Вера Школьникова - Дети порубежья

— Король? — Хрипло переспросил юноша, сразу пожалев, что не слушал, о чем говорят случайные попутчики.

— Король. Вернулся он, а герцог на него напал. Или не признал, или еще что, меня там не было. Король его там на месте убить приказал, а род весь земли лишить и дворянства. Говорят, герцог с огненными магами спутался, их тоже под корень всех.

— Погоди, погоди, а герцогиня как же? Герцогиня Ивенна? Она ведь не Аэллин уже! — Судьба ордена Дейкар Мэлина не волновала, правда, он хотел бы знать, где король взял силу, чтобы раздавить орден, но не спрашивать же об этом крестьянина.

— Король солдат прислал. Замок разрушить. Она там осталась. Пожар был. — Возница неохотно цедил по слову.

— Как же вы позволили? — В голосе Мэлина горечь перекрыла гнев, — у вас же оружие у всех! Он же не всю армию сюда прислал!

— А тебе что за дело, как мы позволили? — Ощетинился крестьянин, — ты нездешний, а нам тут жить, — помолчал, и угрюмо добавил, — да мы бы кровью их умыли, не войско пришло, а одно слово — два отряда маленьких, но герцогиня сама замок сдала. У меня племянник в страже служил, рассказал. А ее воля — закон. А теперь-то уж чего… сгорело там все, а мы по камню разбираем. Чтоб, значит, даже следа не осталось.

Мэлин поднял голову и вгляделся в силуэт замка, возвышающийся над дорогой. Теперь он видел — почерневший от пепла камень, просевшие крыши… Издалека замок казался нетронутым, но стоило присмотреться, и становилось ясно — от твердыни Аэллинов остался выгоревший остов.

До замка Мэлин добрался уже ближе к вечеру, шел по обочине, пропуская бесконечную вереницу повозок. Створки ворот предусмотрительно сняли, у открытого проема дежурили солдаты. Но Мэлину даже не понадобилось отводить охране глаза — он прошел внутрь, пристроившись к порожней повозке. На стенах рабочие стучали кирками, внутренний двор был завален кучами камня. Юноша подошел к стене, покрытой слоем пепла, приложил ладонь. Он хотел увидеть и запомнить.

Ивенна встретила незваных гостей в кабинете брата. Капитан, уставившись в пол, протянул ей лист пергамента:

— Приказ короля.

Она читала медленно, как полуграмотный крестьянин — соединяя буквы в слоги, слоги в слова, слова — в предложения. Капитан терпеливо ждал, но герцогиня все продолжала читать, и он не выдержал:

— К вам указ не относится, вы уже не Аэллин. Его величество желает, чтобы вы вернулись в Квэ-Эро и посвятили себя Эарниру. Взносом послужит ваше приданое. Остальную казну приказано изъять.

— Я прочитала, — голос спокойный, вежливый, словно речь идет о ком-то другом. И лицо безмятежное, как у опытной шлюхи в столичном борделе, когда она девятого за вечер клиента проводила и спешит навстречу десятому. Но почему-то капитана передернуло и от этого голоса, и от этого лица. — Герцога уже казнили?

— Сразу, прямо в часовне. — В глазах капитана промелькнул страх — только бы эта странная леди не стала расспрашивать подробности. Воистину все Аэллины ненормальные, правильно король решил с ними покончить. Ей говорят, что племянника казнили, род вне закона, замок сейчас снесут — а она улыбается. Может, от горя умом повредилась? Но Ивенна все так же спокойно положили пергамент на стол:

— У вас не хватит людей вывезти сокровищницу и библиотеку. Не говоря уже о витражах.

— Витражи снимать не приказано.

— Будет жаль, если они сгорят. Я соберу людей вам в помощь.

— Чтобы они ночью перерезали моих солдат? Нет уж, сами справимся.

Герцогиня встала. Высокая, стройная, затянутая в корсет, она казалась моложе своих лет, но лицо выдавало подлинный возраст — морщины прорезали лоб, раскинули паутину вокруг глаз и губ. И взгляд… случайно заглянув Ивенне в глаза, капитан поспешил отвернуться:

— Достаточно одного моего слова, и никто из ваших людей не вернется в Сурем. Их убьют в бою, при свете дня.

— Король пришлет войска. Вас все равно сметут!

— Верно. Сметут. Будет бойня. Беспощадная и, что самое печальное, бессмысленная. Леар был последним Аэллином, у него нет наследника. Не для кого хранить все это, — она обвела рукой кабинет.

Картины, статуи, книги, свитки, доспехи и мечи, драгоценности, витражные картины в металлических рамках — ящики грузили на подводы, старик-библиотекарь причитал, умоляя везти как можно осторожнее, укрывать от сырости. Но оставались обреченные на гибель в огне витражные окна, фрески на потолках, статуи Семерых в храме. Крытая галерея с резными столбиками-танцовщицами и зимний сад под стеклянным куполом из мелких пластин, пол в музыкальном салоне из разноцветных кусочков дерева.

Ивенна прощалась с замком. Розовый дворец-игрушка на берегу моря так и не стал для нее родным. С ним она рассталась безболезненно, сожалея лишь о могилах на побережье. Дом оставался здесь, где жил ее брат. Она прошла по храму, плеснув вином под ноги каждой статуе, заглянула в любимую беседку, где часами скрывалась от матери, зашла в потайную часовню Ареда. Аэллины одинаково чтили и Семерых, и Проклятого. Но ни Семеро, ни Восьмой, не спасли Леара. Будет только справедливо, если и храм и часовню пожрет один и тот же огонь.

Ивенна вернулась в кабинет. С Иннуоном она простится здесь. В коридорах горели факелы, но и слуги, и стража уже покинули замок. Завтра с утра повсюду разольют масло и подожгут. Выгорят перекрытия, обрушатся балки, останутся голые стены. Потом их разобьют кирками, камень свезут вниз, наверное, что-нибудь построят, не пропадать же добру. Она посмотрела на окно — прозрачное стекло.

Когда-то здесь был ее любимый витраж. Ивенна закрыла глаза: море и небо, одно перетекает в другое, волны отделены темными бликами, а вдалеке, за горизонтом, вызолоченный восходящим солнцем парусник. Иннуон так и не удосужился спросить, почему она любила именно эту картину. А она все детство мечтала, что однажды они с братом поднимутся на борт прекрасного корабля и уплывут далеко-далеко, в неведомые земли, и будут жить там вдвоем. Он и она, и больше никого. Ивенна выросла и действительно покинула дом на прекрасном корабле. Но Иннуон остался в замке, и в этой жизни им не довелось увидеть друг друга.

Замок горел: огонь с хрустом вгрызался в деревянные панели, перепрыгивал с балки на балку, пожирал резные двери и перила. По витражным окнам стекали свинцовые слезы — плавилась оправа, стекла осыпались разноцветным дождем. Строгие лица богов, танцующие драконы, лепестки цветов и крылатые змеи — гибли северные витражи, гордость рода Аэллин.

В храме языки пламени жадно облизывали статуи Семерых, стирая с мрамора краски. Келиан Темный и Эарнир Светлый, Лаар Доблестный и Навио Незыблемый, Аммерт Мудрый и Эдаа Вечный, Хейнар Справедливый — без разницы. Никто из них не сошел с постамента, не защитил свое обиталище. Ни мудрость, ни знание, ни справедливость не спасли твердыню Аэллинов. Рушился свод, падали стены, осколками осыпался мир, сотворенный мастерами-витражниками.