Плесень (СИ) - "Майский День"

— Она не могла сама! Мы же хотели в люди, вместе. Всегда вместе! Ты лжёшь, ты отравил чем-то её разум, я видел, как вы обнимались в генераторной!

Дэм хотел вцепиться в Люца, выместить на нём не злость, а гуляющую внутри невероятную боль, но сил не хватило, пальцы тряслись и соскальзывали. Люц не пытался защищаться: что сделается вампиру?

— Да, мы были там вместе, вдвоём. Я хотел хоть кому-то пожаловаться, как тяжело мне от потери друга, а Лили всегда была доброй, готовой всех утешить. Тогда она и рассказала, что ещё человеком перенесла неудачную беременность и врачи, чтобы спасти её жизнь, вырезали матку, или что там вырезают в таких случаях, я не знаю. Она надеялась, что вампирская кровь наладила там, внутри, но Сведох однозначно сказал, что детей она не родит никогда.

— Ну и что? — прошептал Дэм. — Разве я перестал бы её любить? Ну не стали бы мы людьми, есть ещё Эва и Акиве, а мы могли дальше жить вампирами. Почему она сделала это?

— Чтобы развязать тебе руки, — сказал Савва.

Он уже был здесь, да и остальные тоже неловко толпились за его спиной. Дэм вдруг понял, что ужас ещё не кончился.

— Для чего? — спросил он.

— Пока вы ходили к инопланетному кораблю, Сведох произвёл расчеты. Дело обстоит не так хорошо, как нам бы хотелось. Эва абсолютно здоровая женщина и идеально подходит на роль матери нового человечества, но Акиве не сможет стать его отцом.

— Что? — воскликнул бедный аскет.

Дэм ощутил его боль как собственную, у них теперь была одна общая на двоих. Не успев подружиться, уже стали побратимами горести.

— Вы несовместимы по крови, — сказал Люц. — Потомства или не появится вообще, или родится нежизнеспособным, да и здоровье Эвы окажется под угрозой.

Дэму показалось, что он нашёл выход.

— Тогда незачем и затевать эту авантюру, — сказал он жёстко. — Что вообразили? Кто мы такие? Истоки будущего человечества? Бесполезный хлам — вампиры. Мы — плесень. Не получится из нас ничего дельного. Сотни лет бродим по опустевшей планете и что полезного совершили? Ничего! Мы даже не потрудились назвать новые появившиеся после войны растения и животных, вспомнить названия рек. Мы настолько ничтожны, что оказались неспособны даже на это!

Он замолчал потому что задохнулся. Оглядел повёрнутые к нему лица. Искажённое болью — Акиве, мёртво застывшее — Эвы, испуганное — Зимея, суровое — Люца, упрямое — Саввы.

— Плесень! — повторил он это слово, словно вбивая в упрямые уши вампиров. — Плесень!

Зимей, отпихнув Савву, шагнул ближе и сказал убеждённо:

— Может быть, мы и такие, но люди, когда были ещё живы, находили пользу во всём. Я слышал, что существовала плесень, из которой они делали могучее лекарство, способное излечить почти все болезни. Нет абсолютного зла. Каждый может стать полезным, если только захочет этого.

— Я не хочу! — сказал Дэм. — Да мне и не нужно. Я люблю Лилиту. Здесь полно других мужчин. Пусть Эва выберет кого-то из вас и покончим с этим.

Ответил Савва:

— Дело в том, что и мы по тем или иным причинам подходим лишь отчасти. Идеальная пара с гарантированным потомством всего одна. Ты и Эва. Сведох не может превратить всех, его эликсира хватит лишь на двоих, а новый — когда ещё будет, а может, его и вообще не получится создать. У нас всего одна попытка, и мы обязаны сделать всё, чтобы гарантировать успех.

Дэм развернулся и вышел. Он не хотел никого слушать. Перед глазами стоял серый пепел. Его Лилита. Его сгоревшее счастье.

Он не мог находиться на одном месте и без устали бродил по огромному подземелью. Здесь царила непроницаемая тьма, и он часто налетал на стены, хотя почти не ощущал ушибов. Вампирское видение пространства подводило, и он давно перестал понимать, где находится.

Потом вышел на берег нефтяного озера. Здесь вездесущий запах газа особенно резал обоняние и ел даже вампирские лёгкие.

Дэм остановился, глубоко вдыхая неживой воздух. Горе то беспомощно металось внутри, то взывало к отмщению. Бросить бы в эту тихую жидкость ту маленькую лампочку, чтобы сгорело здесь всё, взорвалось, и навсегда исчезли эти глупые вампиры с их нелепой затеей.

