Инна Живетьева - Вейн

– Егорушка, живой!..

Кто-то сел рядом. Юрка покосился: Грин. Конечно, куда без него.

– Она же Ласовская, – сказал, лишь бы не молчать.

– Девичья фамилия. По мужу Натадинель.

Собачий лай во дворе не утихал, к нему присоединились испуганные вопли. В распахнувшую дверь ворвались васяки, следом еще какие-то люди. В руке у Егора мелькнул пистолет. Грин стремительно поднялся.

– Убрать все! – скомандовали от порога. – Хозяин, острый нож. Иглы. Горячей воды. Лампы принесите, темно.

Загалдели посетители. Вскрикнула девушка, та самая, замотанная платком. Кто-то ринулся к столу, с грохотом полетела посуда. Это же Дан!

Васяки расступились, и Юрка увидел Хельгу. Она лежала на носилках, запрокинув голову. Рубашка ее намокла от крови.

– Где врач? – спросил худющий парень с длинными светлыми волосами.

– Здесь, – отозвалась Олза. – Но я терапевт.

– Ассистировать сможете?

Женщина кивнула.

Дан поднял Хельгу и осторожно переложил на стол. Загорелись лампы, растолкав по углам тени. Васяки кинулись вон из трактира, прикрывая глаза ладошками.

Притопала Желька с корзиной рукоделия.

– Вот, других игл нету!

– Приготовьте, – отрывисто бросил парень Олзе. – Хозяин, нож. И еще один подержите в водке.

Затрещала ткань. Юрка увидел оперение болта, торчащего из Хельгиного живота, и его замутило.

Из полумрака вдруг появилась девушка. Она стянула косынку – пепельные, такие же, как у лекаря, волосы упали на плечи. На побелевшем лице горели желтые глаза с тигриной прорезью зрачков.

– Иринка, не надо! – дорогу ей преградил менестрель, грязный до неузнаваемости. – Поздно. Я не успел.

Девушка схватила себя за горло и сжала пальцы, но все равно прорвался утробный вскрик. Игорь притиснул ее к груди и повернулся, отгораживая от людей.

– Вода, – растерянно сказал трактирщик. Он с трудом удерживал полную кастрюлю.

– Мыло и полотенце, – попросил лекарь. – Чистую одежду, лучше какой-нибудь фартук и халат.

Умчалась Желька. Лиза метнулась на кухню.

Парень закатал рукава и долго плескался в тазу, потом тщательно вытирал каждый палец. Чего он возится, рассердился Юрка, Хельга же умирает!

– Как вас зовут? – спросил лекарь у матери Егора. – Ола? Вы из верхнего мира? Хорошо. Ну, помоги нам Двуликий!

– Дан, – окликнул менестрель. – Уйди оттуда.

Вейн упрямо мотнул головой.

– Отойдите, – строго велела Олза. – Вы мешаете.

Ее послушался. Сделал назад шаг, другой.

Девушка с тигриными глазами посмотрела на вейна. Ее ненависть была такой густой и осязаемой, что у Юрки перехватило дыхание.

– Ну что? – хрипло спросил Дан. – Довольна?

Губы у йоры дернулись.

Вейн рванул через голову шнурок. С размаху ударил о край лавки глиняной подвеской и швырнул разбитый амулет.

– Молись, жрица!

Сам опустился на колени и вытянул руки, сомкнув в кистях.

– Все, что хочешь. Сам приду, безоружный, но чтобы она жила!

Кусочки глины осыпались у Йорины под пальцами. Девушка покачнулась. Не держи ее менестрель – упала бы.

– Ты же отдал, – недоуменно сказал Игорь, глядя на каменный полумесяц.

– Подделку.

– Они же проверили!

– А я зарядил на базаре, так, по мелочи, лишь бы фон был. Не думал, что его приведут, – Дан показал на лекаря. – Чуть не обделался, когда увидел.

Йорина высвободилась из рук менестреля и встала напротив хирурга. В левом кулаке она сжала амулет, правая легла раскрытой ладонью на лоб Хельги. Голос жрицы то истончался до шепота, то поднимался криком. Она просила, умоляла, угрожала, требовала. Спорила с той, с которой воевал хирург.

«Не умрет», – понял Юрка. Так ясно, словно кто шепнул ему на ухо.

– Боже Всевышний! – выдохнул Игорь. – Это же… Смотрите! Он – врачует, она – дарит надежду. Вот почему у жрицы родился мальчик. Брат и сестра – новое воплощение Двуликого!

Ахнула Желька. Испуганно перекрестился Тобиус.

Дан спрятал лицо в ладонях и заплакал.

В углу гомонила компания, поглядывая с почтением на испачканный стол. Во дворе громко – даже тут было слышно – рассказывали подробности операции. Много врали, и кто-то сокрушался, что приехал поздно.

Желька водила по доскам мокрой тряпкой. Кровь сходила плохо.

Парень-хирург привалился к стене. Он закрыл глаза и положил на колени руки ладонями вверх. Напротив сидела жрица, выпрямившись и высоко подняв голову. Лица у брата и сестры казались одинаково уставшими.

Сверху сбежала Лиза, попросила у Жельки еще одну простыню.

– Как Дан? – спросил у нее Грин.

