Элдон Томпсон - Алый меч

Невик закрыл глаза, по которым хлестал дождь. Скоро дух отца придет за ним, чтобы забрать домой.

Боль накатывала волнами и жгла сломанную ногу, грозя потерей сознания. Эллайен прикусил язык, чтобы не вскрикнуть. Не время вопить о своих страданиях, злиться и горевать. На этот раз сомневаться не приходилось, Килак мертв. Израненный и заваленный камнями, охотник метался, как пойманная рыба с крючком во рту. Его отчаявшийся разум отказывался принимать поражение.

Он шарил руками и искал лук, но языки пламени вдруг погасли. Охотник не верил собственным глазам. Должно быть, слишком сильно он ударился головой — единственное объяснение тому, что он увидел.

Полоса раскаленного камня осталась там, где пролетела огненная струя из пасти дракона. Демон сгорел, и прах его развеяло ветром, пронесшимся вслед за пламенем.

Среди облака пепла на коленях стоял Килак Кронус, живой и невредимый.

Паренек глядел на череп демона, который растаял и превратился в уголья у него на глазах. Вокруг него почерневшая, обожженная земля испускала струи дыма и пара. Он огляделся удивленно, не понимая сам, как получилось, что он все еще жив.

Киллангратор оцепенел от неожиданности — дракон был изумлен не меньше своей жертвы.

Быстро оправившись, зверь оскалился и, впиваясь когтями в землю, устремился на Килака.

Килак решительно поднялся на ноги. На это раз он не бежал, и пара клинков блеснули у него в руках.

Киллангратор остановился. Дракон выпучил глаза, потом сощурился, попятившись и съежившись, словно ослепленный солнцем. Эллайен смотрел на Килака, не понимая, что могло так испугать древнее чудовище. Паренек не шевелился. Ничто не изменилось, ничто, кроме…

Охотник перевел взгляд на мечи в руках Килака, и забытые слова зазвенели у него в ушах.

Твои клинки поразят Киллангратора.

Так обещали древины.

Твои клинки…

Дракон попятился, лапами и крыльями отражая невидимое сияние мечей в руках Килака. Став свидетелем тому, как Килак выжил в огненном дыхании Киллангратора, Эллайен думал, что его уже ничем не удивить. Он ошибался. Килак не сделал ни единого шага, а дракон сбился в клубок как пришибленная собака, медленно отступая и прижимаясь к земле.

За спиной дракона залитое голубой жижей озеро лавы шипело, будто живое существо.

Эллайен вновь посмотрел на Килака. Парень стоял неподвижно, пораженный сценой, которая развернулась перед ним.

Конвульсии сотрясали тело дракона. Глаза его закатились, крылья протянулись к своду пещеры. Издав жалобный вой, чудище погрузилось в кипящее озеро.

Киллангратор взвыл, и гора задрожала до самого основания. Эллайен затаил дыхание, осознав, что произошло. Горячая лава не причиняла дракону вреда, но голубая жижа пожирала его плоть, словно кислота. А дракон погружался все глубже. Похоже, он предпочел растаять заживо, лишь бы не встречаться с таинственной силой клинков.

Вонь горелой плоти заполнила пещеру. Гора задрожала, и в темноте с потолка посыпались тяжелые камни. Они разбивались об пол на тысячи осколков. Эллайен съежился и закрылся руками, он оказался в ловушке под грудой камней. Охотник был уверен, что гора обрушится и похоронит его в одной могиле с Киллангратором.

Но вой затих. Тело дракона скрылось под вязким покровом лавы, а голова упала на каменный пол. Огромные глаза погасли. Крылья опустились, будто паруса переломленной мачты. Вулкан вздрогнул и замер, и огонь горы Краккен начал остывать.

Он пришел спасти Маришу от верной гибели. Он обещал освободить народы от гнета королевы демонов. Он отправился один, потому что собирался совершить это единственным способом, который был ему известен.

Он пришел сдаться.

Он не считал себя трусом. Напротив, храбрости на это требовалось больше, чем на что-либо другое. Если ценой собственной жизни он мог повернуть ход событий, то с радостью согласился бы пожертвовать собой. Но одной его смерти не достаточно было для спасения Мариши, друзей и народа Пентании. В действительности королева желала лишь одного — завладеть Мечом. Подчинение ей не обещало людскому роду даже кратчайшей передышки. У них оставалась единственная надежда.

Почему же тогда его не оставляло чувство, что расставание с Мечом станет предательством всего, за что он сражался? Это был единственно правильный выход, последнее средство повлиять на исход войны в их пользу. Подобное решение он принимал уже однажды, в заточении в Крааген Кипе. Погибнуть в бессмысленном сопротивлении или дать королеве то, чего она хочет и выиграть для людей хотя бы шанс отсрочить гибель. Только собственное тщеславие могло внушить ему, что он способен одолеть такое создание — неуместная вера в значение своей судьбы. Великими предводителями были те, кто умел сражаться и знал, когда сложить оружие. Даже Килак поступил так, когда в джунглях Восгеса на них напали А'авари. Если он собирался вести людей за собой, то настало время показать, что он усвоил урок.

Невик бы стал возражать. Как и Коратэль, и Трой, и другие. Даже Мариша, казалось, чувствовала, какое решение он принял, и не одобряла его. Все были против. Но что принесла борьба? Боль, смерть и горе. Сдайся они с самого начала, тысячи людей остались бы жить.

Джером дрожал, опуская Меч. Глаза Спитахеры раскрылись от удовольствия. Джером посмотрел на Маришу, умоляя ее о прошении. По ее щекам текли горькие слезы. На девушке висела разодранная в клочья одежда. Она глядела на него с укором. Джером колебался.

— Они ничто для нас, мой Торин. Разве ты не видишь? Мы высшие создания, ты и я. Это нарушение природного порядка — ястребу жить подобно воробью. Взлети со мною, и я покажу тебе славу, о которой ты не мог и мечтать.

Джерому не хотелось верить в посулы королевы. Но в чем-то она была права. Юноша не мог отрицать, что его влекла и манила ее темная красота. Кажется, он сам обманывал себя.

Может быть, он на самом деле был лучше тех, которых пытался спасти. Наверное, ему следует уделять меньше внимания их нуждам и больше — своим.

Джером сразу же отбросил эту мысль. Ничем он не лучше своих товарищей. Все, о чем ему надо было подумать — это Мариша, с ее непоколебимой силой и состраданием — и искушение отступало.

И все же, что теперь делать? Дать девушке умереть? Пожертвовать ею ради призрачной возможности спасти людей, многих из которых Джером не знал вовсе. Несомненно, именно этого Мариша и хотела от него. Но ее жизнь была Джерому дороже всего на свете.

Как и раньше, когда девушку впервые похитили колдун и демон, Джером не мог думать ясно. Несмотря на долгие и тщательные рассуждения о том, почему он должен сдаться, юноша чувствовал, что без Меча и он сам, и Мариша погибнут, а все остальные вскоре последуют за ними. Но перед его глазами сверкали лучи, угрожая спалить ее нежную кожу…