Мудрость стихов (СИ) - Ротэрмель Роман

— Убегаешь!? — завопила она вслед охотнице, с самоуверенной ухмылкой, — Бойся, воительница. Беги, но ты не скроешься от меня!

Юки-онна согнулась, засверкав летящими во все стороны кристаллами льда. Звук миллионов лезвий, несущихся в неудержимом урагане, бросились вперёд. Морозный ветер прорезал широкие стволы деревьев и оставлял за собой шумные пятна. Икеда быстро поднималась по крутому холму, чьи голубые скалы были едва различимы из-за слепящего, лунного инея, покрывавшего всё вокруг. Она почувствовала, как мороз нещадно колит её бёдра, и обернулась на свирепо несущуюся к ней бурю. Икеда держала катану перед собой, огонь на тёмном лезвии иссяк, но тепло раскалённой стали всё ещё грело кончики пальцев и бледные щёки. Она дёрнулась, подняла глаза и умело увернулась от несущегося к ней колющего вихря, отпрыгнув в сторону. Юки-онна пронеслась мимо, озлобленная и вдохновлённая своим устрашающим рвением. Икеда обогнула светящуюся, выпирающую из-под льда скалу и ринулась дальше, вверх по снежному холму. Ветер, что бил ей в спину, подгонял её и пятки сами неслись вперёд, пульсируя уверенно замерзающие мышцы. Наплечники погасли и покрылись инеем, горящая амигаса потухла и её стальные концы заржавели под слоем колючего снега. Ногти, казалось, вот-вот расколются на тысячи льдин, а отяжелевшие ноги, будто застывали в морозной пучине. Яркий блеск снега, что гипнотизировал, сбивал глаза с назначенного пути, медленно пропадал, превращаясь в нечто однотонное, нечто безвкусное. Икеда остановилась. Вершина холма казалась пиком высокой горы, но тьма и буря закрывали за собой обширный вид окрестностей. Тьма сгустилась на вершине холма, и не виднелось ничего, кроме тусклого снега. Юки-онна задымила своим мрачным халатом. Она глядела на воительницу с неприкрытой самоуверенностью. Икеда дрожала. Зубы стучали, покрываясь болезненной синевой. Ноги, зарытые по колено в сугробе, едва держались, чтобы не рухнуть перед беспощадным морозом окончательно. Она упиралась на меч, а руки, словно смешивались воедино с покрывающейся льдом рукояткой.

— Ты ступила на мою стихию, воительница. — ехидно произнесла юки-она, — Но, я найду для тебя место. Ты замерзаешь, воительница. Скоро ты тоже станешь статуей, без преувеличения самой интересной в моей скромной коллекции.

Икеда подняла глаза. Ресницы были покрыты толстым слоем инея. Губы потрескавшиеся, с замёрзшей алой кровью и сотнями мелких порезов. Лицо синее, бледное, также, как и всё тело, покрытое удушающим морозом. Она взглянула на небо, на котором не виднелось абсолютно ничего, кроме бесконечной тьмы.

— М-мы взобрались т-так высоко. — тихо произнесла Икеда, дрожа от холода, — В-выше замёрзших скал, выше облаков.

Она взглянула на юки-онну, прищурившись сквозь слипшиеся ресницы. Суровый взгляд был едва различим, но всё же источал непоколебимую уверенность.

— Выше луны. — грозно поставила точку воительница.

Юки-онна испуганно раскрыла голубые глаза и с безумием обернулась на тёмное, пустое небо. Луна не освещала её яркие глаза, не просвечивала сквозь тонкий халат, не озаряла мелькающим светом. Девушка с ужасом дёрнулась, продолжая безудержно вертеться по сторонам.

— Нет! Нет! Нет! — завопила она, — Где моя луна!? Где ты моя красавица.

— Т-тебя п-подвело твоё высокомерие.

