Дмитрий Самохин - У смерти твои глаза

– Узнаешь, когда придет время.

И отключился.

И тут зарядил дождь. Плотная стена воды ринулась с неба. Загрохотал гром, и в воду пробили первые молнии Дождевые капли замельтешили у лобового окна. Я включил «дворники» и ухмыльнулся.

– Самое время.

Дубай грязно выругался и сплюнул на пол.

– Только этого нам не хватало!!! Самое, блин, время!!!

– Это может быть нам на руку, – поделился мнением Ираклий. – По крайней мере, не придется таиться.

– Полный вперед! – крикнул я, запуская мотор.

Мы подошли к дамбе не таясь. А чего таиться, если шум мотора проглатывал гром. Я выключил прожектор, и мы двигались во тьме. На берегу, освещенный фонарями, спал фанерный городок, где по документам проживали строители, на деле же лица непонятной профессии. По крайней мере у строителей не может быть автоматов, пулеметов и собак‑убийц, натасканных на людей. Часовой на вышке дремал, обняв пулемет. Его я мог разглядеть в деталях на дисплее компьютера. Вход в служебные коридоры дамбы охранялся двумя патрульными постами, где отчетливо просматривались две огненные точки. Часовые стояли вместе, курили и переговаривались. Дубай попросил показать ему лес по другую сторону забора, что я и сделал. На дисплее мы увидели штурмовую группу, сливающуюся с ландшафтом. Ребята были готовы к бою. Осталось помочь им немного. Прикрыть с воды.

– Начали? – неуверенно спросил Дубай и перекрестился.

Надо же, Ваня, оказывается, еще и верующий к тому же.

– Приступим, – согласился я.

Только для начала я нашел в памяти компьютера папку с музыкальными записями и выбрал «Реквием» Моцарта. Взяв из произведения ту часть, что называется «Лакримоза», я включил режим проигрывания. Музыка затопила рубку катера. Вместе с громом, молниями и ритмом частого дождя «Лакримоза» составила трагическую роковую симфонию. Используя бортовой компьютер, я совместил прицел с изображением ограды. Надо стереть препятствие между штурмовой группой и дамбой. Я нажал клавишу «Enter». «Икар» отбросило назад. Я увидел, как пошла ракета, прочертившая в черном небе огненную полосу. Пора было наполнить эту ночь дьявольской какофонией взрывов. На дисплее я наблюдал результат своей деятельности. Каменный забор затопила лавина огня. Секунду он стоял неподвижно, а потом лопнул, как мыльный пузырь, раскидывая во все стороны пылающие фрагменты и осколки кирпичей. Взрывной волной смело вышку с дозорным. Я видел, как он цеплялся из последних сил за пулемет и вместе с ним обрушился к земле, когда балки вышки не выдержали и надломились.

– Закрепим успех? – предложил я, активировав бортовые пулеметы.

Две сетки прицеливания всплыли на дисплее компьютера. Я аккуратно подвел их к мечущимся людям из числа вооруженных строителей и открыл огонь. Я видел, как пробивается штурмовая группа в глубь лагеря. Все, чем я мог им помочь, сделано. Убрал ограду и подчистил излишки охраны.

– Теперь можно и высаживаться, – подвел итог Кубинец.

– К берегу, – решил Ваня Дубай.

Я отключил компьютерную систему управления оружием и завел двигатель. Неспешно мы подошли к берегу. Я автоматически пришвартовался и объявил высадку. Один за другим бойцы спустились на берег, оставив «икар» в гордом одиночестве с горящими, как дьяъвольские глаза, фонарями и чуть дымящейся крышей. Это раскаленные работой пулеметы охлаждались.

Дождь обрушился на мою голову. Я поднял воротник пальто, чтобы не затекало за шиворот. Достал пистолет из плечевой кобуры и, отфыркиваясь и отплевываясь, как сенбернар, выбравшийся после часового купания в Средиземном море, возглавил группу.

Благодаря пламени пожара, что охватил лагерь, я видел все. Штурмовая группа прошла сквозь лагерь, как лазерный луч сквозь ледник, оставляя после себя разрушение, огонь и мертвые тела. Свои и противника.

Я обернулся, посмотрел в глаза Дубай. Что я в них мог прочитать? Люди, что погибли в эту ночь, не были сумасшедшими заговорщиками. В большинстве своем они были обречены. Завтра вечером их взорвали бы вместе с дамбой, но они повстречались со смертью чуть раньше. Такова судьба. На войне, как на войне.

Оставалось только надеяться, что никто из них не успеет позвонить Мертвому и предупредить его. Мне Ульян был нужен живым. Я мечтал раздавить его, как таракана, вымыть руки и забыть навсегда.

Мы шли по зачищенной территории. Покореженные взрывами металлоконструкции вперемешку с горящим деревом и плотью. На глаза попались отдельно валяющиеся ноги в кирзовых сапогах. Выше сапог ноги заканчивались, точно они принадлежали не человеку, а входили в конструктор «Собери тело». Повсюду, куда падал взгляд, танцевало пламя.

Внезапно из‑за угла на меня выскочил ополоумевший человек. Я не успел его разглядеть, но был твердо уверен, что этим вечером он не переступал порог моего особняка на канале Беринга. Озверевший, завидев нас, издал крик ярости, перешедший в пронзительный визг ужаса, и кинулся, целя мне в живот автоматом с примкнутым штыком. Три выстрела грохнули один за другим. Тело психа остановилось, точно наткнулось на невидимую преграду, и рухнуло на траву, только‑только пробившуюся сквозь корку мерзлой земли, но уже жухлую от близкого пожара.

Ворота, ведущие во внутренние покои дамбы, были распахнуты настежь. А из ее утробы доносились частые выстрелы и крики. Я оглянулся на своих товарищей, но они, если уместно сказать такое об идущих в бой, сохраняли спокойствие. Даже Гонза, который накануне операции не мог заснуть, теперь был точно скала – холоден и непоколебим. Я направился к воротам, чувствуя спиной свою команду. Не дойдя метров пяти до огромных бетонных ворот, явно открывавшихся каким‑то механизмом, я услышал, а скорее, каким‑то животным инстинктом почувствовал, что за моей спиной ударили выстрелы. Я резко обернулся, вскидывая пистолет, и увидел, как на землю медленно опускается Ираклий Стеблин. Из уголка его рта вытекала тонкая струйка крови. Дубай и Гонза отхлынули в стороны, уходя с линии огня неизвестного. Но я остался стоять. Я уже видел убийцу Ираклия. Он полумертвый лежал в десяти метрах от нас. Его тело придавила горящая деревянная балка.

Видимо, от удара балкой он потерял сознание, а когда очнулся, увидел нас и попытался отыграться. Он приподнимался на локтях и целился в меня. Но руки выплясывали такой канкан, что он спускал курок, но пули уходили в молоко. Одна из пуль чиркнула в опасной близости от моего глаза. Мальчишка. Совсем пацан. Лет восемнадцать сопляку. Я, скрипя зубами от сожаления, выстрелил. Хоть мучиться не будет парнишка. Потеряв интерес к уткнувшемуся лицом в кипящую лужу мертвому телу, я бросился к Ираклию. Встав перед ним на колени, я обнаружил маленькое входное отверстие в спине. И ни капельки крови. Перевернув Стеблина себе на руки, я понял, что ловить рыбку в этой воде уже глупо. Ничего не светит. Ираклий отходил. По всей видимости, пуля пробила какой‑то внутренний орган. Шансы на жизнь отсутствовали.