Особенности укрощения небожителей (СИ) - Лебедева Ива

Внезапно один из сопровождающих местных жителей панически замахал нам рукой. Из заранее оговоренных жестов я поняла, что нам просигнализировали «уплываем, прерываем погружение». Неужели у кого-то из команды неисправность или… рядом акула? Будто отвечая на мой вопрос, сбоку, на краю видимости, пронеслась огромная темная тень. Вот же блин! Неужели большая белая? Я даже не вспомню кого-то настолько огромного! Быстрее, надо выбраться на катер! Я, конечно, люблю природу, но кормить акул собой точно не собираюсь!

А ведь проводник говорил, что, пока рядом дельфинья стая, нам нечего опасаться: те не пустят на свою территорию опасного для своих детенышей хищника.

Следуя заранее несколько раз оговоренному и даже отрепетированному плану, мы с оператором поплыли к яхте. Все шло нормально, и вдруг…

Я почувствовала себя так, словно океан вокруг покачнулся, как бы глупо это ни звучало в и без того волнующейся, подвижной воде. Казалось, когда-то я уже испытывала подобное. И чего-то сильно не хватает. Или, точнее, кого-то. Кого-то, кто заставлял меня испытывать огромное чувство безопасности и заботы. Но… с кем я могла так плавать?

Сбоку снова мелькнула черная тень, и я, сама не понимая почему, остановилась, зависла в толще воды. Наплевала на испуганные глаза команды и паническую жестикуляцию. На то, что мой оператор бросил дорогущую камеру для подводных съемок и вместе с проводником рванул обратно ко мне. Всех их словно отбросило подводным течением.

Черный глянцевый бок, белое подбрюшье, большой хитрый глаз. Косатка? Что тут делает косатка? Мамочки, здоровенная какая! Целый кит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И что ей… то есть ему от меня надо?

И почему мне совсем не страшно?

Обычно косатки путешествуют по океану семьями, но изредка по одному, и тогда это — самцы. Отбились от стаи или были за что-то изгнаны. Самцы-одиночки сильно страдают, потому что у косаток принято заботиться о своих сыновьях. А самки, наоборот, вполне самостоятельные и самодостаточные. Вот и получается, что у грозных и сильных морских хищников мало того, что матриархат, так еще и все самцы — настоящие мамочкины сыночки. Потому, если видите в море большую, грозную и сильную косатку, гордо возглавляющую стаю, то, скорее всего, перед вами «бабушка»-косатка.

Этот косатик был один, и он казался мне завораживающе странным. Настолько, что, когда огромный плавник скользнул под руку, я не раздумывая за него ухватилась. А потом… как мы оказались далеко от яхты и что там творится среди моей команды, перепуганной похищением, я в вихре сверкающих пузырьков и чувств просто забыла.

Ощущение опасности исчезло совсем. Словно кнопочку выключили. Я откуда-то знала: этот сильный и веселый зверь не причинит мне вреда, даже если я сделаю что-то не так. Даже если испугается, проголодается, обидится… навредит кому угодно, но не мне.

Откуда я это знала? Не понимаю. Просто была уверена.

— Женя! — окликнули меня с яхты. — Женя, как ты?

— Круто! Видишь, катаюсь!

Косатик между тем, словно уловив беспокойство других людей, с готовностью подплыл поближе, словно показывая всем, какой он мирный, спокойный и вообще ручной. Только на крутившихся неподалеку дельфинов засвистел как-то по-особенному и слегка свирепо. Интересно, что он им сказал, что его мелкие собратья моментально рванули в сторону, прячась среди пенных барашков?

— Странно, мало того что один, так еще и так тянется к людям.

Проверь, у него нет маячка? Может, откуда-то из дельфинария уплыл или из научно-спасательного центра? А еще лучше вылезай. Мало ли…

— А может, это проделки Гринписа? — предположила слегка бледноватая на вид Аллочка.

— Проделки? — отплевываясь от морской пены и успокаивающе водя ладонью по упругому плавнику, переспросила я.

— Ну да, они ж многие дельфинарии по всему миру позакрывали. А обитателей выпустили «на волю». Только вот что дельфины, что остальные морские млекопитающие уже успели привыкнуть к людям. И получается как сейчас.

