Максим Шейко - Идут по Красной площади солдаты группы «Центр». Победа или смерть

Прогулка и вправду помогла расслабиться и очистить голову от лишних мыслей. Дойдя до очередной полянки, Гейдрих остановился и, задрав голову вверх, принялся наблюдать за неспешно плывущими в небе облаками. Погода была пасмурная, как обычно в это время года, но бледное осеннее солнце все же временами показывалось в разрывах среди туч, и тогда пожелтевшие, но еще не опавшие листья на деревьях вспыхивали веселым золотистым огнем. Поглядывая на эту игру света и теней, Рейнхард систематизировал свои размышления последних дней, пытаясь выловить беспокоившее его несоответствие.

«Итак, армия сделала свое дело, сломив сопротивление русских на Кавказе. Сталин, поняв, что дальнейшая война приведет к полному истощению людских и материальных ресурсов Советского Союза, предложил через немецкое посольство в Болгарии мир. Сами переговоры происходили в Стокгольме, причем немецкая сторона, при почти официальном попустительстве шведов, умудрилась нашпиговать все «пространство переговоров» микрофонами. Также удалось подключиться к телефонным линиям внутренней связи и наладить тотальный контроль за радиоэфиром, перехватывая советские шифрованные сообщения о ходе переговоров, направляемые в Союз через посольство, и поступающие в обратном направлении руководящие инструкции. Шифровальщики РСХА, пользуясь прошлогодней добычей зондеркоманды «Солар», довольно оперативно раскололи советский код и регулярно поставляли Шелленбергу, курировавшему ход переговоров, множество полезных и просто интересных сведений. Помимо вполне понятного преимущества на самих переговорах, эта информация помогла также несколько уточнить нынешнее положение в правящей верхушке СССР, заглянуть на политическую кухню страны советов…

Впрочем, причина беспокойства крылась не здесь – с моей стороны все было организовано и осуществлено образцово. Тогда в чем же дело? – Гейдрих отвлекся от созерцания плывущих облаков и переключил внимание на слегка колышущиеся на ветру ветви деревьев, все еще довольно густо покрытые пожелтевшими листьями. – Переговоры окончены, завтра состоится официальная церемония подписания мира, а фюрер выступит по радио и, захлебываясь от пафоса, объявит на весь мир, что германское оружие, покрыв себя славой, защитило Фатерлянд и всю Европу от нашествия азиатских орд. Что отныне и навеки коммунисты отброшены от священных земель рейха. Что Белоруссия превращена в Минское генерал-губернаторство, а над Украиной, Прибалтикой и Кавказом установлен германский протекторат и ресурсы этих территорий послужат процветанию Германии. И еще Гитлер обязательно добавит, что в результате войны миллионы фольксдойче, проживавших на территории бывшей Российской империи и оказавшихся после революции под гнетом большевиков, снова обретут свою родину, получив возможность вернуться на земли рейха. – Тут на губах Гейдриха сама собой заиграла саркастическая усмешка. – Самое интересное, что в тот же день с речью выступит и Сталин, который тоже не преминет рассказать о своих победах. О том, что, сражаясь практически в одиночку против фашистских полчищ, молодая страна советов смогла выстоять в жестокой борьбе и тем самым сберечь завоевания великого Октября. О том, что Красная армия и весь советский народ своим героическим сопротивлением сорвали планы мировой буржуазии и ее ударного отряда – немецкого фашизма по захвату и порабощению Союза Советских Социалистических Республик…

Как всегда в таких случаях, каждый будет говорить о своих достижениях и постарается не вспоминать о неудачах. – Гейдрих отрицательно покачал головой, как бы отвечая на свои невысказанные мысли и, задумчиво разворошив носком сапога кучку палых листьев, продолжил свою неспешную прогулку. – Нет, это все не то. Здесь как раз все вполне предсказуемо – высказывания государственных лидеров в подобных ситуациях редко отличаются оригинальностью. Тогда что же? Территориальные приобретения? Тоже нет – здесь все прошло довольно гладко. Так, где же этот чертов нюанс, что не дает покоя вот уже который день? – Продолжая двигаться к центру парка, Гейдрих, наконец, заметил в просвете между деревьями площадь Большой Звезды и возвышающуюся в ее центре колонну Победы – памятник успехам германского оружия во времена бисмарковских войн. В этот момент солнце, выглянув в очередной просвет среди облаков, осветило своими лучами золоченую статую Виктории – древнеримской богини победы, венчающей помпезный памятник германской воинской славы. И тут Рейнхард Тристан чуть не хлопнул себя ладонью по лбу, досадуя на собственную недогадливость. – Ну конечно! Победа, вот что не давало мне покоя!»

Тот самый пришелец из будущего, рыжий британский школьник-недоучка, свернувший себе шею в перевернувшемся автомобиле больше двух лет назад. В своих рассказах он говорил, что наступление на восток завязнет в бескрайних просторах СССР, а затем русские сами войдут в Берлин, заставив Германию подписать безоговорочную капитуляцию. Пришельца давно уже нет, а вот сказанные им слова врезались в память. И, как оказалось, даже глубже, чем он – Рейнхард – мог предполагать.

Информация о неизбежности поражения незаметно довлела над ним все эти месяцы и годы, нависала над головой дамокловым мечом, подтачивала веру в собственные силы. Она настолько въелась в подсознание, что известие о подписании мира (триумфального мира!) вызвало ощущение какого-то внутреннего диссонанса, неправильности, ирреальности происходящего. Гейдрих облегченно вздохнул и неожиданно подмигнул «Золотой Эльзе»:[46]

– Пора привыкать думать по-новому! Мы все-таки сумели отклонить неумолимый маятник истории – отныне мир вступает в иную реальность!

Роман еще раз осмотрел открывавшийся с высотки пейзаж и опустил бинокль. Бинокль был хороший – снял как-то с убитого немецкого офицера, да так и оставил себе, а пейзаж не радовал. Окраина Москвы, которую Марченко и рассматривал, производила тягостное впечатление. Сплошное запустение: ни людей, ни даже собак и кошек не видать, одни развалины. За без малого год, который немцы провели в столице, они многое успели… Сволочи.

Мысли лениво бродили у Ромки в голове, даже злости особой как-то не наблюдалось, обида разве что и еще смутное беспокойство. Не за москвичей (кто они ему?), за своих – тростянецких, все еще остающихся под немецкой оккупацией. Может, и там так же? Но даже эта мысль воспринималась как-то отстраненно, словно все в душе перегорело во время последних боев, когда их дивизия, двигаясь на острие наступления, из последних сил рвалась к столице, стремясь отрезать засевшие там немецкие войска. Не отрезали. В последний момент «фрицы» все же вывели свои части из города, оставив за собой полыхающие развалины, среди которых еще пару дней раздавались взрывы заложенных на прощание фугасов…