Темень (СИ) - Шашков Михаил

Ещё несколько секунд продолжался бой. Чудище всё пыталось зарубить охотника клешнями, но раз за разом Мария легко уходила от удара, и кончик иридиевого меча оставлял на теле чудовища новые укусы. Кровь его текла из шеи, текла ручьями с боков, по рёбрам, ноги подкашивались и едва держали тяжёлую тушу, ведь и они были испещрены множеством порезов и кровоточащих ран. Со временем рудниковая бестия стала медлительна. Мария больше не уходила из-под ударов, она отпрыгивала, стоило удару лишь начаться. Стоило клешне лишь засвистеть, как уже с другой стороны свистел кончик клинка и высасывал кровь в новом месте.

Лапы подкосились, чудище чуть было не рухнуло на бок, упало на колени, опустив голову. Мария тут же ринулась, стиснула в руке меч. В глазах её сияла бледная шея. В этот момент чудище осознало, что не может тягаться с охотником. Ужас тронул обгоревшее кожистое лицо, от ужаса передёрнуло челюсть. В этот момент чудище поняло: если ничего не сделать, охотник пожрёт его. И то, что сделало чудище дальше, Мария никак не могла ожидать.

Заревев, чудище напрягло лапу, раскрыло клешню и рубанула по камню. Мягкий камень разбился на множество осколков, и они полетели в Марию. Мария резко затормозила, попыталась отпрыгнуть в сторону, но большой осколок саданул ей бровь. Глаз залило кровью, во втором глазе задвоилось. Мария едва разглядела, как чудище уже подскочило к ней с разинутой клешнёй. Клешня летела к голове, Мария изогнулась и подставила правую руку. Клешня схлопнулась. Лопнула кость, рука согнулась пополам чуть ниже кисти, словно лист бумаги. Зубцы изорвали одежду и кожу. Горячая кровь наполнила рукав, стекла по руке к подмышке.

Чудище раскрыло вторую клешню. Лапа метнулась к шее Марии. В мгновение ока левая рука метнулась к мечу, и тут же Мария закрылась от второй клешни лезвием. Мария упала под тяжестью монстра. Чудовище безумно затоптало ногами, пытаясь раздавить ноги Марии; охотник поджала ноги и упёрла их в пах монстра, не давая тому налечь на неё телом. Спина больно врезалась в выпирающие камни. Чудище набросилось на Марию, пытаясь раздавить её своим весом. Жёлтая пасть разинулась, и монстр попытался разгрызть девушке лицо. Клацнули челюсти, Мария еле извернулась. Снова клацнули жёлтые зубы, Мария едва ушла, но зубы смогли содрать часть кожи с щеки.

Стоило челюстям клацнуть в третий раз, как Мария выпустила меч. Клешня монстра обрушилась на девушку, но охотник резко перекатился на правый бок, уйдя из-под удара. Перекат перетёк в удар; словно снаряд, большой кулак влетел в челюсть монстра. Захрустели кости: кость руки разъехались по месту перелома, нижняя челюсть бестии свело, и челюсть треснула надвое. От боли чудище подняло голову, но Мария не обращала внимания на боль. В тот же миг она выхватила с груди револьвер, раздался вопль. Каждая пуля прошивала голову бестии насквозь, словно та была из песка. Последняя пуля с ослепляющим грохотом вылетела из ствола и пролетела через голову, разорвала затылок в лохмотья, и изрешечённый жировой мешочек монстра выполз из головы и упал на землю. Обессиленное чудище качнулось вниз, в тот же миг Мария вновь схватила меч, и клинок нырнул в залитую кровью шею, разошлись шейные позвонки, и кончик лезвия вынырнул под сдувшимся затылком.

Бледное худое тело навалилось на женщину. Ослабшие подёргивающиеся ноги бесплодно силились поднять туловище. Чёрная мятая культя Марии выпала из разжавшейся клешни. Чудище пыталось сжать тело Марии, но клешня только обняла девушку, не слушалась больше; сквозь бригантину охотник ничего не почувствовала. Она держала над собой меч с нанизанным на него ослабшим существом. По шинели текли ручьи, ручьи брызжали от каждого осторожного хриплого вздоха существа. Но вот и брызги пропали.

Тело легло на женщину. Тяжело. Чёрная голова легла на камни, смоченные волосы упали с бело-холодного лица. Из губ вырвался клуб горячего воздуха. Больно. Тело пытает само себя, скручивается в спирали. Кожа горит, будто орошённая холодной маслянистой кислотой. Остекленелые чёрно-красные глаза упёрлись в посверкивающий ломанный потолок. Но на белом лбу выступил пот: сердце продолжало биться. Грудь всосала влажный воздух.

