Вадим Проскурин - Гнездо индюка

— Это не воины, а сброд, — повторил Джон. — По-моему, уважающему себя бишопу непристойно появляться в общественном месте в сопровождении подобных животных. Они компрометируют вас, святой отец. Если, конечно, вы на самом деле святой отец. Лысина святого отца стала приобретать пунцовый оттенок.

— Ты на что это намекаешь? — спросил жрец. В его интонации странно смешались гнев, испуг и недоумение.

— Я намекать не умею, — заявил Джон. — Я не намекатель, а воин. Если я что говорю, так говорю лаконично, по-военному, что думаю, то и говорю. А думаю я, что святому отцу не подобает присваивать чужое имущество, чем бы оно ни было: волшебным амулетом или пригожей рабыней.

Некоторое время на лице отца Вольдемара отражалась сложная борьба противоположных чувств. Но эта борьба была непродолжительной, гнев победил.

— Не тебе судить, что подобает святому отцу, а что не подобает! — взревел жрец. — Деревенщина! Понаехали тут! Знай, дебил, что вот это, — он высоко поднял амулет, чтобы все видели, — древний артефакт, который не положено никому…

— А моя рабыня — тоже древний артефакт?! — перебил его Джон. — Ты, святой отец, не на святого отца похож, а на презренного оркокрада! Много я слышал рассказов о житиях святых, но ни разу не говорилось, чтобы святой отец отнимал приглянувшуюся рабыню у законного владельца! Сдается мне, никакой ты не бишоп, а полоски налобные ты нарисовал акриловой краской, что делается на заводах Тринити!

— Какой краской? — удивился жрец.

В бешеном взгляде Джона промелькнуло смущение, но это было настолько быстро, что никто ничего не заметил. А если и заметил, то не придал этому значения. Потому что смущение немедленно сменилось торжеством.

— Стало быть, остальные обвинения ты признаешь?! — провозгласил Джон с зловещей улыбкой, не сулившей жрецу ничего хорошего.

— Ничего я не признаю! — заорал жрец. — А ну, псы, взять его, быстро!

К этому времени воин с отрубленной кистью уже не стоял, а лежал в луже собственной крови, вероятно, мертвый. Только четыре воина в свите отца Вольдемара Марволо сохраняли боеспособность, по крайней мере, на первый взгляд. Но когда прозвучал приказ, они вздрогнули, но не сдвинулись с места.

— Бу, — сказал Джон. Воины дружно, не сговариваясь, отступили на шаг. Джон рассмеялся.

— Ну так что? — обратился он к жрецу. — Помнится, ты говорил, что ты не только жрец, но и рыцарь! Так решим же наш спор по-рыцарски! Джон выхватил меч и отсалютовал.

— У меня нет меча, — сказал Вольдемар.

— Так возьми мой! — воскликнул Джон.

Неуловимым движением кисти подбросил меч, поймал за острие и протянул жрецу рукоятью вперед.

— Возьми мой меч, и сразимся, как подобает рыцарям! — заявил Джон. — Ты будешь с мечом, а я без меча, и посмотрим, кто из нас победит! Чего не берешь? Боишься?

Джон сделал шаг вперед, рукоять уткнулась в грудь жреца, отец Вольдемар испуганно отступил. Аленький Цветочек переместилась за его спину и присела на корточки. Джон улыбнулся.

— Джон, стой! — раздался чей-то голос, явно знакомый. — Отец Вольдемар, сэр Джон, прекратите! Это глупое недоразумение! Джон перехватил меч за рукоять, убрал в ножны и сказал:

— Здравствуй, Герман. Рад тебя видеть, дружище!

— Привет, Джон, — отозвался Герман. — Здравствуйте, отец Вольдемар. Я Герман Пайк, рыцарь. Вы меня вряд ли знаете в лицо, но наверняка слышали обо мне. Что тут происходит?

— Тот, кого ты называешь отцом Вольдемаром, попытался украсть у меня фамильный амулет и рабыню, — заявил Джон. — А когда я стал пресекать беззаконие — натравил на меня своих рабов.

Герман задумчиво оглядел поверженных орков, затем испытующе посмотрел на отца Вольдемара.

— Беззаконие действительно имело место, — заявил отец Вольдемар. — Но совсем не такое, о каком говорит этот… гм… рыцарь. Во-первых, сия драная курица… а где она, кстати?

Аленький Цветочек все еще сидела на корточках позади жреца, все еще ожидая, когда он сделает шаг назад, споткнется и упадет. Сейчас она попыталась незаметно встать и принять достойную позу, но незаметно не получилось. Появление орчанки из-под тучного жреца зрители встретили дружным хохотом. Жрец нахмурился и провозгласил.

— Сия драная курица является несомненной полукровкой — агрессивной, злокозненной и опасной. Я требую немедленной экстерминации!

Теперь настала очередь Германа хмуриться. А Джон сделал шаг вперед и громко сказал:

— В моем стаде я сам решаю, кто полукровка, а кто нет!

Это заявление не оставило зрителей равнодушными. Кто-то бешено зааплодировал, кто-то засвистел, люди и орки завопили на разные голоса:

— Молодец!

— Фу, мерзость какая!

— Ишь, еретик сраный!

— Так их, попов зажравшихся!

— Клянусь Афродитой, я бы ему дала! И так далее. Герман приблизился к Джону и тихо сказал ему:

— Твои слова войдут в легенды, но, прошу тебя, больше не надо так говорить. Стой смирно, молчи и не мешай мне тебя спасать.

— Зря ты вмешался, — ответил Джон так же тихо. — Я бы его зарубил, никто и не пикнул бы.

— Ну ты и отморозок, — хмыкнул Герман. — Скрываться-то как собирался?

— Что я, трупы расчленять не умею? — буркнул Джон. — Жир с боков срезать, никто и не догадается, что это бишоп, а не орчила позорный.

— Я тебя боюсь, — сказал Герман и глупо хихикнул.

— Чего вы там шепчетесь? — громко спросил Вольдемар.

— Позвольте, отец Вольдемар, я пошепчусь с вами, — ответил ему Герман.

Подошел к жрецу, взял за локоть и мягко увлек к входу в капустный шалашик, подальше от толпы. Но внутрь заталкивать не стал, они остановились на пороге и стали беседовать. О чем они говорили, никто не слышал, но по мимике отца Вольдемара было видно, что сэр Герман говорит ему нечто интересное и в целом приятное. А еще было видно, что отец Вольдемар немного побаивается сэра Германа. А говорили они вот о чем.

— Уверяю вас, святой отец, ни я, ни глава дома, которому я имею честь служить, не имеем никакого отношения к сему прискорбному инциденту, — начал Герман свою речь. — Это просто недоразумение. Сэр Джон — великий воин, вы сами успели убедиться, но он… гм… несколько неотесан. Но через триста дней он станет величайшим ассасином Барнарда. Отец Вольдемар вздрогнул.

— Как видите, я с вами откровенен, — продолжал Герман. — И я прошу вас понять, что дом Рокки Адамса не может позволить себе отдать вам этого рыцаря на растерз… гм… ну, то есть, для справедливого суда. Тем более что Джон не так давно спас мне жизнь, без его помощи мои останки гнили бы сейчас в Идене.