Икеда перевела взгляд за горизонт, широко раскрыв глаза. Яркие лучи тепла ударили на вершину холма. Пылающий рассвет устремлялся всё выше, прогоняя холодную тьму. Юки-онна прикрыла лицо ладонями. Тёплый свет обжигал её краснеющие щёки. Тонкий писк вырывался с её чернеющих губ. Тело тускнело с каждым вырывающимся лучом солнца, пока окончательно не покрылось смуглой пылью. Юки-онна замерла, превратившись в то, чем сама так яро гордилась, но по другую сторону родной стихии. Чёрная статуя с устремившимися на солнце глазами, покрытая тёплым пепелищем. Хрупкая, мёртвая, но не лишившаяся девичьего очарования. Икеда выпрямилась, устремив расслабленную улыбку к солнцу. Тёплые лучи приятно грели лицо, а сырой лёд растворялся на румяных щеках. С холма открывался далёкий, казалось, бесконечный вид с яркими, зелёными лесами, тёмными скалами, извилистыми дорогами и затуманенными горами.

Икеда стряхнула растаявший снег со скользкого лезвия и плавно спрятала катану в ножны. Путь с холма казался лёгкой прогулкой. С каждым шагом она чувствовала, как снег тает у неё под ногами. Зелёная трава торчала иголками, колыхая блестящую росу, а цветы распускались яркими красками, словно ранней весной. Замёрзшие статуи людей растаяли, превратившись в бесформенные лужи, будто похороненные под слоем земли. Икеда услышала многолюдный гул и весёлый смех, едва приблизившись к поселению. Местные радовались яркому солнцу, словно не видели его целую вечность и кружили в центре у алых врат, что казалось, приобрели новый, чарующий оттенок.

— Воительница! — послышался радостный крик.

Улыбающийся стражник выскочил из толпы, чуть ли не бросившись Икеде в объятия.

— Ты справилась, охотница на духов. Чудо свершила. В один момент солнце, как вылезло, будто по воле Богов, давно мы тепла не ощущали.

Стражник вытащил из кармана звонкий кошель и передал воительнице.

— Вот, как договаривались и знай, тебе всегда у нас рады.

Икеда поклонилась, осмотревшись по сторонам шумной улицы. Тающий снег сливался с крыш приоткрытых домов, и лишь один был закрыт, как и ночью — дом мужа, что приютил заблудшую девушку. Замёрзший пион на двери распустился десятками светло-розовых лепестков. Воительница постучала, и дверь слегка приоткрылась. Мужчина стоял неподвижно, терпеливо наблюдая.

— Прости, что не сказала тебе, но так было нужно. — начала ловчая, не опуская глаз.

— Я всё понимаю, наверное, это моя ошибка, что впускаю в свой дом каждого, кто постучит мне в дверь. — неуверенно ответил мужчина.

Икеда почтительно кивнула.

— Не бойся одиночества, иначе никогда не отыщешь истинной любви.

Она спрятала глаза за амигасой, двинув к тропе, ведущей из солнечного края в дальний путь. Тающий снег всё ещё стекал с коленей, а на бескрайнем, объятом солнцем поле сверкал замёрзший пион.

Мне порой бывает очень больно,

Разлука и печаль сжимают грудь.

Под одеялом тело, что тепла лишённом,

Любовь, с которой хочется уснуть.

Мечты, желания, прощанья.

Всё блекнет в моём мире грёз.

Я позабыл, что значит обещанье

Любви, которой пролил столько слёз.