— Аль, меньше читай непроверенные источники, — усмехнулась я. — Никто не выпускает дельфинов в море без реабилитации. А то, что цирки с дельфинами закрывают, — это хорошо. Я делала передачу, еще до того, как ты к нам пришла. В большинстве этих заведений ужасные условия и полный пи… нехорошее место. Антисанитария страшная и прочее.

— Вылезай, потом лекцию продолжишь! — напряженным голосом выдал Паша.

— Не хочу вылезать, — нелогично и упрямо мотнула я головой. Сама от себя не ожидала, но вот. — Он хороший. Я… я… хм, будешь Яшкой!

Косатка весело запищала и несколько раз дернула хвостом, как большая собака. А потом и вовсе обдала команду фонтаном воды из дыхала.

Мы бултыхались в океане несколько часов. Поскольку ревнивый Яшка отогнал от нас все дельфиньи стаи, ему самому пришлось стать героем передачи. И в целом вышло даже лучше, чем задумывалось. Косатка ведь тоже дельфин, только большой. И очень умный. А еще игривый и ласковый…

Из воды меня пришлось выволакивать едва ли не силой. Казалось, у меня не то что пальцы, даже щеки от воды сморщились. И когда яхта направилась обратно к берегу, я поймала себя на мысли, что, если мои сопровождающие отвлекутся, я… прыгну обратно?

Нет, Жень, тормози. Это что-то уже за гранью. Уф-ф-ф…

— Ну и куда ты плывешь? — тихонько, себе под нос, спросила я, глядя, как неумолимо разрезает волны черный плавник чуть позади и сбоку идущей на дизельной тяге яхты. — Эй! Ну куда? Мне тоже очень грустно расставаться, Яшка. Но ты ведь не котенок и даже не какое-нибудь экзотическое наземное животное. Я бы, наверное, даже гималайского медвежонка смогла провезти и как-то пристроить на даче, но вот косатку…

— Надеюсь, он не пойдет за нами в бухту, — с тревогой заметил проводник, положив руки на борт и вглядываясь в потемневшее вечернее море. — Там блуждающие отмели. К тому же много судов, и кое-где могут стоять заградительные сети. Животное может навредить себе.

— Скажи своему ухажеру, чтобы не лез, — встревожился оператор, толкая меня локтем в бок. — Еще не хватало его из сетей выпутывать и по отливу в мокрые тряпки мотать.

— Ты сам-то понял, что сказал? Это когда ваша покорная слуга научилась говорить по-дельфиньи? — буркнула я.

— Ничего не знаю, он явно тебя слушается. Влюбился, не иначе. Наверное, ты в его глазах похожа на большую и правильную бабушку-косатку. Вон как прилип.

Все это смахивало на дурдом. Но я пожала плечами, свесилась через борт, нашла взглядом хитрый дельфиний глаз и замахала на него обеими руками:

— Брысь! Плыви в море! Нельзя в бухту, там опасно! Эй! Прекрати хулиганить!

Этот засранец брызнул в меня водой из дыхала. Упрямо прижался к борту чуть ли не вплотную и запел мелодичную китовую песню, явно намереваясь проскользнуть в фарватер с нами вместе.

Я наконец-то встревожилась по-настоящему.

— О-пас-но! Плохо! Уходи! Уплывай! — Я замахала руками с удвоенной силой. — Пшел! Иначе я больше не буду с тобой играть!

Какое там. Судя по всему, остановить этот плавучий танк можно было только прямым залпом другого танка, настоящего. Но надо отдать паршивцу должное: он словно чувствовал опасность и филигранно обходил ее, держась то вплотную к борту яхты, то позади нас, играя со струями кильватера. Что само по себе было необычно, поскольку морские млекопитающие прекрасно понимают опасность корабельного винта и не любят создаваемую им турбулентность. Те, которые поумнее… а молодые дурни лезут играть и ранятся. Я чуть не поседела, наблюдая за маневрами упрямого самца. Все время гадала, насколько он молод и что мне делать, если все же полезет в лопасти. Орать «Стоп, мотор»?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

К тому моменту, как мы проплыли в освещенную ночными огоньками бухту, почти вся команда столпилась на корме и громко комментировала выкрутасы нашего спутника. Паршивец вел себя так, словно чувствовал себя в окружении множества судов и морских коммуникаций как дома, и чуть ли не носом проверил весь пирс, на который мы высадились.