Дмитрий Матяш - Выход 493

— Иван Николаевич?

«Да, заведующий в кафе «Встреча».

— Ага, только нас там какая-то девица с перемотанной головой едва киркой не порешила…

«Она — не зомби. Она их новый вид, так сказать, если тебе не будет обидно, неозомби. Они мне, к сожаленью, пока не подчиняются, но мы над этим работаем».

— Ладно, — кивнул Крысолов. — Если уж на то пошло, и выходит так, что теперь ты предлагаешь мне стать моим нанимателем, — потому что лично мой интерес к Харькову иссяк, — позволь мне узнать о цели, ради которой стоит продолжать экспедицию? И следующий, более крамольный вопрос — что будет в том случае, если я не приму твое сотрудничество?

«Что ж, вполне ожидаемые вопросы. — Глаз зомби-байкера давно не двигался, сконцентрировавшись на точке, где-то над правым виском Крысолова, но сейчас плавно переместился, встретившись с Крысоловом взглядами. — Если я скажу тебе, что в Харькове по-прежнему есть люди, нуждающиеся в вашей помощи, тебе будет этого достаточно?»

— Интересно, как ты собираешься заставить меня в это поверить? Последняя их запись не на твою пользу.

«Последняя запись — это, как вы выражаетесь, «замануха». Проклятый ходил по кольцевой вокруг Харькова пять лет, и ходил бы еще дольше. Возможно, вплоть до своей смерти, если бы не мы — не «Брейнцентр».

— С каждым разом все интереснее, — повел подбородком Крысолов, и даже его мать не могла бы с уверенностью сказать, шутит ли он или его действительно заинтересовало сказанное голосом. — А кто его закольцевал-то? Кто-то не хотел, чтобы он добрался до Киева?

«Когда будешь подъезжать к Харькову — ты лучше поймешь о чем я говорю, — отрезал голос. — Харьковчане, как и обещали, взорвали вход на «Спортивную», но лаз к ним все еще существует.

— Но как они выжили пять лет под землей без тепла, воды и пищи?

«Они не только выжили, они еще и сохранили свою численность. Не удивляйся, Крысолов, человек может прожить больше тридцати лет без тех удобств, что есть у вас в «Укрытии» и при этом не превратиться, как ты говорил, в пожирающих друг друга паразитов, — в голосе послышались нотки укора. — Это у вас отбери патроны, и вы превратитесь в беспомощных котят, которые будут называть себя смертниками и жизни не помыслят без машин и электричества. У людей, десятилетия привыкших добывать огонь чирканьями камень о камень и по-настоящему охотиться с копьем в руке такая закалка, что куда твоим курсантам браться. Другое дело, что они дичают, Кирилл, дичают. Им нужны не столько ваши патроны и оружие, сколько ваша поддержка. Ты ведь слышал в чем их главная проблема — они не хотят верить в то, что остались одни. Это гнетет их хуже всякой твари. Они считают, что одиноки на белом свете, и если ты не дашь им уверенности в обратном, они умрут скорее от тоски, чем от голода.

— Я хочу тебе верить, — после нескольких долгих минут тишины, ответил Крысолов. — Но твои доводы неубедительны. Команда может не понять.

«Хорошо, а если я еще скажу, что часть «Единого Смотрящего» находится там, в Харькове — этого будет достаточно? Если скажу, что именно в Харьковском НИИ «Электроприборостроения» находится компьютер с «Афта-лайф», который управляет собаками, постоянно штурмует ими ваше «Укрытие-2» и, как ты ранее выразился, истребляет вас. Это твоя команда поймет?»

— Хм-м, — понимающе протянул Кирилл Валериевич. — Понятно теперь, откуда дым. Так ты предлагаешь заодно еще решить и твою проблему с собаками? Разрушить институт и вернуть псов под твое чуткое руководство? Интересный у нас получается поворот событий. А с какого черта этот «робот» вообще находится в Харькове?

«То место, где находимся мы — «Брейнцентр» — это московский институт биотехнологий, и поэтому наша специфика, как ты понимаешь, это работа с живыми, так сказать, образцами. А когда проект «Единый Смотрящий» был одобрен советом ученых России и Украины, за разработку программы искусственного интеллекта под названием «Афта-лайф» и всего «робота» в целом взялся Харьковский НИИ «Электроприборостроения». Теперь понимаешь? Мы поддерживаем связь с «роботом» через спутник, заряда батарей ему хватит еще на сто лет, а отключить его через спутниковую связь не можем. Да и не нужно нам это. Мы просто хотим удалить «Афта-лайф», но сделать это можно лишь вручную. И насчет собак… Я представляю себе, как ты можешь воспринять то, что я скажу, но я даю слово — ни одной особи на всей территории Киева.

— Занятно, — усмехнувшись, потер руки Крысолов. — Если не учитывать, что последнее прозвучало как предвыборная агитация очередного кандидата в президенты.

«Как бонус к нашему договору, я отправляю десяток зомби за Андреем в Яготин. Хочешь, еще с тобой отправлю сотню особей? Сэкономишь патроны».

— Да нет, спасибо, как-нибудь уж обойдемся без них, — снова усмехнулся Крысолов. — Мне нужно посоветоваться со своими. Твои бойцы разберут эту баррикаду?

«Да-да, разумеется, советуйся, — охотно ответил тот. — Своим подручным я сейчас скажу чтобы разобрали завал. А вам, если хотите, укажу на безопасное место тут поблизости, где можно переждать остаток этой ночи и день, а вечером полным составом, с новыми силами тронетесь в путь. Это если согласитесь, конечно…»

— Ты, кстати, не ответил, что будет, если я откажусь от твоего предложения, — напомнил Крысолов.

— Да ничего не будет. Если ты намекаешь, что я должен сказать им «Фас!» или еще что-то в этом роде и указать на твою машину, то ничего подобного. Я просто дисконнектнусь от них, и тогда они и вы представитесь сами себе. Если ваша «Бессонница» прибудет вовремя — вы выиграли, если нет — не обессудьте. Честно? Думаю, что предельно честно. К тому же… Возможно, я излишне самоуверен, но мне почему-то кажется, что все же вы согласитесь».

Крысолов кивнул, но потом, помрачнев лицом, вскинул на зомби-байкера грустные глаза:

— Ладно, а с Секачом-то что? Где он? Я могу его увидеть?

«Что с Секачом? — словно бы удивился голос. — А чего ты у меня спрашиваешь? Сам у него спроси…»

И прежде, чем Крысолов успел понять, о чем говорит «голос из колбы» — как он в последнее время его прозвал — пассажирская дверь со скрипом открылась, и в кабину, сначала забросив на сиденье двустволку, втащился его напарник. По шее у него текла кровь, а тело пробивал мелкий озноб, но не это было самым странным. Лицо, еще недавно живое, румянящееся, приобрело мрачный, стальной оттенок, глаза словно протаяли вглубь черепных западин, вены, все отчетливее проявляющиеся на тле побледневшей кожи, из светло-синих становились черными, а белки глаз стали мутно-желтыми, как яготинский туман.

— Списал уже меня, небось, со счетов, дружище? — хохотнул он. — Хрен ты еще от меня так просто избавишься. Ну, чего ты как неродной? Еще скажи, что не рад меня видеть!