Охотник за нечистью и Похититель Душ (СИ) - Видана Анастасия

— И ты решил, что я сумею это исправить?

Эймир покачал головой:

— Я говорю тебе об этом не для того, чтобы надавить на тебя или попросить о помощи. Я предлагаю тебе остаться, потому что ты стала дорога мне. Я люблю тебя, Рун! — и мне неважно, снимешь ли ты проклятье и будут ли у нас дети. Однако, если ты согласишься, мои придворные, жены, наложницы — кто-нибудь! — может решить, что это лишь отчаянная попытка избежать мести ифринна. Поэтому я хотел, чтобы ты услышала о нем от меня, — и я говорю тебе: причина не в этом.

У Рун закружилась голова. За время, проведенное в покоях эймира, Заитданн стал ей бесконечно дорог. Думала ли она когда-нибудь о том, что они могут быть вместе? Если подобные мысли и приходили ей в голову, она отгоняла их как несбыточные и весьма самонадеянные. И вот он стоит перед ней и просит ее остаться! Стоит ей только сказать «да», и маленькая ведунья, сотворившая столько зла, в мгновение ока станет могущественной эймирани. Более никто не посмеет ее преследовать. Никто не причинит ей зла, не осудит, не посмотрит с презрением — ведь отныне она будет под защитой великого эймира Сантаррема. Разве она это заслужила?

— Давай-ка присядем, — предложил Заитданн, заметив, как она побледнела. Рун позволила увлечь себя прочь от двери и опустилась на краешек роскошного ложа, подле которого она провела столько бессонных ночей. — Подумай, — продолжал убеждать эймир, — мы заберем во дворец твою дочь, и я признаю ее своей перед людьми и богами. Она будет расти под моей защитой, ни в чем себе не отказывая, получит хорошее образование и безграничные возможности. И я клянусь — у нее будет свобода выбора! Никто никогда не принудит ее выйти замуж за того, кого не изберет ее сердце. Никто не станет указывать ей, как жить. Я окружу вас обеих заботой и любовью — видят боги, вам это нужно! Ты больше никогда не останешься один на один с этим миром — он и так причинил тебе слишком много боли. Позволь мне это исправить!

— Я тебя не заслуживаю…

— Не отвечай сейчас, — Заитдан ласково провел кончиками пальцев по ее щеке, стирая непрошенные слезы. — Подумай! Я уже отправил за малышкой людей. Тебе не нужно никуда уходить. Твою дочь скоро привезут во дворец — и вы будете вольны уйти или остаться. Обещай, что подумаешь.

Рун кивнула, всхлипнула и спрятала лицо в ладонях. Эймир Заитдан осторожно привлек девушку к себе и закрыл глаза. Все будет хорошо. Она согласится. Не может не согласиться! Властитель Сантаррема никогда прежде не испытывал тех чувств, что будила в нем Рун. Его влекла не только ее красота, но и ум, душа, убеждения, привычки, победы, ошибки, разочарования — все, что выпало на ее долю, было для него важно. Ему хотелось разговаривать с ней, узнавать ее, спрашивать ее мнение, спорить с ней, соглашаться, смеяться над ее шутками, ловить на себе ее взгляд и самому наблюдать за ней… Мысль о том, что она снова станет скитаться по свету — одинокая, беззащитная, всеми гонимая, с маленькой дочкой на руках — казалась эймиру невыносимой. Тот парень, что отказался от нее, узнав о ее даре, должно быть, просто безумный — иначе он никогда бы ее не оставил! Судя по тому, что Заитдан слышал про так называемых Охотников, союз одного из них с такой, как Рун, мог бы стать новым витком развития для всего человечества… Нет, она должна согласиться и остаться здесь, во дворце, — она достаточно настрадалась!

А далеко-далеко в ночи, покинув негостеприимную Норавию, двигался в сторону Сантаррема отряд верных воинов эймира Заитдана, сопровождающий маленькую черноволосую девочку с разноцветными глазами и могучего норавийца, с которым она наотрез отказалась расстаться…

Запах дыма щекотал ноздри, заставляя лежащего морщиться и отворачивать голову, которая, к слову сказать, нещадно болела. Земля более не сотрясалась и не ходила ходуном, да и спина опиралась явно не на твердый камень. Вдобавок ко всему воняло болотом — насколько помнилось Венельду, под защитный купол замка Бодрейва этот запах не проникал…

Вспомнив про колдуна, парень вскинулся и открыл глаза. Он лежал на земле, удобно пристроив голову на чью-то дорожную сумку. Неподалёку и вправду горел костёр, дрова уютно потрескивали, вился дымок.