Икеда чувствовала надвигающейся холод. С каждым шагом пасмурные тучи сгущались перед её глазами. Под ногами шуршали жёлтые листья, что казались проложенным ковром вдоль прямой дороги. Она сбавила шаг, не отрывая глаз от земли. Жёлтая листва густела, преображала свои яркие оттенки в винные цвета. Икеда остановилась, и приподняв глаза, взглянула на дальнюю дорогу. Красные листья покрывали всю тропу, словно несущаяся ветром река крови. Воительница настороженно бегала глазами вдоль шумящей дороги. Красный клён был вестником смерти, столь жестокой и ненавистной, что кровь стыла в жилах от одного вида алого листка. Ловчая двинулась вперёд, но каждый её шаг был осторожным, аккуратным, она не сводила бдительных глаз с пути. Свежий, прохладный воздух плавно сменялся нечто тяжёлым, нечто отвратительным, вновь заставляя убедиться в том, что красный клён ведёт к опасности. Запах расчленённой плоти бил в нос жгучей гнилью. Эта вонь была словно знакома охотнице, и пробуждала в ней запрятанные раннее чувства, но несмотря на отталкивающую ауру, запах вёл её дальше по кровавому следу. Запёкшаяся кровь растворялась среди красных листьев, но всё же была отчётливо видна сквозь сырую землю. След уводил Икеду в сторону, в тёмную чащу. Запах крови усиливался, а тонкие следы становились похожи на кровавое месиво после прошедшей битвы. Икеда услышала хриплый вой — протяжный, тяжёлый, полный боли. Он слышался отчётливо среди сжатых стволов деревьев. Кровавые следы вели прямо к нему, а красные листья клёна, словно притягивались к этому месту, унесённые порывистым ветром. У разбитой телеги лежал мужчина. От половины его туловища виднелись лишь вываливающиеся органы. Он был похож на хладный, окровавленный труп, но всё же был жив, из последних сил вытягивая из себя хриплое дыхание. Кровь изливалась вокруг него, словно несущейся ручей. Его закатившиеся вверх глаза, выпирали из глазниц призрачной синевой. Он издавал хриплые, неразборчивые звуки, и казалось, мало понимал, что происходит вокруг. Перевёрнутая телега ржавела, но не от испытанной годами стали, а от жгучей крови, что густо, словно масло, сливалось с грязных колёс. Неподалёку лежали ещё два изглоданных тела, разорванные, будто клыками дикого зверя, так, что возможно было распознать лишь отдельные части человека. Осматриваясь по сторонам, видя гнилые, обглоданные трупы, Икеда чувствовала то, что казалось, давно поборола — страх. Её колени дрожали, взгляд расплывался в пучине несущегося клёна, а ладонь, всегда твёрдо лежащая на рукоятке катаны, порой неуверенно сползала. Мужик у телеги на мгновенье замер, выперев грудь вперёд и издав протяжный свист, заставив воительницу дёрнуться в его сторону. Его челюсть свисала до самой груди, зубы гнили от запёкшейся крови, густые, синие вены вздувались на вытянутой, тощей шее. Он застыл, закинув голову назад и закатив выпученные глаза. Дыхание прервалось. Икеда чувствовала удушающую смерть, что витала вокруг неё. Она прищурилась на растоптанную землю, медленно проходя вдоль деформированных следов. Они не были похожи на человеческие, выделялись необычайно удлинённой стопой и прорезающими, словно лезвия, полосами от когтей. Охотница видела их отчётливо на плотной земле, но следы мешались, прыгали из стороны в сторону, и порой вовсе расходились, сбивая внимание воительницы. Солнце просвечивало сквозь плавно редеющий лес. Икеда вышла на ярко-зелёную опушку. Трава колыхалась на осеннем ветру, а тусклые лучи блистали на её покрытой росой поверхности. Икеда вела глазами по свежим следам на протоптанной земле. На горизонте стояла застывшая фигура, что также не отрывала выпученных глаз от заблудшей воительницы. Воительница сжала рукоятку катаны, чуть ли не впиваясь короткими ногтями в выгравированные ремешки. Она наблюдала за глубоко вздохнувшей фигурой, и вспоминала в ней давно забытые страхи. Ловчая сжала плечи, слегка пошатнувшись от навалившихся чувств и мыслей, что мешали ей сохранять воинское хладнокровие. Она знала кто перед ней, знала, что видела её ранее. Имя сущности вертелось у неё на языке, которую она желала позабыть вновь.