Роберт Ферриньо - Грехи ассасина

Мимо ярким пятном промелькнула девушка в коротком платье. Длинные мягкие волосы развевались по ветру. Толстый бизнесмен, проводивший ее испепеляющим взглядом, едва не столкнулся с Раккимом, обозвал его мерзким католиком и порысил на вечерний намаз, мотая полами серого халата. Типичный фундаменталист. Бывший фидаин даже не сбился с шага, однако бумажник толстяка перекочевал к нему. На следующем углу он опустил деньги в ящик для пожертвований в пользу солдатских вдов, а пустой кошелек бросил в сточную канаву.

Если судить по действиям «черных халатов», Аллах ненавидел красоту.

Ракким, держась далеко позади аль-Файзала, продолжал двигаться неторопливой походкой повесы-католика, хотя с трудом сдерживал ярость. Сиэтл и Южная Калифорния считались бастионами умеренности, но даже в столице «черные халаты» требовали от фундаменталистов неукоснительного соблюдения своих законов. Правоверную мусульманку, осмелившуюся выйти из дома без сопровождения мужа или брата, на улицах Сиэтла могли подвергнуть прилюдной порке, в сельской же местности прелюбодеев и блудниц забивали камнями до смерти. В таких оплотах фундаментализма, как Нью-Фаллуджа, Милуоки или Чикаго, дела обстояли еще хуже — там правил строжайший закон шариата.

В последний раз Ракким видел Тарика два года назад во время массовой казни в Нью-Фаллудже. Проститутки и гомосексуалисты, ведьмы и евреи болтались на ферме высокого моста над спокойными водами залива Сан-Франциско, а аль-Файзал произносил перед толпой пламенную речь, призывая Аллаха благословить его. Когда-то мост именовался Золотыми Воротами. Теперь ему лучше подходило название мост Черепов. Он согнул и разогнул правую руку, наблюдая за шагавшим по Первой авеню «черным халатом». Фидаинский нож оставался прижатым к предплечью, но мог в любой момент оказаться в ладони. У тех, кто не лишился памяти, всегда есть те, с кем нужно свести счеты… Какой-то странный для Раккима ход мысли. Характеру воина-тени более соответствует привычка оставаться незаметным и прибегать к убийству только в крайних случаях. Но ведь он уже не воин-тень. Стал кем-то другим, правда, еще не сумел понять, кем именно.

Сквозь царивший повсюду запах моря и городской копоти иногда прорывались крепкий аромат кофе из соседнего кафе «Старбакс», вонь густой похлебки из моллюсков или дух от шашлыков из вяленой козлятины, что предлагали назойливые уличные торговцы. Покупатели, сновавшие мимо их палаток, постоянно заходились кашлем. Ракким тоже почувствовал, как у него запершило в горле. Видимо, даже сюда долетал дым и пепел от бушевавших в Китае и Австралии мощнейших пожаров, уничтожавших все на своем пути. Вчера в выпусках новостей показали объятых пламенем кенгуру, скакавших по тлеющей земле на фоне черного от дыма неба. Дирижабли контртеррористической защиты, висевшие вокруг города, полыхнули в лучах заходящего солнца, и Раккиму на миг почудилось, будто огнем охвачен весь мир.

Мимо, оживленно болтая, прошмыгнули две женщины в ярких платьях. Бывший фидаин с благодарностью вдохнул пьянящий аромат самых модных итальянских духов. «Дольче вита» — «Сладкая жизнь». Не менее восьмисот долларов за унцию. Модерны отличались крайним оптимизмом. Страстные потребители, влюбленные в блестящие штучки и непрерывно совершенствуемые безделушки. Собственное богатство успокаивало модернов, делало их бесстрашными и романтичными. Позволяло их глазам сиять в лучах заката.

Аль-Файзал обнял за плечи какого-то прохожего, демонстрируя притворное дружелюбие к товарищу по вере. Очевидно, он не сомневался в безукоризненности собственной маскировки. Еще один оптимист. По его мнению, Аллах наверняка уже увековечил триумф Тарика аль-Файзала в Книге Дней.

Нелепо, однако лишь эти непримиримые враги, модерны и фундаменталисты, входили в число граждан Исламской республики, свято уверенных в наступлении светлого будущего. Прочие, как молчаливое большинство умеренных, так и христиане, обращали внимание на обваливающиеся автострады, часто выходившую из строя энергосистему, детскую смертность, побившую рекорды Нигерии, и регулярные вспышки холеры в Чикаго и Денвере. Ну что ж, пусть фундаменталисты с модернами верят в своих неискренних богов. Ракким предпочитал верить в тепло лежащей рядом Сары, в первые неуверенные шаги их сына. А еще он верил в неожиданные проявления дружбы и смех перед лицом неизбежного. Но как же оптимизм? Чтобы быть оптимистом, нужно уметь закрывать глаза на очевидное, а это вряд ли кому-либо делает честь.

Как любил говорить Рыжебородый, оптимизм — для дураков и детей. Молись о победе, готовься к несчастью. Учитель Раккима. А еще мучитель. Надсмотрщик. Дядя во всех смыслах, только не по крови. Рыжебородый — глава Службы безопасности, любитель грубого, до хруста костей, американского футбола и контрабандной кока-колы… жуткий патриот, идейный умеренный. Аллах даровал ему спокойную смерть на заднем сиденье лимузина, рядом с племянницей Сарой. Не прошло и дня, чтобы Ракким не сожалел о нем. А президент Кинсли сейчас нуждался в Рыжебородом больше, нежели когда-либо. Нуждался в его силе и решимости, в его холодной рассудительности среди охваченного огнем мира. Рыжебородый был нужен стране. Нужен Раккиму.

Наступило время очередного выпуска новостей, и на голографическом дисплее ближайшего киоска появилось изображение передислокации войск вблизи границы с Мексиканской империей. Бывший фидаин замедлил шаг. Бегущая строка в нижней части экрана рекламировала неприлипающую к телу чадру, а над ней по пустыне катились танки с красными полумесяцами на башнях. Якобы остановившись поглазеть на репортаж, Ракким наблюдал за отражением четверки в дисплее. Трое сопровождающих медленно развернулись, осматривая толпу, а аль-Файзал поспешил дальше. «Черный халат» по-прежнему двигался неправильно.

Возле киоска задержалась пара студенток из умеренных. Прозрачные розовые чадры скорее подчеркивали их красоту, нежели скрывали ее. Взгляды девушек скользнули по Раккиму. Католики — запретный плод. Их похотливость и ветреность обсуждались только шепотом. Правда, с большим интересом. Бывший фидаин улыбнулся им в ответ и продолжил путь, испытывая легкое смущение от удовольствия, вызванного любопытством юных особ к собственной персоне. Он подумал о Саре, ждавшей его дома, и в миллионный раз возблагодарил небеса за то, что не родился католиком. Эти глупцы так легко исповедуются. Разве они не в силах держать собственные грехи при себе?

Аль-Файзал горделиво пересек проезжую часть под сердитые гудки водителей. Телохранители не стали занимать позиций впереди, а медленно растянулись, сломав прежний строй.