Личная награда Альфы (СИ) - Лошкарёва Виктория Витальевна

— Вначале было, конечно, немного дискомфортно, но потом… — Ольга хихикала и закатывала глаза, заставляя меня чувствовать себя ужасно. Наши ночи с Джошем даже в помине не напоминали то, о чем говорила подружка. Эта была нудная монотонная возня под одеялом, каждый раз заканчивавшаяся одинаково: Джош вылезал из-под одеяла и минут двадцать, а и то и полчаса выбрасывал защиту, заставляя меня чувствовать себя какой-то грязной, если не сказать заразной. И так было раз за разом, ночь за ночью…

Я чувствовала, что происходит что-то не то.

Что я теряю себя в его идеально отстиранных и отглаженных дорогих рубашках; в картофельном пюре, которое я готовлю нам на ужин после занятий; что я словно растворяюсь в окружающем мире на скучных университетских лекциях и в темных одиноких ночах, которые оказывались только чуть живее, когда Джош оставался дома.

С виду всё было просто замечательно, но внутри мне хотелось выть во весь голос от боли и пустоты.

Я не знаю, сколько бы я протянула в таком режиме, если бы не моя русская сестра. Однажды ночью, когда Джош дежурил в лаборатории, я напилась вина и позвонила Ольге… Ей хватило двадцати минут, чтобы убедить меня бросить всё в Англии и прилететь к ней в Санкт-Петербург.

Не знаю, как моей подружке это удалось (Ольга пошутила, что её жених немного волшебник), но уже спустя всего пару часов мне была открыта российская виза.

Важное уточнение — спустя пару ночных часов.

Как только я отдала свой паспорт курьеру из российского посольства, я принялась спешно собираться, отчетливо понимая, что никогда больше не вернусь в эту квартиру.

Я собрала чемодан, упаковала вещи, которые оставляла здесь, но которые хотела сохранить для себя в дальнейшем, купила билет, и даже успела приготовить Джошу завтрак, какой он любил: медленно томлёную в духовке овсянку с сухофруктами. Сама я эту кашу ненавидела — из-за этой каши мне каждое утро приходилось вставать на полчаса, а то и на час раньше. Я не понимала, чем Джоша не устаивает обычная овсянка, зачем кашу готовить в духовке, но он всегда жутко обижался, когда я готовила на завтрак что-то другое.

В этот раз, правда, эта долбанная каша стала своеобразным прощальным подарком моему парню. Как только он появился дома, я попросила его присесть и тут же выложила ему всё, о чем мы сегодня ночью разговаривали с Ольгой.

Про мои чувства, про домашнюю работу, про университет, который я ненавидела и где-то даже боялась.

— Так я не понял, что ты хочешь? — спросил Джош растерянно.

— Я уезжаю, — ответила я, накладывая своему парню его драгоценную, целых сорок пять минут томившуюся в духовке, овсянку. — Прости, пожалуйста, но я не могу больше так жить.

— Как — так? — Джош удивлённо посмотрел на меня, затем на кашу, затем снова на меня. — Ты сказала об этом своим родителям?

— Скажу.

Джош кивнул и остался сидеть за столом как будто ничего не произошло.

— Значит… мы разъезжаемся, да? — только и спросил он. Я молча кивнула.

— Что ж… у тебя кто-то появился?

— Нет. — Я достала телефон, чтобы проверить, как скоро такси прибудет к моему дому. — Не в этом дело.

— А в чем? — Поскольку я ничего не ответила, он недовольно приподнял бровь. — Тебе не кажется, что я имею право знать, что произошло? Почему моя девушка собрала чемодан и куда-то от меня уходит.

— Это не из-за тебя.

— Значит, из-за другого парня, — упрямо гнул свою линию Джош. — Ты с кем-то познакомилась в университете, да?

Я закатила глаза.

— Это не из-за тебя и не из-за другого парня, Джош. — Я вздохнула, осознавая, что даже если я сейчас скажу ему правду, то он всё равно не поймёт. — Это из-за меня.

— С тобой что-то случилось? — всполошился Джош. — Ты что-то чувствуешь, да? Знаешь, завтра полнолуние, а все женщины очень чувствительны к полной Луне. Да, всё дело в этом. Надо позвонить твоим родителям — они прекрасные специалисты, они помогут.

