Плесень (СИ) - "Майский День"

— Осторожнее! — прошелестело рядом.

Дэм тихонько скосил глаза и увидел прекрасное существо. Длинные белые волосы сияли во тьме, глаза отражали звёздный свет. Это же вампир — понял Дэм. Он давно забыл, какими видят их люди.

— Похоже, у нас получилось, — виновато сказало существо. — Ты — человек.

— Человек, — повторил Дэм.

Язык словно распух и трудно ворочался во рту.

— Я Люц. Ты меня помнишь?

— Да.

Действительно, это же просто Люц. Белокурый вампир. А там кто? Чуть поодаль сидело ещё одно прекрасное существо, но его Дэм видел хуже. Оно склонилось над кем-то кто тоже лежал на мягкой подстилке из мха.

— Это Акиве. Он пришёл, чтобы проводить в мир людей свою Эву.

— Эва, — выговорил Дэм.

Память просыпалась, но нечётко. Прошлое он видел размыто, как в тумане.

— А почему меня трясёт? — спросил он.

— Ты замёрз, — ответил Люц. — Извини, об этом мы не подумали. Отвыкли как-то от присущих людям слабостей, помнили только о силе, но не расстраивайся, скоро взойдёт солнце, и вы согреетесь.

— Солнце! — воскликнул Дэм.

Страшное слово всколыхнуло столетия копившийся ужас. Рефлекс резво вскочить и бежать в укрытие был так силён, что опять противно заныли все кости. Дэм сумел сдержаться.

— Не бойся, — сказал Люц. — Теперь оно тебя не обидит. Расскажешь потом, как это — быть под солнцем.

— Я выживу?

— Да. Ты — человек.

Об этом Дэм успел забыть. Неважно у него стало с головой, куда-то из неё всё терялось. Он медленно поднял руку и коснулся плеча, потом потёр ладонью кожу. Под ней зародилось приятной тепло. Заново познавая чудеса жизни, Дэм начал растирать себя энергичнее. Тело вело себя так странно, ещё причудливее головы.

— Идёт рассвет, — сказал Люц. — Простите, ребята, но мы должны исчезнуть. Следующей ночью мы вернёмся вас проведать и построим какое-нибудь жилище. Извините ещё раз, об этом мы тоже забыли.

Он поднялся с невесомой лёгкостью и позвал:

— Акиве, идём. До укрытия далеко.

Другой вампир нехотя поднялся. Его склонённая голова выражала скорбь. Как они оба исчезли, Дэм не заметил. Он опять провалился в лёгкий сон. Очнулся, казалось, через мгновение, но в мире кое-что изменилось.

Свет.

Край неба едва заметно набух красным, а предметы вокруг различались отчётливее. Вот деревья стоят, замерли, встречая утро. Листья не дрожат, тишина. Впрочем, нет. Где-то свистнула птица, а вот и вода журчит еле слышно. Слух, оказывается, только пробуждался и постепенно сообщал о чудесах нового мира.

Вдохнув очередной раз незнакомый рассветный воздух, Дэм ощутил и запахи. Сладкий и сытный — это мха, горький — листвы. От воды тянуло слабым ароматом тины. Дэм решил разобраться с деталями потом.

Красное над горизонтом ширилось, наливалось цветом, и дрожь ночной прохлады сменилась трепетом ужаса. Заря шла в мир, неся губительный свет, и века вампирского страха прорвались криком. Дэм задохнулся и услышал рядом болезненный стон. Только теперь он вспомнил, что не один здесь. С ним Эва.

Он попытался взять себя в руки. Он человек теперь, а не вампир, солнце не причинит ему вреда, грозный свет прольётся нежным теплом, так должно быть, так будет. Это раньше грохот зари оглушал ещё на горизонте, а сейчас она тиха и прекрасна, и мир ждёт её с восторгом.

Он убеждал себя и не мог убедить, хотел встать, не повиновались ноги, попытался уползти, но и руки не держали потяжелевшее неуклюжее тело. Рядом мучилась Эва, но Дэм даже не смотрел на неё, поглощённый собственным смятением.

