Олег Шовкуненко - Оружейник-3

— Серый пепел… — повторил я, припоминая все те случаи, когда на меня падал этот зловещий серый снег.

— «Пусть не доверяет ханхам»… — подполковник ФСБ думал о других, более близких ему вещах. — Эх, Костя-Костя, зря ты Ертаева хапанул. — Леший сокрушенно покачал головой, но тут же с надеждой глянул на капитана: — А больше Мурат на контакт случаем не выходил?

— Никак нет, товарищ подполковник, — капитан отрицательно покачал головой.

— Хреново, — подытожил Загребельный, на что Соколовский лишь пожал плечами. Может этот жест означал, что он бессилен что-либо изменить, а может просто, что плохо понимает суть всего происходящего.

— Дальше-то что было? — я задал вопрос чисто из педантичности, привычки доводить все до конца, в том числе и историю капитана.

— До аэропорта добрался уже под вечер. Пришлось отсиживаться. Сперва стаю квакух пропускал, потом кентавры нарисовались. Короче, едва успел до темноты. — Тут по лицу спецназовца пробежала болезненная гримаса, след от воспоминаний о том вовсе не простом и не легком для него дне. — Ну, а дальше…

— Я Максиму Григорьевичу рассказал о твоей девушке, — Леши помог своему верному боевому товарищу. — Ты уж не серчай за это. Мы ведь сейчас все одной жизнью живем. И радость, и горе у нас общие.

Костя ничего не ответил, просто несколько секунд с каменным лицом глядел на клубы дыма все еще подымавшегося над пепелищем. Я представил как ему сейчас тяжело и какие усилия он прикладывает, чтобы не показать этого.

— В столовой случайно встретил Летяева, — капитан справился со своей болью. — Я его давно знаю, еще по Южной Осетии. Сергеич тогда в ВВС лямку тащил, на «Крокодиле» летал. Пилот что называется от бога. О нем прямо таки легенды ходили.

— Да уж, с такой фамилией грех не летать, — я пошутил даже без намека на улыбку. Скорее в словах этих засквозила грусть, зеленая тоска по тем временам, когда прямо над башнями моих танков мчались в атаку боевые Ми-24.

Соглашаясь со мной, причем, как мне показалось абсолютно по всем пунктам, Соколовский кивнул и поспешил продолжить:

— Посидели, по сотке спирта накатили за встречу, ну и поговорили, конечно, основательно. Он мне рассказал, что вертушку починил. Аэропорт то во время войны Министерству Обороны передали. Там теперь боевой авиатехники море. Только руки и голова нужны. А у Сергеича и с тем, и с другим все в порядке.

— А ты ему, я так понял, про наш поход доложил? — догадался Леший.

— А разве это секрет? — капитан поглядел командиру в глаза.

— Нет, — Загребельный ответил просто. — Главное, чтобы после такой истории тебя за придурка не приняли.

— Может кто другой и принял бы, но только не Летяев. Он как узнал о боевых платформах, аж задохнулся от восторга. Только сказал, что по земле вы до Могилева живыми не доберетесь.

— Ну, дальше все понятно!

Я кивком поблагодарил Соколовского за службу, рассказ, а заодно и за спасение наших жизней. Особенно за последнее. За это дело сколько ни благодари, все равно много не будет. Эх, всего бы на несколько минут пораньше… Глядишь, и Главный остался бы жив.

Я перевел взгляд на тело погибшего ханха. Поглядел на его бледное спокойное лицо. Так уж выходит, что этого… ладно, пусть будет человека, всегда окружала тайна. Сперва люди спорили прав или не прав, бог или не бог, затем существует или нет, а вот теперь нам предстоит решить друг или враг. Почему-то мне очень и очень не хотелось называть его врагом.

— Еще там, в Одинцово, он говорил, что пришел к нам с добром, с помощью, что действует независимо от своих собратьев, — я напомнил аргумент, который уже приводил не раз.

— Может и так, — подполковник ФСБ насупился. — Только все равно он что-то скрывал, что-то не договаривал, и это весьма подозрительно. — Загребельный стал загибать пальцы: — Первое. Перед смертью Главный сказал тебе: «Ветров, найди модуль. Для вас это единственная надежда». Понимаешь, Максим, «для вас», а не для «нас». Значит положение Создателей не столь безнадежно. — Тут Леши горько ухмыльнулся. — Это если у них вообще имелись какие-то проблемы, и слухи о вирусе, поразившем «Облако», не деза чистой воды.

— Как ты справедливо заметил, это он сказал перед смертью. Он думал о нас даже в последние мгновения своей жизни. Это ведь что-то да значит! От этого ведь нельзя просто так отмахнуться!

— Второе, — Леший словно не заметил моих слов и загнул следующий палец. — Помнишь, я рассказывал об эльфах и о том, что они уже много лет сотрудничают с янки? Поземные базы и все такое…

Когда я согласно кивнул, чекист продолжил:

— Так вот, тогда я слегка солгал, специально солгал. С Американцами сотрудничали совсем не эльфы. Этот номер у них вряд ли мог получиться просто в силу «ангельского» норова последних. На подземных базах хозяйничали совсем другие. Это были те головастые уроды, что покромсали Блюмера. Точно тебе говорю. Я видел фото и читал донесения наших агентов. Главный знал об этом, уж поверь мне. Знал и ничего не сказал. А это больше, чем странно.

Леший ошарашил меня этим признанием, а затем взял длинную паузу в течении которой угрюмо пялился в даль, на юго-запад, туда, где сейчас и находился проникающий на Землю, разрастающийся, словно раковая опухоль, чужой мир. Чекист будто и впрямь что-то там разглядел. Таинственное нечто заставило его болезненно поморщиться и негромко произнести:

— Еще одно наблюдение, — Андрюха демонстративно загнул третий по счету палец. — Насколько я понял, Главный не знал, что творится в глубине Проклятых. Это он то, один из Создателей!

Слова Загребельного немедленно воскресили в памяти некоторые из фраз ханха. Что-то меня в них не устраивало, только вот раньше я не особо вдумывался. Все спешил удержать основную нить разговора и совершенно не предавал значение мелочам. Зато теперь… Откуда, к примеру, взялось: «Вполне вероятно, что там сейчас пустыня с ярко-алыми барханами»? Или: «… точно сказать сложно. Знаю лишь одно, в глубине Проклятых земель образована стабильная формация…»? Цирк-зоопарк, что значит «вполне вероятно» и «точно сказать сложно»? Ты Создатель или хер собачий? Ты что не знаешь что создаешь?

Я подумал об этом, но почему-то без всякого зла и раздражения. Может потому, что все это касалось человека, над телом которого мы сейчас стояли, а о мертвых, как известно, или хорошо или ничего. Хотя, скорее всего, не в этом дело. Мне просто очень не хотелось верить, что Главный мог причинить нам вред. Он явно не все говорил, чего-то не знал, о чем-то лишь догадывался, но в конце концов это его дело. У каждого есть свои секреты, и далеко не всегда они таят в себе зло и коварство. И это ярко подтверждали последние слова Главного. Они были о нас, о человечестве, о котором его отец продолжал думать даже на смертном одре. Мог ли такой человек, ладно не человек, бог… Так вот, мог ли он предать?