— Дело не в этом! — воскликнула я, чувствуя, как у меня наворачиваются слезы на глазах. — Прости, пожалуйста… я просто несчастлива… здесь.

«С тобой». Последнее я так и не сказала вслух.

Однако Джош и так совершенно не впечатлился моими проблемами.

— Только и всего? — удивленно фыркнул мой… хм, почти бывший парень. — Алексис, у тебя, наверное, простое ПМС.

— ПМС, полнолуние, гормоны, — повторила я за Джошем, качая головой. — Если бы это длилось пару дней или хотя бы неделю, я бы так и подумала. Но всё совсем иначе.

— Не понимаю… а ты говорила об этом Миле? Она в курсе твоих проблем?

Я хотела было ответить, что мама — тоже в некоторой степени часть моих проблем, но не успела, так как в дверь позвонили. Это курьер из посольства привёз мне паспорт с проставленной визой.

— Что это? — нахмурился Джош, когда я открывала запечатанный конверт, чтобы достать свой паспорт. — Кто был этот человек?

— Я уезжаю на какое-то время в Россию, — произнесла я, ожидая взрыва вопросов со стороны своего парня.

Но Джош, рассмеявшись каким-то своим мыслям, лишь безразлично пожал плечами.

— Как хочешь, — протянул он почти холоднокровно. — Только прошу тебя, позвони своим родителям и сама им всё объясни. И учти, твоя мать сойдет с ума, если ты переступишь границу России.

— Значит, ей пора рассказать мне о причине своей ненависти… либо смириться с тем, что я свободный человек.

Джош молча кивнул.

Я же посмотрела на часы.

— Мне…мне кажется, пора.

— Я думал, ты сначала позвонишь родителям. — Только это его и волновало.

— Сделаю это из аэропорта, — ответила я с заминкой.

— Как хочешь, — кивнул Джош. — Алексис… ты не против, если я заберу тот виниловый проигрыватель, который ты подарила мне на день рождения?

— Разумеется, это же был подарок. Проигрыватель — твой, — ответила я, отчётливо понимая, что это всё, конец. Никто останавливать меня не будет. Даже не попытается.

Неужели все пары так просто расходятся? Тебе фарфоровые чашки, мне — проигрыватель. И не забудь забрать свои вещи вовремя, дорогая. Это и есть взрослая жизнь?

— Кстати, — заметил Джош, посмотрев на настенный календарь. — Если ты уезжаешь насовсем, тоя не вижу смысла дольше снимать эту квартиру.

— Переедешь обратно к парням? — спросила я.

Джош пожал плечами.

— Я привык за время учебы к старому дому. — Он покосился на мой чемодан. — Остальные твои вещи, я полагаю, заберет Мила?

Меня начало пробивать на нервный хохот. Отличной мы были парой, ничего не скажешь… Кажется, Джош не меньше моего хочет отсюда свалить — благо, что и повод, наконец-то нашёлся.

Матери я сообщила о том, что еду в Россию, когда до посадки оставалось меньше десяти минут, и лишь потому, что пообещала это Джошу.

Несмотря на наши прохладные семейные отношения, я всё же неплохо знала свою мать и была уверена, что она никогда не признается в том, почему она ненавидит свою Родину.

Возможно, это было слишком личное; возможно, слишком страшное — так или иначе, если мама и прежде предпочитала молчать о причинах своей ненависти, то и сейчас вряд ли что-то изменится.

И всё же.

Отойдя в тихое место, я сделала глубокий вздох и нажала на вызов маминого номера.

Мама ответила почти сразу.

— Что-то случилось? — спросила она недовольным тоном. — Алексис, ты опять забыла положить Джошу его ланч? Дочь, я тебя уже предупреждала, что мы с отцом — руководители лаборатории, а руководители не бегают за своими лаборантами.

— Мам, Джош сегодня в ночь работал, — заметила я, нахмурившись. Вроде бы Джош работал непосредственно с отцом, а значит, должен был за смену несколько раз встретиться и с матерью. Как же они разминулись?

Мама тяжело вздохнула.

— Ох, да… прости, я не в курсе. Я сегодня оставалась дома. — Мама громко закашлялась. — Так что у тебя случилось?

— Мам, я решила расстаться с Джошем, и на время уехать.