Венельд огляделся. Крохотный лагерь был разбит у края болот. Вдали виднелись руины замка. От них по поверхности топи вилась хорошо различимая тропка. Прежде её, очевидно, скрывало болото — так же, как купол прятал от глаз замок. Значит, Бодрейв убит? Последнее, что помнилось Венельду, это дикий рев бьющегося в конвульсиях колдуна и падающие сверху камни. Кто-то вытащил его из-под обвала, но кто?

— Очнулся?

Знакомый голос заставил Венельда обернуться. Позади него стоял Гурт, а чуть поотдаль мирно щипали траву кони — гуртов здоровенный гнедой и венельдов вороной, которого тот уже и не чаял увидеть. На спине вороного сидел Дарвел и, склонив голову, наблюдал за хозяином. Венельд приподнялся на локте:

— Ты как здесь?

Гурт шагнул к костру, принялся прилаживать над ним котелок. Сокол слетел со спины вороного, приземлился Охотнику на колено. Парень протянул руку и осторожно погладил своенравную птицу.

— Дарвел привёл. Если б не он, я бы этот треклятый замок ни в жисть не сыскал.

Венельд улыбнулся. Дарвел, священная птица, преданный друг! Не бросил, не позабыл…

— А конь твой в конюшне у колдуна стоял. На нём я тебя из замка и вывез. Я когда к Топям подъехал, тропка едва виднелась, а над замком будто марево висело. Дарвел сразу туда полетел, пришлось следом в болото лезть.

— Вот уж никогда бы не подумал… Почтенный отец семейства, уважаемый человек, владелец таверны — и вдруг в болото, — хмыкнул Венельд.

— С тобою свяжешься, — буркнул в ответ Гурт. — Вставай, что ли, неча разлеживаться. Живой, и ладно.

— Слушай, — вспомнил вдруг Венельд. — Там в покоях колдуна ещё один человек был. Он спасся?

Гурт нахмурил кустистые брови:

— Так он был с тобой? Я, как тебя вытащил, вернулся за ним, но его уже не было…

— Ну, значит, живой, — кивнул Венельд. — Нет, мы пришли не вместе. Я вообще мало что помню с того момента, как Жнецы взяли нас с Туром в плен.

— Так и Тур здесь? — вскинулся Гурт.

Венельд печально покачал головой:

— Бодрейв сказал, что отдал его Древу. После такого никто не выживает.

Гурт сжал огромные кулаки:

— Пресветлые боги! Выходит, его душа…

Охотник кивнул. Да, души принесённых в жертву Древу Смерти были прокляты, и то, что колдун поплатился за свои злодеяния, утешало слабо. Тур точно заслуживал лучшей участи!

Варево в котелке закипело, распространяя запах мясной похлёбки, и Венельд почувствовал, насколько проголодался. Гурт разломил пополам краюху хлеба, вынул из сумки две ложки, протянул одну парню. Оба с аппетитом принялись за еду — как бы то ни было, жизнь продолжалась. Дарвел требовательно закричал, и Венельд махнул на него рукой:

— Охоться давай!

— Там, в замке, — мотнул головою Гурт, — были ещё какие-то люди, совсем потерянные. Я разговоры особо не разговаривал, показал им тропу через болото да сюда поспешил: а ну как на тебя зверь какой выйдет или человек лихой. Дарвел, конечно, сторож хороший, но и осторожность не помешает.

— Думаю, это слуги Бодрейва — такие же порабощённые, как и прочие.

Гурт выловил из похлёбки хороший кусок мяса:

— Так он и тебя, выходит?..

Венельд кивнул. Оба помолчали. Воздух становился ощутимо прохладным, хотя до вечера было не так чтобы близко. Кони прядали ушами, позвякивали сбруей — привычные звуки успокаивали, настраивали на мирный лад.

— Ежели мы с Гертой правильно поняли, это колдун тебя в Талсбурге разыскивал, — нарушил тишину Гурт. — Там — и много ещё где… Лорд Драугон, стало быть, тоже из этих его… порабощённых. А вот чем ему ранее наш городок приглянулся, Бодрейву этому, одному темному богу известно! Гелерта ведь он к нам зачем-то прислал — да и Вельду, опять же…