Екатерина Хайрулина - Игры в вечность

Тизкар глубоко вдыхает, вглядывается, пальцы сами ложатся на курок. Только ведь без толку в него стрелять, что ему! Такую шкуру не прошибешь! Сейчас?

Рубашка промокла и липнет к спине… ничего… Вдох-выдох. Ничего! Что нам чудища, и не такое… Ухмыляется про себя, криво правда ухмыляется, но ничего!

А страж двигается медленно, неторопливо, высматривая незваных гостей, осторожно переступает длинными паучьими ногами. Кажется даже – от такого убежать легче легкого. И Тизкар чувствует, как намертво прирос к месту, не может пошевелиться. А ведь пора! Давай! Сейчас! А то не убежишь!

Но первым срывается с места царь. Короткая очередь в воздух, и вот уже летит прочь быстрой стрелой.

Мгновенье, и страж рядом. Воздух взрывается рокочущим пулеметным огнем. Еще мгновение! и, кажется, накроет царя с головой. Не убежит.

Еще мгновенье… Тизкар не успевает опомниться, как бежит и стреляет сам, привлекая внимание стража. Пусть лучше за ним. За ним! И вот уже, сломя голову несется, не разбирая дороги, перемахивая на бегу через канавы и поваленные стволы. Скорей! Вперед!

Никогда в жизни он так не бегал! Дыхание срывается в безумном ритме, горло режет, сейчас задохнется. Сейчас…

Страж мечется между ними бешеным тигром, то к одному, то к другому – хоть небольшой шанс уйти. Как хорошо, что их трое – один бы не выжил, не успел бы увернуться, уйти.

Умная, хитрая тварь! Стреляет, лишь когда может прицелиться, не тратя патронов зря. Только вблизи. Но вблизи оказывается слишком быстро! Не убежать.

Влажный лесной воздух яростно врывается в легкие, обжигает, словно пытаясь разорвать грудь на куски. Ничего. Вперед! Ничего… вот сейчас… Тизкар несется, скачет, и больше всего на свете боится споткнуться, задержаться хоть на миг. Если остановится, то точно знает – уже не найдет в себе силы бежать. Рухнет. Умрет. Плевать! Еще немного, еще… давай!

Он уже плохо понимает где царь, где Этана. Знает только, что нужно лететь вперед, изредка стреляя, чтоб страж не забыл про него. Лететь и стрелять.

Еще. Давай! Ну, давай же! Давай! Вот сейчас! Солнце вдруг бьет в глаза.

Вот он, обрыв! Отчаянный вдох разрывает легкие. Осталось чуть-чуть, еще…

Царь вдруг оказывается впереди, чуть сбоку, он первый выскакивает на небольшую площадку на самом краю. Страж не отстает от царя ни на шаг. И царь, не раздумывая, на полном ходу, летит через край. Вниз! Аж сердце замирает.

– Цаааарь! – орет во все горло Тизкар, не думая больше ни о чем. Едва следом не прыгает.

– Царь! Страж разом поворачивается к нему. Вот он, в двух шагах…

Словно во сне гулкий лязг металла о металл, жалобный звон стреляных гильз о мокрые камни… слишком близко! Все, бежать поздно. Все. Тишина. Конец. Глубокий последний вдох. Мир замирает вокруг, плывет, медленно так…

Нет. Вдруг тонкий пронзительный свист, и чудище дергается назад. Рвется. Качается. Крутится на месте, глупо лупит куда попало. Ааа! Тизкар летит в сторону, пригнувшись. В неразберихе, длинные лапы чудища скользят по камням, ища опору, грохочут. Судорожно. Тщетно.

И тут же взрыв. Потом еще один. Оглушительный такой взрыв и грохот камней. А в глазах туман и черные круги, и дикий звон в ушах.

Тизкар едва успевает отскочить, закрывая руками голову. Плечо наискось рвет летящий осколок… А когда он снова начинает видеть – на краю больше никого нет. Пусто.