– От постели не отходит. Молчит. Олза не гонит, говорит, ему так легче.

Желька бросила в таз тряпку и поманила Лизу за собой. Хлопнула дверь под лестницей.

– Да-а-а, – вздохнул Тобиус и ушел за стойку.

Вернувшись, выставил на стол пыльную бутылку темного стекла.

– Налейте, что ли!

К бутылке потянулся Грин. Отмерил всем поровну, не обойдя ни девушку, ни мальчишек.

– Ну, чтоб жила.

Кружки столкнулись боками.

– Будет, – пообещал лекарь и посмотрел на сестру.

Йорина кивнула.

– Ее молитвами и твоими стараниями, – сказал менестрель. – Про амулет-то сразу понял, что фальшивка?

– Конечно.

– Что же не выдал?

Лекарь дернул уголком губ:

– Кому? Арерам?

– Ну да… Эрик, верно? Я – Игорь, – менестрель протянул руку.

Жрица метнула на него взгляд из-под ресниц, но смолчала.

– Алекс, – представился Грин.

Игорь удивился:

– Эй, ты же говорил: Витька. Виктор Зеленцов. Я точно помню! Парня вон по твоему следу отправил, – он кивнул на Юрку. – Еще увидел, подумал: надо же, нашел! Фантастика!

У Юрки зашумело в ушах. Испуганно посмотрел на него Егор.

– Да какой я уже Зеленцов! – отмахнулся вейн. – Сто лет прошло. Тебя бы не встретил, так и не вспомнил. Просто, ну, хорошо тогда сидели, трактир славянский, ты – земляк, песни наши поешь. Сам не понял, как выскочило.

– Нет, – перебил Юрка, и Егор почему-то взял его за руку, точно они собирались идти через узел. – Вы – Алекс Грин. Дан спрашивал у вас про Зеленцова! В «Хрустальном колокольчике»!

– Когда? А-а-а, ты про то. Не спрашивал он. Мы про Вцеслава говорили, а потом он языком еле ворочал.

Юрка помотал головой. Это неправда!

– А почему Грин-то? – заинтересовался Игорь.

«Пусть он молчит, – подумал Юрка. – Пусть заткнется!»

– Да… глупо вышло. Я только начал на Середину ходить. Молодой, борзый, море по колено. А тут англичане подвернулись. Мы за встречу. Познакомились. Я им: «Виктор Зеленцов», они повторить не могут. Я опять: «Зеленцов, ну, зеленый, зелень». Смеются: «О, Виктор Грин». Я мальчик начитанный, возражаю: «Грин – Александр». Они: «О, Алекс!» Ну и черт с вами, думаю. Утром встал, башка трещит, а на меня мужик кидается, вчерашние собутыльники сосватали. Кричит: «Алекс, вы можете!» Елки зеленые, меня тогда хоть горшком назови… Ну, с того клиента еще потянулись, искали как Грина. Чего народ путать? Да и, признаться, понравилось: как же, дома обычный студент Витя Зеленцов, а тут – Алекс Грин, вейн по особым поручениям. Возраст такой был, сами понимаете.

– Романтика в одном месте играла, – подсказал Игорь.

– Не без этого, – согласился Грин и повернулся к Юрке: – Зачем искал-то?.. Что с тобой? Тобиус, воды!

– Не надо! – крикнул Юрка.

Задергался уголок глаза, обожженный в межсезонье, прижал его пальцем.

– Я… искал, да. Хотел сказать…

Нет, этого не может быть! Грин – его?..

– Сказать… Что я вас ненавижу! Из-за тебя погибла мама! Других спас, а ее – убил!

Грин растерянно смотрел на него.

– Ты бросил ее и сбежал!

– Юра… Господи, боже мой! Да, мне приходилось уходить, когда было поздно. Иногда я просто не успевал. Наверное, твоя мама…

– Моя мама – Дарья Жданова! Она погибла на шоссе, возле остановки. Возле вашего узла!

– Какой остановки?

– Той самой! Не помните?

– Постой… Дашка?! Погибла?!

– Не смейте, – жестко сказал Юрка, вставая. – Не смейте ее так звать. Бросили одну, беременную, а потом позвали на шоссе. Зачем?

– Ничего не понимаю. Я не звал.

– Врете!

Грин переменился в лице.

– Даша ждала ребенка? От меня? Юра, ты?!.

Он коротко усмехнулся:

– Дошло. Здравствуй, папочка!

Вейн тоже поднялся, но Юрка отскочил.

– Не подходите ко мне. Слышите, вы!.. – Он отступал, пока лестничная балюстрада не ударила в спину. – Иди к черту!

Перемахнул разом через несколько ступеней и бросился в свою комнату.

Грин рванулся за Юркой, но его удержала девушка с тигриными глазами.

– Не сейчас, – повелительно сказала она.

Вейн обмяк, повалился на лавку.

– Я не знал. Чем хотите клянусь! Даша ничего не говорила. А у меня срок… Я, когда шел, понял, что это последний. Вернусь, застряну навсегда. Ее было не вытащить – индивидуальная сопротивляемость. Ну, думаю, молодая, полюбит другого. Письмо написал, чтоб не ждала. Скинул почтовиком через слабенький узел где-то в Канзасе. Мне в голову не приходило…