Стивен Эриксон - Дом Цепей (litres)

— Что же ещё ты понял, Карса Орлонг?

— Немногое. Всего лишь одно. Нельзя того же сказать о милосердии.

Он поднял её повыше, а затем отшвырнул изломанное тело.

Оно ударилось о воду у отмели. И растворилось, стало лишь грязным пятном, которое унесли прочь волны.

Карса развернулся. Посмотрел на свой каменный меч. Затем улыбнулся:

— Да. Я, Карса Орлонг из племени уридов, теблор. Узрите, братья мои. Однажды я буду достоин того, чтобы вести подобных вам. Узрите.

Вновь отправив меч за плечо и запрыгнув на широкую, надёжную спину Погрома, тоблакай поскакал прочь от моря. На запад. В пустоши.

По всем статьям — суровая женщина. Онрак Разбитый разглядывал её, пока она строго и цепко осматривала своих юных убийц. Гримаса, исказившая красивые черты, дала понять, что всё в порядке. Наконец её взгляд упал на тисте эдур, Трулла Сэнгара, и гримаса стала недовольной.

— Нам стоит смотреть в оба, пока ты здесь?

Сидя на грубо обтёсанном полу спиной к стене, Трулл Сэнгар пожал плечами:

— Я не вижу лёгкого способа убедить тебя в том, что достоин доверия, Минала. Разве что поведать тебе свою долгую и невесёлую историю.

— Вот уж не надо, — прорычала женщина и вышла из комнаты.

Трулл Сэнгар покосился на Онрака и ухмыльнулся:

— Никто не хочет слушать. Что ж, я не удивлён. И даже не обижен. История-то довольно жалкая…

— Я её выслушаю, — заявил Онрак.

У двери скрипнула шея Ибры Голана, когда т’лан имасс оглянулся через плечо на Онрака, затем принял прежнюю позу, охраняя вход.

Трулл Сэнгар коротко расхохотался:

— Идеально для неумелого рассказчика. Слушатели — два десятка детишек, которые не понимают моего родного языка, и трое невыразительных и равнодушных мертвецов. К концу рассказа только я и буду плакать… и, скорее всего, отнюдь не из-за самой истории.

Монок Охем, который стоял в трёх шагах от Ибры Голана, медленно повернулся и обратился к Онраку:

— Значит, ты почувствовал, Разбитый. И поэтому хочешь отвлечься.

Онрак промолчал.

— Что почувствовал? — спросил Трулл Сэнгар.

— Она уничтожена. Женщина, которая отдала своё сердце Онраку ещё до Обряда. Женщина, которой и он поклялся отдать своё сердце… но затем выкрал его обратно. Во многом — тогда она была уничтожена, тогда начала свой долгий путь к небытию. Будешь отрицать, Онрак?

— Нет, заклинатель.

— Безумие — столь яростное, что превзошло сам Обет. Точно собака, что пробуждается однажды с мозговой лихорадкой. Что рычит и убивает в бешенстве. Разумеется, нам ничего не оставалось, — лишь выследить её, загнать в угол. А затем разбить на части, заключить в вечную тьму. Так мы думали. Но безумие одолело и нас. Ныне же душа её наконец ушла в небытие. Смерть яростная, мучительная, но всё-таки… — Монок Охем замолк, затем вскинул голову. — Трулл Сэнгар, ты ещё не начал свой рассказ, но уже плачешь…

Тисте эдур долго смотрел на заклинателя костей, слёзы бежали по запавшим щекам Трулла.

— Я плачу, Монок Охем, ибо он сам — не может.

Заклинатель вновь обратился к Онраку:

— Многое ты заслужил, Разбитый… но не такого друга.

И шаман отвернулся.

Онрак сказал:

— Монок Охем, ты далеко ушёл от того смертного, каким был прежде, так далеко, что позабыл множество истин — приятных и неприятных. Сердце нельзя отдать или выкрасть по своей воле. Сердце лишь само сдаётся.

Заклинатель костей не повернулся.

— Это слово не имеет силы для т’лан имассов, Онрак Разбитый.

— Ты ошибаешься, Монок Охем. Мы просто подменили это слово другим, чтобы само понятие сделать не только более приятным, но и стократно усилить его. Настолько, что оно пожрало наши души.

— Ничего подобного, — коротко бросил заклинатель костей.

— Онрак прав, — вздохнул Трулл Сэнгар. — Так вы и сделали. И назвали это Обрядом Телланна.

Ни Монок Охем, ни Ибра Голан ничего не ответили.

Тисте эдур фыркнул:

— И это Онрака вы называете «разбитым».

Затем в комнате надолго воцарилась тишина.

Но Онрак неотрывно смотрел на Трулла Сэнгара. Ибо среди его способностей уж точно была способность к бесконечному терпению. Скорбь — это дар, который лучше разделить с другими. Как разделяют песню.

Глубоко в пещерах рокочет барабан. Славное эхо для топота копыт, которым стада, ликуя, утверждают, что́ значит быть живым, бежать всем разом, словно единое целое, катиться в ритме самой жизни. Так, модуляциями своих голосов, мы служим величайшей потребности природы.

Обращаясь к природе, мы становимся противовесом.

Вечным противовесом хаосу.

И наконец терпение его было вознаграждено.

Как он того и ожидал.

И так заканчивается четвёртое сказанье

из Малазанской Книги Павших

Аномандр Рейк: Сын Тьмы

Апсалар: Госпожа воров

Беру: Владыка бурь

Геддерона: Госпожа Весны и Возрождения

Д’рек: Червь Осени

Джесс: Королева-Пряха

Драконус: Старший бог, выковавший Драгнипур

Дэссембрей: Господин трагедий

К’рул: Старший бог Путей

Королева Грёз: Королева Высокого дома Жизни

Котильон: Узел, Покровитель убийц, Высокий дом Тени

Маури: Госпожа нищих, рабов и сервов

Маэль: Старший бог морей

«Мостожоги»

Нерруза: Госпожа тихого моря и лёгкого ветра

Огнь: Спящая богиня

Опонны: Шуты, Близнецы Удачи

Оссерк/Осрик/Оссерик: Господин неба

Полиэль: Госпожа мора

Престол Тени: Амманас, Король Высокого дома Тени

Сестра Холодных Ночей: Старшая богиня

Солиэль: Госпожа Исцеления

Фэнер: Лишённый

Худ: Король Высокого дома Смерти

Богиня Вихря

Дераготы: из Первой империи Дессимбелакиса

Семь Псов Тьмы

Тогг и Фандерея: Волки Зимы

Трич/Трейк: Тигр Лета и Владыка войны

Увечный бог: Скованный, Владыка Высокого дома Цепей

Уругал Сплетённый

’Сибалль Ненайденная