Константин Нормаер - Чужая глубина

Мисс Финчер, до этого никоим образом не проявлявшая себя, мгновенно оказалась рядом с Крошином и, заслонив того плечом, слегка наклонилась вперед. Она принялась злобно шипеть на опасных жителей подземелья. Кимпл заметил, что правая рука интендантки обхватила гарду длинного тонкого кинжала. Это было единственное оружие, которое офицер пожелала взять собой в экспедицию. И стоило лишь догадываться, насколько умело она может с ним управляться.

Вся команда замерла в ожидании приказа.

Коралл вскоре окончательно потух, и шипящие твари так же не спеша убрались восвояси.

— Прошу прощения за столько наглядный урок, но в Подземье нет времени на долгие споры и рассуждения, сэрг. Здесь всем плевать на наши звания и регалии. Здесь совершенно другой мир, со своими законами и жесткими правилами выживания. Именно по этой причине я и пригласил Анука нам в помощь. Он местный и знает, как провести нас кратчайшей дорогой к намеченной цели. Поверьте, без него нам здесь просто не выжить.

Крошин думал недолго, а затем, махнув рукой, коротко кивнул:

— Хорошо, ваша правда. Дождемся вашего чертова проводника. Моя первая остановка в подводном мире, город Чёт. Прикажите ему туда нас доставить, и мне не придется упоминать в рапорте вашу самонадеянность и довольно примитивные методы обучения команды, которые, между прочим, были сопряжены с весьма реальной опасностью.

— В Чет? Но я считал, что мы собир… — строгий окрик ренегата, прервал Кимпла.

— Молчать! И попрошу впредь не обсуждать приказы. Не забывайте, я старший группы! И на этом точка! В противном случае…

Речь вновь оборвалась. На этот раз виной недосказанности стал ихтиан Анук Чок. Зацепившись широкой ступней за лестницу, он буквально вынырнул из Горизонта и с воплями и оханьем покатился вниз, едва успев схватиться за веревку нижнего фиксатора.

Шлепок о твердую поверхность оказался довольно громким, однако не таким губительным, как могло показаться. Немного покряхтев, видимо исключительно в порядке приличия, ихтиан быстро поднялся на ноги и, отряхнулся. Затем отдал честь — приложив кулак к груди, он поднял ладонь чуть выше шеи и коснулся лба, сразу же одернув руку. Получилось очень эффектно, что вызвало еще большую озлобленность ренегата. Но, собрав всю злость в кулак, он все-таки промолчал, ненадолго смирился с выходками этого глупого и никчёмного нечеловека.

Михас провожал группу печальным взглядом, в глубине души надеясь, что неведомые мученики позволят его братьям-глубинщикам благополучно добраться до места назначения, а беда и опасность обойдут бригаду стороной. В его работе это было самым трудным — ожидать возвращения группы и каждые сто пятьдесят минут принимать от них сигнал связи. В установленное время на определенной волне пытаться услышать голос друзей. Занятие настолько напряженное, что порой у Михаса сдавали нервы. Но в этот раз всё будет хорошо. Иначе и быть не может, успокоил себя механик и стал медленно подниматься по лестнице.

Вернувшись обратно на Одиссей, Михас бегло осмотрел отсеки и завалился в кресло, словно находился дома у камина, а не на глубине трехсот ярдов. Он извлек из-за пазухи фляжку с горечовкой и со спокойным сердцем заступил на дежурство. В целом его вахта была не так уж плоха. Скоротать долгие часы ожидания можно по-разному. На взгляд Михаса, он выбрал наиболее эффективный, а главное, наименее опасный. Все эти бесконечные переходы, бдения в абсолютной темноте и встречи с грозным противником были не для него. Он своё отбоялся еще много лет назад и теперь не собирался рисковать жизнью, которая, переходя в стадию преклонности, ценилась им еще сильнее, правда, не понятно, ради кого и чего. И пускай такая позиция многим казалась проявлением трусости, Михасу было плевать на это. Он не собирался никому ничего доказывать, прекрасно понимая, что здоровый эгоизм в его возрасте — не недостаток, а отличный помощник в плане выживания. Глубина таит в себе слишком много опасностей, чтобы относится к ним недостаточно серьезно. Конечно, можно рваться в бой, наплевав на страх и витающую поблизости смерть. Но какой итог ждет такого отчаянного глубинщика? Очень даже неутешительный. У Михаса было слишком много живых примеров, не позволявших ему размышлять как-то иначе.

«Умереть в юном возрасте не так страшно. А вот в мои лета надо поберечь себя, свои знания, умения, и дряхлое, уязвимое во всех смыслах тело. Всё одно, за долгие годы я растерял не только прыткость, но и элементарная сноровка приблизилась к нулю. Так что, в моем случае, вахта, пожалуй, самое лучшее времяпрепровождение». Закончив откровенную беседу с самим собой, механик достал свою любимую керамическую кружку с изображением гаек, болтов и прочих составляющих сложных механизмов. Налил горячовки, отхлебнул и довольный собой сладко потянулся, словно мартовский кот на солнце. Теперь можно было не спеша впасть в дрему, спокойно неся свою подводную службу. Минуту за минутой, час за часом — никакой опасности и прочих непредвиденных проблем.

Любые прегрешения можно исправить, выкупить или на худой конец забыть о них. Нужно всего-навсего прийти в святую обитель, помолиться тем неведомым мученикам, которых когда-то забрало море, и считай, все в порядке — путь в святую обитель тебе обеспечен. Но будет ли в подобном поступке хоть капля святости? Хоаким считал это пустой затеей. Его никогда не прельщали высокопарные слова и возможности каким-либо способом обойти установленные правила. И неважно, кем или чем именно они установлены. Главное, в этом простом поступке не будет того сакрального смысла, что заставляет поджилки людей трястись от предвкушения, а сердце замирать в самый неподходящий момент. Подобные затмения, как называл их мехиканец, происходили с ним нечасто. Но если что-то подобное случалось, момент этот запоминался навсегда, сохраняясь в памяти глубокой зазубренной. Такая метка образовывалась раз и навсегда. И сколько бы дней не проходило, как старательно память не пыталась бы стереть ненавистное воспоминание — все напрасно. Ты помнишь его так, будто произошло это вчера. Мельчайшие детали, крохотные подробности и ничего незначащие факты. Они, как ночные кошмары, преследуют тебя. И каждый раз ты чувствуешь это самое затмение. Резкий рывок, бессилие и учащенный пульс, разгоняющий неторопливый сердечный двигатель до невероятных оборотов. Вот что такое святость! Вот что такое истинная сила! У Хоакима подобных воспоминаний было ровно три. По числу частей света, где в свою бытность ему удалось побывать и навести шороху.