Андрей Ерпылев - Выход силой

нами пойти?

Глаза гладиатора заметались и улыбка чуть поблекла, но он по-прежнему продолжал крепко держать Ингу со спя­щим ребенком на руках.

—Догадливый какой... — протянул он. — Умница прямо... Ты ведь сам раскололся, Антоша, когда тебя мозголомы Ланистины принялись крутить. Не помнишь? Куда тебе, хлюпику, против силы.

—Это правда? — повернулся Игорь к брату.

—Правда, — сник тот. — Я уж не знаю, гипноз это был или что... Но про то, как открыть дверь, они от меня ничего не узнали. Вернее, половину только — про карточку. Код я им не сказал. Вернее, переврал. Это легко было, ты же по­мнишь, как я эту считалочку в детстве ненавидел. Вот и придумывал всякие свои варианты.

Антон помолчал, задумчиво покачивая красную ручку.

— Да и прорваться сюда без сопровождающего слабо им оказалось — ты сам знаешь. Ведь не к Первомайской отряд Ланисты ты вел, я сразу понял, а сюда. Что им на Перво­майской делать? У покойного главаря Черкизона с Батей любовь с интересом была. Да и другие пути туда есть — об­ходные. А институт такой пирожок — пальчики оближешь. Не терпелось Михал Сергеичу все своими глазами увидеть.

Но сюда теперь обычному человеку не пройти, твари счи­тают эту территорию своим логовом и охраняют до послед­него.

—А как же Балагур с Федотовым?

—Это давно было — твари тогда еще не дошли до нынеш­него градуса ненависти к человеку. Сейчас они не рискнули бы. Ты же сам рассказывал, с каким конвоем тебя до Парти­занской доставили. И то одного потеряли.

—Э, братцы-кролики! — подал голос забытый Кузьма. — Хва болтать — у меня уж палец устал на спусковом крючке. Давайте решать, что делать будем!

—Что делать... — вздохнул Антон. — Что тут решать? Все уже решено...

Он потянул красную ручку вниз, как стоп-кран в вагоне. И тут же пахнуло отвратительным смрадом, от которого у всех запершило в горле и заслезились глаза, замигали крас­ные огни, оглушительно взвыла, разбудив малыша, присое­динившего к ней свой тоненький голосок, сирена...

— Стой! — истошно завопил Кузьма, запоздало сообра­зив, что что-то пошло не по плану. — Стой, с-с... Закрой!..

Но было поздно.

Целая секция толстенной стеклянной стены, роняя с ни­жней кромки комья присохшей грязи, медленно, но неумо­лимо ползла вверх, открывая изолированную доселе от ос­тальной части зала вольеру. Тварь словно только этого и ждала: взвыв на высокой ноте, она ужом ввинтилась в уз­кую щель под стеной, не дожидаясь, когда та остановится. При ее субтильной, на первый взгляд, комплекции это оказалось очень просто. А в следующий момент она уже прыг­нула, бросив вперед все свои полторы сотни килограммов мышц, когтей и зубов.

Инга потеряла сознание при первом акте этой трагедии, повиснув всем своим весом на руке запаниковавшего Кузь­мы, и тот, разрываясь между противоречивыми желаниями, все же выбрал оборот', бросив свою жертву.

Он был молодцом, этот Кузьма, отличным служакой ког­да-то. Он даже успел выпустить из автомата очередь. И да­же попасть в тварь, сбив ее на пол. Но на этом его везение кончилось.

Автомат выплюнул еще несколько пуль, и его заклинило. Матерясь, Кузьма дергал рукоять затвора, пытаясь выбро­сить роковой патрон, когда окровавленная тварь вскочила на ноги и, без подготовки, как пружина, взвилась в воздух.

Душераздирающий вопль, казалось, заглушил сирену...

«Хорошо, что Инга без сознания...» — подумал Игорь.

Стараясь не глядеть в ту сторону, откуда доносился хруст костей, он потянулся за автоматом, но Антон опередил его.

— Без оружия, — наступил он ногой на ствол, не давая брату поднять «Калашников» с иола, — она тебя не тронет.

И Князев-младший опустил автомат, про себя заклиная тварь успокоиться. Закрыл глаза, стараясь представить себе ее, потом открыл...

И чуть не заорал от ужаса: тварь стояла над Ингой, по-прежнему лежавшей без сознания. Вернее...

При падении неумело свернутые пеленки рассыпались, и голенький теперь Игорек лежал на спинке, гугукая и без­зубо улыбаясь кошмарной окровавленной морде, нависшей над ним. Одного лишь движения страшных челюстей было достаточно, чтобы животное перекусило младенца пополам. Но оно медлило, разглядывая невиданное ранее зрелище.

«Все пропало! — простонал про себя мужчина. — Что же делать? Я не успею...»

— Тихо!.. — едва слышно прошелестел Антон, кладя руку

ему на плечо. — Смотри...

И Игорь замер: тварь, высунув длинный розовый язык, осторожно лизнула человеческого детеныша...

— Это ведь твой сын, — улыбнулся брат, когда тварь уб­ралась обратно в вольер зализывать раны, стекло опусти­лось, а сирена стихла. — Новый повелитель тварей...

Николая Михайловича Середина с самого утра не отпус­кало дурное настроение. Казалось бы, чего хандрить в день очередных, давно ставших рутинным и привычным делом выборов. Да, собственно говоря, и выборов-то никаких не было. Население двух осколков некогда могучей цивилиза­ции радостно и охотно, как давным-давно на первомайскую демонстрацию, собиралось в одном из двух подземных за­лов, чтобы снова, еще на четыре года, продлить полномочия своего бессменного Президента.

Злые языки, которые находятся везде, даже в самых сплоченных и целеустремленных сообществах, утвержда­ли, правда, что дело тут вовсе не в волеизъявлении граждан Первомайской Республики. Мол, все вращается вокруг роскошного по подземным меркам банкета и народных гу­ляний, которыми по традиции завершится мероприятие.

А совсем уж отпетые, зловредные элементы, шушукались по углам, что за явкой на выборы тщательно следят бойцы президентской гвардии, которым велено самых нерасто­ропных приводить за ручку. Или под ручки.

Но это, конечно, было самой что ни на есть грязной ло­жью и сплошными инсинуациями. Народ в едином порыве избирал на очередной четырехлетний срок первого из своих граждан. И этим было все сказано. Тех же, кто идет против слившегося в едином порыве общества, народ неминуемо выбросит за борт. Или пошлет куда подальше.

— Чего куксишься, Коля? — Балагуров, не так давно сме­нивший майорские звездочки на полковничьи (в соответст­вующем приказе по Первомайскому гарнизону, правда, не было сказано ни слова о причинах столь резкого прыжка че­рез звание), сиял, как начищенный медный пятак. — Встряхнись, ваше превосходительство!

— Да вот нездоровится чего-то, Серый, — поморщился всенародный избранник. — Мотор ночью барахлит чего-то, и вообще...

— Мандражишь, что ли? — скалил зубы Батагур, свер­кавший новеньким, с иголочки, камуфляжем. По такому случаю он нацепил на голову самое святое — краповый бе­рет, заслуженный аж тридцать лет назад, и несколько меда­лей. — Ну, прямо, как девица на выданье! Привыкнуть бы пора, Батя! В пятый раз под венец идешь! Ну, да мы манд­раж твой прогоним...