Охотник стиснула зубы и подняла голову. Запавшие глаза опустились. На груди лежал большой запачканный глобус. Серая кожа обтягивала голову существа так туго, что на макушке будто бы проступал кончик черепа. Кожа складками слезала в месте пулевых ран, из-под складок проступали дыры. Словно глубокие и печальные чёрные глаза, они просяще смотрели с груди. Тихое, недвижимое, будто у картины, лицо женщины дёрнулось — надломились уголки рта, меж губ проскочил едкий смешок: «Хоть плачь», — голова вновь опустилась. Мария уснула.

Трясущийся экипаж подкатил к больнице. Из отворённой дверцы вылез секретарь Варлам, прикрывая глаза от слепящего солнца. Чуть сбоку от входа в здание, в сугробе лежала сдутая в затылке большая кожистая голова. Узнав у приёмной стойки, где находится Мария, секретарь прошёл к операционной. Ассистенты хирурга в предоперационном помещении поначалу не хотели впускать секретаря дальше во время операции, но затем из операционной донёсся крик Марии, чтобы Варлама пустили. Ассистенты хирурга помогли Варламу переодеться в стерильную одежду, после чего Варлам продезинфицировал руки и вошёл в операционную.

Просторную белую комнату заливал солнечный свет широких окон. Под ногами поблёскивал кафельный пол. Посреди комнаты стояла высокая светлая кровать, на которой лежала укутанная в простыню Мария, такая же светлая, как и кровать. На груди у неё лежала загипсованная левая рука, одни кончики пальцев торчали. У ног высилась тощая металлическая стойка, на которой висели четыре пакета с кровью, двое из которых уже были осушены. От третьего пакета отходила трубка, уходящая под простыню к ноге. Правая рука была отведена в сторону и уходила за ширму, за которой над рукой корпели хирург с ассистентом. Девушка наклонила вяло голову на бок. Перед Варламом предстало лицо, покрытое сетью шрамов. Сбитые в кучу глаза смотрели сквозь лицо секретаря.

— Поздравляю Вас с победой, — прошептал секретарь, отводя взгляд.

— А, это. Пустяк, — чёрная голова перекатилась по подушке, глаза уткнулись в белый потолок.

— Как тут успехи?

Мария усмехнулась:

— Господа хирурги не слушали меня, говорили, мол, нельзя обломки кости выкидывать, что рука так не срастётся.

— А разве это не правда?

— Правда, но не для всех, — на лице девушки появилась бессильная улыбка; язык её не слушал, скользил по полости рта и глотал звуки, — для меня неправда. Что от кости отпало — бесполезно. Всё равно вышло бы через кожу со временем. Только это больно. А тут с анестетиками…вот бы всегда были анестетики. Куплю когда-нибудь себе несколько.

— А рука что?

— А что с ней? Просто сломана. Сердце бьётся, значит, с рукой всё хорошо будет.

— Вон оно как, — Варлам почесал бородку.

— А ведь это, Варлам, первый мой такой опыт.

— Какой опыт?

— Никогда раньше не лечила дроблённый перелом в больнице. Это…умиротворяет…

— Рад за Вас. Эм, рад, что у Вас всё в порядке. Я тогда, пожалуй, кхм, пойду. Отправлю в агентство отчёт об успешном окончании работы. Нужна только Ваша подпись…

Чёрная голова вновь была наклонена. Из-под маслянисто-чёрных пышных бровей поблёскивали бритвенно острые глаза, острые настолько, что у секретаря кольнуло в уголке глаза, на который был направлен взгляд охотника.

Мария заговорила медленно, тихо, почти не глотая звуков. Когда она говорила, казалось, только её стойкий голос звучал во всей больнице:

— Я убила чудовище. Превратила в мясо. Моё лицо покрыли кровоточащие раны, левую руку я сломала, выбив чудищу челюсть. Из правой уже час достают обломки. Но они обе быстро заживут. Месяц, быть может. Я потеряла столько крови, сколько ты не увидишь за всю свою жизнь. И всё равно я буду жить. Главное, что сердце бьётся. Пока оно бьётся, любая рана заживёт… рано или поздно. Ты понимаешь, к чему я клоню? — Варлам слушал Марию и зеленца не сходила с его мягкого слабовольного лица. Секретарь с ужасом смотрел на охотника, не мог уложить в голове мысль, смутное ощущение, будто бы даже сейчас эта прикованная к кровати, обескровленная, истерзанная женщина всё ещё хранит в себе достаточно силы, чтобы пожрать его. В глубине души Варлам был рад. Рад, что не попытался обмануть Марию. Потому что, если б попробовал, струсил бы, переписал и всё равно б написал правильный отчёт.