Евгений Соломенко - Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра

– Выпьем за славную заварушку под Висбаденом! Но пить за тот бой, видимо, никто не хотел, и потому в следующую пятиминутку призыв повторялся с пьяным упорством:

– Ну, выпьем же за славную заварушку под Висбаденом!

Предложения

Фильтрую базар.

(Санкт-Петербург, 20.. год)

Они встретились у входа в одну из Купчинских промзон. Монументальную фигуру Тарана облепляли комбинезон и куртка зеленого цвета. На спине желтели крупные буквы: «Жилкомхоз».

– Ну что, Паганини? – вместо приветствия уточнил Диков менеджер. – Балалайка на месте?

Они ещё вчера договорились обо всём. Васыль догадывался, с кем имеет дело, и лезть головой в петлю не собирался. Гостей с обещанными гексогеном и пластитом он встретит здесь – вдали от места закладки, и сам доставит на точку. Там, в галерее под Эрмитажем, в надёжно замаскированном тайнике, он вчера припрятал и скрипку.

Расчет был прост, как дважды два. «Пришельцы» оставляют взрывчатку под фундаментами Зимнего Дворца и Старого Эрмитажа, а он им там же передаёт инструмент. После чего выводит на поверхность опять в Купчино.

– Заруби на носу, – предупредил диггер. – Без меня вы обратной дороги не сыщете ни в жизнь. Так что давай без шуток! Если, конечно, не собираешься похоронить себя заживо.

Ну а когда все дружно поднимутся на свет божий, убирать Васыля будет уже незачем: бартер состоялся, а вернуться за гексогеном они не смогут: заплутают в этих галереях, лазах и переходах. Потому он и наметил маршрут длинный и запутанный: без опытного проводника тут пропадёшь с концами.

И сейчас «Паганини» на вопрос Тарана ответил без опаски:

– Скрипка-то на месте. А твоего товара что-то не вижу.

Таран дал отмашку – и подле него невесть откуда нарисовался десяток мужичков в такой же жилкомхозовской форме. У каждого через плечо на брезентовом ремне болталась сумка для инструментов – плотно набитая и явно тяжелая.

Васыль отвел их вглубь промзоны. В укромном закутке, за забором, огораживающим раскопанный котлован, потребовал:

– Предъяви продукт!

Таран щелкнул пальцами. Повинуясь команде, «работяги» синхронно рассупонили свои сумки и «предъявили продукт».

Васыль обошёл всех по очереди, покопался в каждой суме, придирчиво разглядывая деревянные пеналы с капсюлями-детонаторами и пакеты с заводской маркировкой. Сквозь прозрачную упаковку просвечивали то спрессованный белый порошок, то светлая вязкая масса, напоминающая замазку для окон.

– Хорош мельтешить, мы ещё не под землей! – остановил его, наконец, Таран. – Вот, глянь лучше инструкцию и накладную. Прямо с завода-изготовителя!

Васыль пробежал глазами протянутые ему бумаги: «ВВ Пластит С-4. Скорость детонации: около 8000 метров/сек. Плотность: 1.63 грамм/см3. Состав: 90 % гексоген, 10 % пластифицирующие вещества (церезин, парафин и др.) Цвет: белый. Эквивалент ТНТ: 118 %. Срок хранения: не менее 10 лет…». Глянул в другой листок. «Гексоген (циклотриметилентринитрамин)… Химически стоек, с металлами не взаимодействует…».

Что ж, вроде, нормалёк. Он кивнул:

– Теперь – вперёд!

И двинулся первым. Вот справа показалась бетонная будка мышиного цвета – оголовок вентиляционной шахты, уходящей вглубь на 64 метра. Васыль подошел, потянул железную дверь, и она покорно отверзлась (накануне он подпилил ей обе петли, а пятью метрами ниже взрезал и отогнул стальную решетку, освобождая проход). Замок на двери тоннельной защиты тоже был уже сломан.

Цепочка из двенадцати человек деловито проследовала в шахту.

Вниз спустились по технической лестнице. Когда вступили в просторный горизонтальный ствол, Таран поёжился: зябко, отовсюду сочится вода. В одном месте от земли било током. Видно, неподалеку залегал кабель с нарушенной изоляцией.

В гробовом молчании миновали десяток пролетов. Ствол сузился, ноги то и дело оскальзывались на рельсах и мокрой глине.

Но вот взгляду открылся руддвор диаметром метров в десять. В нем располагалась водоотливная насосная станция, неподалеку застыли локомотив и пяток ржавеющих вагонеток.

Васыль прошагал к ютящейся поодаль дрезине, взгромоздился на нее, кивнул спутникам:

– А ну, партнеры, цепляйте к нашему «паровозу» три вагонетки!

Вагонетки загрузили сумками-брезентухами, туда же пришлось втискиваться тем, кто не уместился на дрезине.

Когда пассажиры заняли места, машинист-Васыль нажал на реверс. Дрезина ожила. Прежде чем из своего тупичка она выползла на главный путь, диггеру пришлось четырежды останавливать состав, соскакивать вниз и переводить стрелки. Но вот, наконец, стальная колымага вырвалась на стратегический простор, живо побежала вперед.

Тоннель то и дело пересекался со своими собратьями, и Васыль несколько раз сворачивал, меняя один подземный тракт на другой. Освещение работало исправно. Сбоку мелькнул металлический забор с классической надписью «Проход закрыт». Уродливое лицо диггера исказилось усмешкой: «Любят у нас всё закрывать! И при этом, раздолбай, оставляют всё открытым…».

Мотор работал ровно, дрезина уверенно наматывала на ось подземные километры. «Партнеры» расслабились, кто-то уже подрёмывал. Только Таран не терял собранности, да ещё самый молодой из его «гвардейцев» остро зыркал по сторонам.

А Васыль баюкал свою боль: отдать скрипку этим уродам! Когда он в двенадцать лет впервые сыграл на ней простенькую пьесу, то после сидел оглушенный и приканчивал чашку за чашкой крепчайшего кофе. Слишком много чужих жизней, иных миров и галактик пронеслось через него.

И ещё Васыль тогда понял: за наслаждение играть на этой скрипке ты платишь кровью. Потом он узнал, что существуют скрипки-убийцы. Музыканты, прикасающиеся к такому инструменту, роковым образом уходят из жизни: одного сожрал скоротечный рак, другой умер во сне от острой сердечной недостаточности, третий на своем «Лендровере» протаранил перила и упал с эстакады… И вот после очередного рокового исхода остальные исполнители наотрез отказываются играть на этой скрипке: невостребованная, она пылится в Государственной коллекции.

Его скрипка не была убийцей. Отнюдь! Она стала его первой женщиной, его вечной любовницей и Прекрасной дамой. Каждый раз, когда юный музыкант сливался с ее хрупким телом, этот акт соития дарил ему ни с чем не сравнимое блаженство.

Сейчас он чувствовал себя подлецом, продающим невесту в портовый бордель. И… не жалел о содеянном, догорая в огне своей ненависти – такой всепоглощающей и такой вожделенной.