Дэм сознавал, что и сам сгорит, и ему будет больно, но соглашался на любой исход, лишь бы внутри унялась мука потери.

Он не заметил, как заснул прямо тут на берегу, а проснувшись, увидел свет. Странный фонарь разливал неживое сияние на чёрную поверхность нефти. Голубовато мерцали своды.

Люц тоже только проснулся, веки вяло пытались не моргать. Белокурый вампир сказал:

— Не бойся, от этого инопланетного светильника пожара не будет.

— Я не боюсь, — ответил Дэм.

— Да, в общем, понятно. Ты рад бы спалить нас всех и себя заодно. Тебе больно. Поверь, я знаю, что это такое.

Дэм хотел зло огрызнуться, но удержался. Люц действительно знал.

— Что ты хочешь? Играйте в ваши игры без меня.

— Не можем, к сожалению. По той или иной причине каждый из нас отпадает. Я тоже хочу, чтобы Акиве соединился с подругой и был счастлив, но тогда всё пойдёт прахом.

— Как он? — нехотя спросил Дэм.

— Плохо. Опять стал маленьким и жалким.

— А она?

— Тоже скверно. Замерла, словно ожить не сможет.

— Что ж, — медленно произнёс Дэм. — В силу традиции Акиве следовало этим днём выйти на солнце и сгореть, чтобы освободить дорогу другим претендентам.

Он не успел договорить. Страшный удар швырнул вдоль уреза нефти, камни заскрипели под голой спиной, треснули кости. Люц вскочил на ноги и стоял, сжимая кулаки, страшный, без шуток опасный. Голубоватый свет путался в его белых волосах. Дэм не пытался сопротивляться, просто смотрел на это сияние. Он не хотел драться. Ничего не хотел.

— Ты, ублюдок! — прорычал Люц. — Прекрати жевать сопли! Лилита погибла, чтобы развязать тебе руки, она пожертвовала собой, опасаясь заслонить дорогу к новому миру людей. Она в этот момент была человеком, а не вампиром, возродилась в душе для правильного поступка! Не смей говорить гадости и марать её память!

— Почему она не спросила, чего хочу я?

— Потому что никто нас теперь ни о чём не спрашивает! За то, что так долго мы без пользы коптили этот свет, за всё хорошее, за нашу никчёмность, за то, что мы плесень, и место наше там, где темно. У тебя есть шанс выйти на свет. У тебя одного. Не смей предавать нас, не смей предавать Лилиту! Вставай и иди. Призрак ждёт.

Дэм приподнялся на жёстких камнях. Кости скрипели, срастаясь, но он не чувствовал боли.

— Хороший ты парень, Люц. Мне жаль, что не тебе выпал счастливый билет. Получился бы отличный отец нового человечества.

Белокурый вампир кивнул и лицом не дрогнул.

— Пошли.

Дэм встал. Ноги держали уверенно, но тело слушалось вяло, практически как у человека. Предзнаменование удачи? Вдруг рискованный опыт убьёт? Дэм сейчас не сожалел о бессмертии, да и просто жизни. Он онемел, словно из него разом выкачали всю неправедно выпитую кровь.

Они пошли обратно. В лаборатории кроме призрака находился только Савва.

— Где остальные? — спросил Люц.

— На поверхности. Охотятся.

— Мы тоже пойдём.

Сава молча отвернулся.

— А мне можно убивать для пропитания? — язвительно спросил Дэм? — Я ведь уже как бы вычеркнут из списка вампиров.

— Мы одни на целой планете, некому тебя укорять, и сытость пригодится, когда начнётся эксперимент. Испытание будет нелёгким.

Дэм замолчал. Говорить не хотелось, есть, кстати, тоже. Он просто пошёл следом за Люцем, полез через шахту. Наверху сердце опять сжалось от боли, но пепел Лилиты исчез, вероятно, вампиры его похоронили. Дэм не стал возмущаться, что церемонию провели без него — сам виноват, следовало лучше держать себя в руках. Люц прав, он допустил слабость, а вампиру это не к лицу. Человеку — тем более.

Ночь почти неслышно пела вольным ветром, гулявшим над равниной. Красота мира сегодня причиняла боль. Чтобы разогнать её, Дэм побежал прочь. Ноги несли легко. Он уверенно перелетал через бугры и ямы, ноздри чутко ловили запахи. Словно приговорённый к смерти, а отчасти так оно и было, Дэм смотрел на себя и мир как бы со стороны.