Дженнифер Фаллон - Харшини

И больше не будет нужды в дитя демона. Ее не ждет никакое предназначение. Никакой стране не нужен ее совет. Тот факт, что они отлично разобрались со своими делами, пока она спала, по-обидному недвусмысленно демонстрировал этот договор.

Между тем собравшимся принесли чернильницы и перья, чтобы официально подписать принимаемое соглашение. За этим занятием она и оставила их.

Больше ей нечего было здесь делать.

Р'шейл выскользнула за дверь на солнечный свет, осознав, что впервые за всю свою жизнь она не должна заботиться ни о ком, кроме себя самой. Никакое предназначение не висело над ней тенью. Она не принадлежала больше никому — ни людям, ни харшини, ни богам.

Не снимая защитных чар, Р'шейл направилась к главным воротам. Защитники, стоящие на страже, не заметили ее, и она вышла на большую дорогу. Здесь все еще расчищали поле битвы, и отряды могильщиков стаскивали трупы в братские могилы, выкопанные пленными кариенцами, но воды реки Саран были снова чисты и прозрачны, волны радостно накатывались на берега. Хотя едва ли стоило называть ее гордым именем реки. Это был всего лишь широкий ручей. Она остановилась на мосту и обернулась к сияющей Цитадели. Там был ее дом и ее тюрьма. Ее гибель и спасение.

Повинуясь неожиданному импульсу, она обратилась к огромной крепости с мысленным прощальным приветом. Она не знала, получит ли ответ, а если да, то когда это будет. Ей предстояло еще найти Локлона. И встретиться с Гимлори. И может быть, ей удастся найти способ уговорить Смерть освободить Брэка.

Цитадель ответила ей приветливой волной благоволения, ласково окатившей ее с головы до ног. Улыбнувшись сама себе, Р'шейл посмотрела под ноги и обнаружила, что она не одна. Маленький демон, которого она в последний раз видела рядом с Майклом в Гринхарборе, сидел подле нее на земле, уставившись на нее огромными черными глазами.

— Откуда ты взялась? — спросила она, опускаясь на корточки рядом с ним.

Создание прочирикало что-то невразумительное и прыгнуло ей на руки.

— Ты хочешь мне сказать, что жалеешь о Майкле? — хихикнула она. — Тут ты не виновата, малыш. Тебе придется прожить сотни лет, прежде чем ты сможешь защищать кого-нибудь от таких, как Хафиста.

Упоминание имени умершего бога напугало демона, и она крепко обхватила ее за шею тонкими лапками. Р'шейл поднялась на ноги, сбросила с себя чары и, в последний раз поглядев на Цитадель, перешла по мосту на другую сторону реки.

— Я думаю, — обратилась она к демону, шагая по дороге, — нам стоит теперь придумать тебе имя.

Локлон заметался во сне и перекатился по земле. Его снова мучили кошмары. Они преследовали его во сне, а когда он просыпался, делалось еще хуже. Ему не оставалось ни минуты покоя.

Это началось с тех пор, как они выбрались из Цитадели. Он думал, что его вывезут в лагерь кариенцев и станут воздавать ему почести, как герою, а потом возьмут крепость штурмом и перережут всех, кто там есть. Но мистресса Хинер с этим ее головорезом Лорком и пугающе прекрасным мальчишкой Алладаном все шли и шли вперед. Они не остановились, пока не дошли до Броденвэйла, а потом погрузили его в маленькую речную лодку и поплыли в Заставу. Там они пробыли ровно столько, сколько было нужно, чтобы нанять другую лодку, и раньше, чем он догадался, что может протестовать, они уже держали курс на остров Сларн.

Сначала все было неплохо. Остров был сырым и заброшенным, а жрецы оказались странными типами, но они позаботились о его изнуренном теле и помогли ему набрать силы. Они даже начали поговаривать о том, чтобы отправить его в Ярнарроу.

«Он оказал большую услугу Всевышнему, — твердили они, — и его ожидала заслуженная награда».

Какое-то время он, как дурак, верил их обещаниям, пока не вспомнил, что сторонников Всевышнего награда ожидает не при жизни, а после нее.

Его первый побег сочли результатом печального недопонимания ситуации. За вторую попытку его жестоко выпороли. Третья и последняя попытка почти удалась. Она и совсем удалась бы, но тут, как на беду, остров задрожал, будто при землетрясении, а жрецы внезапно сошли с ума.

Произошло что-то немыслимое.

Локлон находился как раз на задах кариенской часовни, дожидаясь возможности улизнуть с утренней службы, когда посох жреца, совершавшего службу, засветился, и на паству, подобно теплому ветру, обрушился поток чувственной радости. Она захватила его врасплох и лишила возможности двигаться. Она несла в себе столько обещаний. Намек на веселье. Дуновение сексуальной фантазии. Обещание блаженства. Даже воспоминание о богах. У него перехватило дыхание.

Жрецы были поражены.

Они выбежали из часовни и помчались в пещеру, где был спрятан их священный камень, завывая на ходу от ужаса перед происходящим. Это длилось всего несколько мгновений, потом это ощущение резко оборвалось, и Локлон потряс головой, пытаясь прийти в себя.

Его изначальный план состоял в том, чтобы пробраться к небольшому причалу неподалеку, но сейчас, когда вокруг, как лунатики, повсюду сновали жрецы, это было нереально. Поэтому он побежал в другую сторону, перелез через стену, расположенную с подветренной стороны острова, выругался, упав с нее с другой стороны, и бежал, пока не упал, обессиленный, на каком-то болоте. Он был перепуган, ему слышались голоса жрецов, бегущих за ним. Он еще не верил, что ему удалось удрать от них.

Тогда-то и начался этот кошмар.

Они пришли к нему вечером, когда он, дрожащий и измученный, пытался прийти в себя, и в темноте он не смог различить их лиц. Жрецами они не были. Он разглядел только, что один из них был завернут в одеяло, а у другого в руках была чаша холодной воды. Он жадно выпил ее и вцепился в кусок заплесневелого хлеба, предложенный ими. Они повели его в темноту и вскоре пришли к лачуге, стоящей так близко к морю, что слышно было, как волны бьются о берег. Он слушал их шум, пока не провалился в сон.

Среди ночи он проснулся и почувствовал рядом с собой горячее тело, молодое и явно принадлежащее женщине. Он улыбнулся, подумав, что, перед тем как убраться отсюда, ему удастся поразвлечься. Если он будет осторожен и не оставит никаких следов, они и не узнают, что он был с ней. Удовлетворенно вздохнув, Локлон прижал девочку к себе и снова уснул.

А вместе с рассветом пришел ужас.

Он медленно раскрыл глаза, наслаждаясь ощущением прижатого к нему обнаженного тела. Он прошелся руками по ее маленьким грудям и тощим бедрам и попытался раздвинуть ей ноги. Тут он почувствовал на руках что-то липкое и выругался. Отдернув руку, он поднял ее к свету.

Но на его пальцах была вовсе не кровь — это был гной.

Он заверещал и вскочил с убогого тюфяка, разглядев наконец эту девчонку при свете дня. Она была ужасна. Ее лицо было наполовину уничтожено болезнью, разъедающей плоть изнутри. Левая половина ее тела была покрыта язвами, из которых сочились гной и прозрачная липкая жидкость, которой была залита вся подстилка под ней.