Михаил Успенский - Остальное - судьба

— Да не буду я никаких статей писать, — с досадой сказал Майский. — А заказали мне сценарий. Мне, главное, духом проникнуться, реальных деталей набраться… А пока я ничего не понимаю, и зачем мы здесь торчим, тоже в толк не возьму…

— Конечно, — сказал Матадор — и вдруг вытянулся и заговорил в гарнитуру: — Здесь Матадор. Да, сэр. Нет, сэр. Нормально, сэр. Хорошо он себя ведёт, не рыпается. Но Зона учит. С «дурой», например, познакомился. Да, верховая «дура», долго летает. Откуда ж её выпустили, неужели с высотки в Припяти? Нет, стрельбы не слышно… Да кто сюда сунется, сэр? До связи.

И, обратившись к Майскому, сказал:

— Вот, беспокоится о вас Большой, а ведь у него сейчас дел полно… Он вам кто?

— Кто, кто… Жан Кокто! — буркнул Майский. — Должен мне по жизни ваш хозяин…

Матадор подошёл к нему и взял за грудки.

— Слушайте… коллега, — процедил он. — Никогда — слышите, никогда! — не произносите в Зоне этого слова. Зона может неправильно понять. К тому же Большой нам вовсе не этот самый. Просто он является для нас авторитетом.

— Понял, — поспешно кивнул Майский. — Допустил косяк, исправлюсь… Да отпустите вы меня… коллега!

Матадор разжал пальцы и слегка оттолкнул журналиста.

— Не обижайтесь, — сказал он. — У нас за иное слово и кишки выпустят…

— Прямо уж кишки, — сказал Майский. — А подраться я так даже с удовольствием, ментов здесь нет…

— Снидать пора, — неожиданно сказал Мыло. — На зори пишлы, а уж пивдень…

— В самом деле, — сказал Матадор. — А я-то думаю — чего это я такой раздражительный? А это я не жрамши!

Везде человек умеет устраиваться, даже в Зоне — с какой буквы её ни пиши. Вот и у Мыла с Матадором был оборудован на крыше свой уголок за кирпичной будкой вентиляционной вытяжки. Тут стояли несколько армейских ящиков, к одному был приколочен лист фанеры.

Мыло развязал свой рюкзак, вытащил оттуда здоровенный шмат сала, пластиковый пакет с огурцами, краюху хлеба. Белый платок с петухами, в который завёрнуто было сало, он расстелил на фанере.

Матадор принялся доставать из карманов яйца — и надоставал их целый десяток. Чем его вклад и ограничился.

— А я читал, что вы в поле одними консервами и сублиматами питаетесь, — сказал Майский.

— Только в рейде, — сказал Мыло, отключив суржик. — А тут у нас, считайте, пикник на обочине…

И снова переключил языковой регистр:

— Добродию, а що в вас у ций пляшечци? Не горилка ли часом?

В объёмистом термосе у Дэна Майского плескалась не горилка, а добрый ирландский «Клонтарф». Иные предпочитают шотландские напитки — не верьте им, ибо такие люди сущеглупые. Так что ступай себе мимо, Джонни Уокер, здесь пойло для настоящих мужчин…

Мыло вытащил страшного вида нож и стал резать им сало.

— С танкового плунжера выковав соби, — сказал он. — Ото ж добра сталь… Скильки кровосмокив попластала…

Майскому стало даже стыдно за свой пижонский тесак серии «Колд стил» в ножнах на правом бедре, да и за хищно изогнувшийся ножичек «десперадо» в потайном кармашке на рукаве.

— Ты хоть лезвие-то вытер с последнего раза? — сказал Матадор.

— Не помню, — сказал Мыло.

Майский крякнул, достал стаканчики, открыл пару банок с паштетом фуа-гра и кусок копчёной сёмги.

— А вообще-то разве можно в Зоне так, сразу… Внимание рассеивается, бдительность теряется…

— Это у вас на Материке пьют, — сказал Мыло. — А мы радионуклиды вымываем!

— Ну, за удачу! — сказал Матадор.

Если бы ирландцы умели солить огурцы, то лишь ими бы и закусывали свой виски… Но нет в мире совершенства!

Когда огурцы кончились, а сало ополовинилось, Майский сказал:

— Может, объясните столичному гусю, чего мы здесь ждём?

Сталкеры посмотрели на столичного гуся испытующе.

— Ни, — сказал Мыло. — Раньше ты нам, мил-человек, объясни, что ты за мил-человек. Чого ты у Зони забув?

Майский махнул рукой.

— Это долгая история…

— А мы и не торопимся, — сказал Матадор.

— Про давосский теракт слыхали?

— Смутно, — сказал Матадор. — Мы тут телевизор не смотрим, газет не читаем, газеты для другого надобны… Многие, кстати, в Зону для того и уходят, что обрыдли им ваши дела, своих забот хватает…

— Так вот, — сказал Майский. — В прошлом феврале шло там традиционное совещание всемирных финансовых шишек. Полный бомонд: фраки, смокинги, хрен, перец… Все собрались, кроме Сороса — чуял что-то, собака старая…

— Он ещё жив? — удивился Матадор. А Мыло не удивился — то ли знал, что престарелый магнат ещё жив, то ли не догадывался о существовании какого-то там Сороса. Второе вернее. Зато и Сорос небось слыхом не слыхивал о сталкере по прозвищу Мыло!

— …ну и прессы навалом, — продолжал Майский. — Охраны понагнали, вертолёты летают, никаких лыжников на сто вёрст вокруг… Стреляют во всё, что движется, куда и европейский гуманизм подевался. Только это не помогло. Палестинцы стакнулись с антиглобалистами…

Матадор хмыкнул, а Мыло и ухом не повёл, словно речь шла о противоестественном союзе ирокезов с могиканами.

— Это явно не один год готовилось, — рассказывал Майский. — Внедрили потихоньку своих людей в обслугу, взрывчатку в кухне прятали — это потом выяснилось, стволы — на лыжной базе. И вот ночью накануне главного совещания — пожалуйте бриться. Всех из номеров повытаскивали, кто в белье, кого с девки сняли, министр не министр, генеральный не генеральный… Ну и нас, болезных — журналистов, охранников да ту обслугу, что не в курсе была, — туда же. Потом, однако, стали разбираться, кто да что.

— А что же охрана? — не поверил Матадор. — Там, поди, такие асы…

— Так кухня же под террористами была, — сказал Майский. — Намешали в еду какой-то дряни, все как сонные мухи. Да и распустились — всё-таки Давос, горы, сроду ничего не случалось. Ну, определили, кто есть ху, да и поделили. Финансистов согнали в сауну, охрану вывели и на всякий случай перебили, а нас в холле положили. Тихо, неверные собаки и продажные девки империализма! И никакой беды от нас не ждали. И сторожить нас поставили двух молодых арабов — совсем пацаны…

— И чего же они требовали? — сказал Матадор.

— «Будьте реалистами — требуйте невозможного!» — был такой лозунг у парижских студентов в 1968 году… Ну, эти и потребовали невозможного: всех борцов за свободу освободить, выбросы углекислоты прекратить, все деньги отдать слаборазвитым странам, а по Зоне нанести ядерный удар, чтобы не поганила планету.

— О как! — сказал Мыло.

— То есть заведомо невыполнимые условия, — сказал Матадор.