда солдат. Надо похоронить его, все же человек, не собака.

– Разрешите офицера взять, он своих солдат знает.

– Валяй!

Когда вышли из дома, в котором застрелился оберст, Игорь сказал:

– Отберите четырех физически крепких солдат с саперными лопатками – у кого они сохранились. Надо оберста похоронить.

– Я не знаю, где кладбище.

– Вы католик?

– Да, а какое это имеет значение?

– Тогда должны знать, что самоубийц на кладбище не хоронят. По Библии – грех это.

От удивления офицер остановился:

– Вы же большевик, разве вы читали Библию?

– Каждый культурный человек, даже неверующий, должен прочитать Библию хотя бы один раз. Подберем место здесь, на территории завода. Наше командование отдает должное разумности вашего оберста. Откажись он от нашего предложения – и все те солдаты и фольксштурм вместе с ними сейчас уже мертвыми лежали бы. Вы лучше подумайте, в чем оберста хоронить будете? Он же боевой офицер, человек чести.

– Чести? – Обер-лейтенант снова остановился. – Большевикам знакомо понятие чести?

– По-вашему, я похож на варвара? Вот я говорю по-немецки не хуже вас, а вы русского не знаете.

– В Германии считали, что арийцам не надо знать язык покоренных народов.

– Бесполезный разговор. Пройдет пять лет, вас выпустят из лагеря, и вы вернетесь домой, к семье. А ситуация за это время изменится кардинально. Нацизм осудят, и вы будете изгоями в своей стране.

– Вы так говорите, как будто видите будущее. Мне страшно это слышать.

Игорь усмехнулся – уж он-то твердо знал, что будет.

– Сейчас вы еще не осознали, что служили преступникам – Гитлеру, Гиммлеру, Геббельсу, Герингу. Наверное, гордились этим. С этого дня вы будете стыдиться.

– Я Гиммлеру не служил, в вермахте.

– Наши гестапо и эсэсовцев в плен не берут, расстреливают на месте. Так что вам в каком-то смысле еще повезло.

– Повезло? Замерзнуть в вашей Сибири повезло?

– Поверьте, Сибирь – еще не самое худшее место. Чистый воздух, чистая вода, физический труд на лесоповале. Впрочем, вас это не коснется, офицеров не заставляют работать.

Пока разговаривали, дошли. Офицер сразу скомандовал:

– В шеренгу по два становись!

Игорь и солдаты, стоявшие в цепи вокруг площади, поразились. Только что они видели перед собой людей в военной форме, но уже не солдат. Опущенные плечи, потухшие глаза… А после команды все мгновенно выстроились, расправили плечи, и вот уже в строю стоят не подавленные пленом люди, а солдаты. Разительная перемена!

– Кто имеет саперные лопатки, шаг вперед!

Немцы к амуниции относились бережно. У многих имелись при себе котелки, противогазные и сухарные сумки, пустые патронташи. И потому на приказ обер-лейтенанта вперед шагнула половина пленных.

– Сообщу, кто не знает. Полковник фон Шенхаузен, наш командир, застрелился. Снять головные уборы!

Мгновенно, одним порывом, немцы сняли пилотки, кепи, стальные шлемы.

– Прошу сделать шаг вперед тех, кто желает похоронить своего командира. Приказывать я уже не могу.

И вновь вперед шагнула половина строя.

Обер-лейтенант прошелся вдоль солдат, выбирая физически крепких:

– Ты, ты, ты, ты – шаг вперед!

Четверо солдат шагнули вперед по команде.

Игорь решил добавить еще двух – ведь кроме рытья могилы надо еще найти, в чем похоронить, да опустить в могилу.

– Офицер, еще двоих.

– Ты и ты! – обер-лейтенант ткнул пальцем в выбранных им. – Остальным разойтись!

Шестеро солдат выстроились в колонну. Игорь шел впереди, за ним – небольшая колонна из шести немцев. Сбоку шагал офицер.

– Солдаты прибыли! – доложил Игорь оперуполномоченному СМЕРШа.

– Пусть копают.

– Надо бы показать, где.

– Давай сам, с обер-лейтенантом.

Офицер распорядился:

– Вы двое, у нас были мешки для такого случая. Найдите и доставьте.

В полевых условиях немцы хоронили убитых в крафт-мешках – из многослойной толстой бумаги, в каких у нас возят почту. Мешки были двухметровой длины, даже верзила поместится. Хранились они стопкой, места занимали мало.

Игорь прикинул: все лучше, чем у нас, обернутыми в кусок брезента или плащ-палатку.

Пошли искать подходящее место.

– Вы его соотечественники, подберите место посуше, обозначьте могилу как-то. И хорошо бы кому-то из местных сообщить.

– Я сам так думал, но опасался спросить.

Место они нашли у заводоуправления – там стояла березка.

Офицер привел солдат.

– Копать здесь. Два метра глубиной, два в длину. Приступайте.

Солдаты взялись за саперные лопатки. Копали быстро – опыт был, лопатки острые. Наши солдаты их точили до бритвенной остроты. И копать быстрее, и в рукопашной такая лопатка лучше штыка. Ее можно кидать во врага, ею можно рубить.

Подошли два солдата – они нашли крафт-мешок и кусок веревки.

Обер-лейтенант с Игорем и солдатами вернулись к телу оберста. Наших командиров уже не было.

– Разрешите отломить жетон? Положено так, – обратился к Игорю офицер.

– Разрешаю.

Обер-лейтенант расстегнул китель. Документов при оберсте уже не было, явно опер из СМЕРШа забрал.

Лейтенант разломил личный жетон полковника. Это было удобно: овальная пластинка имела посередине просечку. Над и под просечкой был выбит личный номер военнослужащего. Та часть, которая оставалась на цепочке, хоронилась вместе с телом, чтобы в случае эксгумации человека можно было опознать. А вторая половина, которая отламывалась, отправлялась в штаб дивизии и в архив. Таким образом немцы точно знали, кто, когда и где похоронен. Порядок, однако! Но придумано разумно, лучше, чем наши «смертные медальоны» с бумажкой внутри.