Лорен Бьюкес - Сияющие

Направляясь к двери, он видит, что толстяк все-таки забрал газету. Его охватывает приступ ярости. Он быстро разворачивается, подходит к столику, хватает мужика за бороду и с силой ударяет головой о стол. От удара голова отклоняется обратно, из носа фонтаном бьет кровь. От боли и неожиданности мужчина вдруг заходится в высоком и тонком вое, очень неожиданным при такой тучности. Вся закусочная замирает и провожает Харпера глазами, однако он уже направляется к вращающейся двери.

Хозяин закусочной с усами, на этот раз сильно поседевшими, выходит из-за стойки с криками:

– Убирайтесь! Слышите, вы! Убирайтесь отсюда! До Харпера они уже не доносятся – он спешит по адресу, указанному на зажатом в руке листочке.

По тканому коврику у входной двери разбросаны осколки выбитого окна. Прислоненные к стене холсты без рам порезаны с какой-то дикой жестокостью единым и резким росчерком лезвия.

В кухне балерины Дега и островитянки Гогена одинаково равнодушно взирают с дверей подвесной полки на раскиданные по полу разнородные вещи из опрокинутых и перевернутых коробок.

На рабочем столе валяется распахнутый фотоальбом. Однако снимков в нем нет: вытащенные и разорванные на мелкие кусочки, они усеяли пол толстым ковром конфетти. Прямо по щурящемуся на солнце лицу разорвана фотография молодой женщины в белом купальнике.

В гостиной, как огромная перевернутая вверх лапами черепаха, валяется круглый полированный столик 1970-х годов. Лежавшие на нем раньше книги по искусству, журналы и безделушки теперь тоже разбросаны по полу. Бронзовая дамочка с колокольчиком под юбкой опрокинута набок и лежит рядом с китайской фарфоровой птичкой, у которой на месте головы зияет неровная дырка с рваными краями. Отбитая птичья голова тупо рассматривает худосочных девиц в уродливых одеждах на развороте журнала мод.

Диван вспорот, из-под длинных фиолетовых полос обшивки проглядывает мягкая синтетическая набивка и остов каркаса.

Дверь в спальню на втором этаже распахнута. На туалетном столике черные чернила заливают листы бумаги, на которых до безобразия пытливая утка расспрашивает скелет мертвого енота в желудке у медведя. Еще можно разглядеть некоторые рукописные слова:

Разноцветные стеклянные подвески на окне легко покачиваются и в свете солнца отбрасывают на разоренную комнату странные движущиеся пятна.

На доносящийся из дома шум соседи не реагируют.

– Приветик! – отрывается Чет от комикса «Черная орхидея» с лиловой девицей на обложке. – Я тут нашел кое-что обалденное и вполне перекликающееся с твоей бейсбольной карточкой. Посмотри-ка.

Чет откладывает в сторону комикс и достает распечатку микрофиши, датированной 1951 годом.

– Это был настоящий скандал! Транссексуал бросился с крыши «Конгресс-отеля», и никто до вскрытия даже не догадывался, что «она» была «он». Но самое интересное – то, что самоубийца держит в руке. – Чет показывает фотографию безжизненной женской руки, виднеющейся из-под наброшенной кем-то куртки. Рядом с ней едва различимый пластмассовый кружочек. – В точности похож на упаковку сегодняшних противозачаточных таблеток, ты не находишь?

– Или на милое складное зеркальце с узором из бусинок, – возражает Дэн. У Кирби и так голову сносит, опять оседлает своего конька.

– Сделай лучше доброе дело: найди мне все, что сможешь, по «Хасбро»: когда они пустили в производство серию лошадок-пони и вообще по патентам на игрушки.

– Похоже, кто-то встал не с той стороны футона.

– Скорее, не в той стороне страны, – ворчит Дэн.

– Чет, пожалуйста, – вмешивается Кирби. – Начиная с 1974 года и до наших дней. Это правда важно!

– Ну хорошо, хорошо. Начну с их рекламы, там есть вся исходная информация. Между прочим, ты только что пропустила первоклассного чувака, который тебя спрашивал.

– Меня спрашивал?

– И очень настойчиво. Но пончиков не принес. Скажи ему, чтобы в следующий раз не забыл. Такой уровень дурости можно компенсировать лишь высококалорийным подношением.

– Как он выглядел? – вскидывает голову Дэн.

– Даже не знаю… Типичный псих. Хотя одет прилично. Темная спортивная куртка, джинсы. Сухощавого телосложения. Синие глаза. Спрашивал что-то о списке лучших спортсменов. Хромал.

– Вот черт! – не верит своим ушам Дэн.

Кирби соображает быстрее: недаром она ждет его уже четыре года.

– Когда он ушел? – Кирби сильно побледнела, так что ее веснушки еще сильнее проступают на лице.

– Что это с вами?

– Черт возьми, когда он ушел?

– Пять минут назад.

– Кирби, подожди, – Дэн протягивает руку, но Кирби уже выскакивает за дверь и бежит по лестнице. – Черт, черт! Звони в полицию, Анвар. Пригласи Энди Диггза или – как там его – Амато. Который занимается убийством кореянки.

– И что сказать?

– Что хочешь, лишь бы они приехали сюда!

Кирби стремглав спускается по лестнице и выбегает на улицу. В какую сторону бежать? Устремляется к Северному Вабашу и вскоре останавливается на мосту, пытаясь в толпе разглядеть его.

Река сегодня ярко-бирюзового цвета Средиземного моря – точно такого, как тент на остроносом прогулочном катере, с которого из громкоговорителя доносится рассказ о двух зданиях в форме кукурузных початков – одной из достопримечательностей района Марина-сити.

Вдоль реки, по дорожке прогуливаются туристы, которых легко узнать по панамам, шортам и висящим на груди фотоаппаратам. Вот клерк с закатанными рукавами пиджака сидит на красной перекладине перил и ест сэндвич, покачивая ногой, чтобы отогнать нахальную чайку. Люди идут по пешеходному переходу, четко и организованно, подчиняясь ритму звукового сигнала светофора, но, как только оказываются на нужной стороне улицы, расходятся в разные стороны. Никого не разглядеть в этой беспорядочной толпе. Кирби напряженно всматривается, стараясь не задерживаться на неподходящих силуэтах. Черный парень. Женщина. Женщина. Толстяк. Мужчина в наушниках. Парень с длинными волосами. Парень в офисном костюме. Парень в ярко-красной футболке. Еще костюм. Видимо, время к обеду. Коричневая кожаная куртка. Черная застегнутая доверху рубашка. Синий спортивный костюм. Зеленые полоски. Черная футболка. Черная футболка. Инвалидная коляска. Костюм. Это все не он. Ушел.