Страж больше не стреляет – это малыш Илькум разбил его единственный глаз, а тратить патроны впустую, не целясь, страж не привык. Но и сдаваться не хочет. Упрямо, остервенело, лезет наверх, изо всех сил цепляясь на ощупь покореженными ногами. Тизкар уже плохо понимал, что было дальше, в голове звенело.

Он смутно помнил лишь, как страж все-таки вылез, неуклюже хромая, как они били, а он метался… он помнил как Этана всадил меч по самую рукоять в сочленение ноги под коленом, как летели быстрые пули стрелка в дыры сорванной о камни брони, как склонился над обрывом Мелам.

Помнил, как на загривке стража вдруг оказался царь, с последней гранатой в руке.

Что было дальше – он не помнил совсем. Кажется что-то взорвалось, и что-то упало… кажется даже на него… а дальше лишь тишина.

Царь Аннумгуна, Атну ясноглазый, мудрый правитель и доблестный воин, чья голова как у тура подъята, стены вознес городские до неба. Слава его от Бехреша да Ану, будет вовеки людьми не забыта. Бог на две трети, на треть человек он.

Было в ту ночь для Лару постелено ложе, но не явился супруг в обитель богини. Очи Атну налились слезами, сердце тоска неземная объяла, ласки богини он больше не ищет. Гневно Лару на него взирает.

И открыл Атну уста, и молвит богини: «Горькие вопли мне грудь разрывают. Без дела сижу я, пропадает сила. Всех покорил от Бехреша до Ану, больше врагов не осталось на свете. Ярче других Аннумгун мой сияет, стены его подпирают тучи. Мне лишь теперь на покой удалиться, нет мне соперников больше на свете».

И открыла уста Лару, и зазвенел ее голос, песне подобный: «К востоку отсюда, за светлым Севешем, горы покрытые лесом кедровым. Кедры те стережет злой Хумбаба. Сруби ему голову и в дар принеси мне. Вечное имя себе этим создашь ты».

И открыл Атну уста и молвил смущенно: «Как же пойду, как в лес вступлю я? Хумбаба могуч как гора, неусыпен. Ни днем, ни ночью не знает покоя. Глаза его молнии мечут, ноги его тверды словно камни. Хумбаба страшен – ураган его голос, уста его пламя, смерть – дыханье. Рыком одним поражает тучи, стрелы его огнем убивают. Бог Гизиду наделил его силой».

И взглянула на него богиня и молвит: «Только боги пребудут вечно, а человек – сочтены его годы. Что б он не делал – все это ветер. Где же она, сила отваги? Иль за меня не готов умереть ты?»

И тут же поднялся Атну на ноги, глаза его засияли как звезды, светлый клинок из ножен он вынул, клятву принес прекрасной богини. «Если из леса живым не вернусь я, знай, что Атну умер героем!»

песнь об Атну, царе Аннумгуна

– Зачем тебе это, Златокудрая?

Он приподнялся на выпрямленных руках, все еще легко прижимая ее к смятой постели, она прерывисто дышала, сейчас уже едва заметно, и блаженная расслабленность еще не успела покинуть тело… волосы в беспорядке разметались по подушке. Ей было хорошо, очень хорошо, и было бы лучше, если бы царь ничего не спрашивал сейчас, просто сделал как она хочет.

– Зачем тебе это? – спрашивал он.

– Разве моего слова не достаточно, милый? – она попыталась улыбнуться.

– Нет. Я хочу знать.

Он хочет знать? Лару с недоумением заглянула в серые глаза царя, и глаза вдруг оказались совсем рядом, только что бушевавшая страсть сошла пенной волной, лишь сухой песок… серый лед. «Зачем?» – говорили глаза. Так царь, наверно, смотрит на своих рабов… или врагов? Вдруг стало страшно, Лару едва удержалась, чтобы не дернуться, попытаться вырваться из его рук. А смогла бы? Вырваться? Она, Златокудрая богиня, из рук человека? Лучше даже не думать.