Смирившись с тем, что спрятаться не удастся, он смотрел на расцветающее небо. Сердце часто стучало в груди, ненадёжное человеческое сердце. Безмерная глупость того, что они совершили, ясно предстала перед внутренним взором. Каким безумием было сменить благополучную вампирскую жизнь на это жалкое существование смертного червя. Дэм заплакал от бессилия.

Красные, оранжевые и золотые тона неба пугали, он проклинал тот миг, когда так безрассудно согласился на эксперимент. Его обманули, провели, теперь он навсегда обречён влачить жалкое существование. Да какое навсегда! Его ничтожная жизнь может оборваться в одно мгновение. Зачем вампирам понадобились люди? У них было всё, что нужно. Как страшно, когда в глаза смотрит рассвет, и ты не можешь от него уйти.

И от себя нового — тоже. Когда первый ослепительный луч ворвался в мир, Дэм снова потерял сознание.

Разбудило тепло. Ощущение это оказалось таким ярким и приятным, что Дэм неосмотрительно распахнул веки. Он едва не ослеп от хлынувшего в глаза света, вновь поспешно зажмурился и даже прикрыл лицо ладонями. Страх сотряс тело последней судорогой и растаял. Он — человек. Это — солнце. Оно греет его, но не жжёт.

Несколько мгновений он прислушивался к себе. Было здорово. Ночная дрожь исчезла, а от щедрого тепла по коже разливалась сладкая истома. Понемногу он приучил глаза к ослепительному дневному сиянию и осмотрелся. Утро уже давно разгорелось, солнце стояло довольно высоко. Ослепительно голубое небо казалось огромным.

Дэм обнаружил, что лежит на берегу своей любимой маленькой речушки и ощутил смутную благодарность к тому, кто его сюда принёс. Редкий лес не мешал солнечным лучам гулять по лохматой подстилке мха и весёлой воде. По ней плясали красивые блики, и несколько мгновений Дэм заворожено смотрел на них.

Потом услышал шорох и повернулся на звук. Увиденное потрясло. На берегу реки рядом с ним лежала женщина. Солнечный свет ласкал её белое тело, полная грудь чуть подрагивала от дыхания, на перевёрнутой чаше живота плясала тень от листьев. Дэм сглотнул. Язык, похоже, распух ещё больше и совершено не ворочался во рту.

— Эва! — прохрипел Дэм.

Благозвучно пока не выходило. Она, вероятно, очнулась раньше, потому что глядела на него спокойно, даже отстранённо.

— Всё получилось, — сказала она нерадостно. — Мы люди. Только я без своего Акиве, а ты без своей Лилиты.

— Что же нам делать? — спросил он.

Эва приподнялась на локте, вглядываясь в его лицо.

— Жить, — сказала она. — Мы ведь сильные и никто никогда не узнает, что всё началось с горя. Потомки сложат легенды о нашей великой любви. Мы сами в неё однажды поверим.

— Ты прекрасна! — сказал Дэм. — Тебя всю пронизывает солнечный свет. Ты горишь, нет просто сияешь.

Она улыбнулась и придвинулась ближе.

— Мы оба сияем. Два человека на огромной Земле. Свет новой жизни.

Она склонилась над ним, и словно разом включили жизнь, под кожей проснулась горячая человеческая кровь, затрепетали нервы. Дэм очнулся. В уши хлынуло пения птиц и говор реки, ноздри раздулись, вбирая самый прекрасный в мире запах юного горячего женского тела.

Дэм ощутил, как орган, который так давно не напоминал о себе, что уже как бы и совсем потерялся на теле, налился мощью, восстал ото сна. Словно вернулся из долгого изгнания самый дорогой друг.

Зов природы проснулся в обоих так внезапно, что они задохнулись. Эва застонала, когда Дэм плавно вошёл в её горячую глубину. Он вскрикнул ошеломлённый забытой остротой ощущений, а потом всё вокруг исчезло и осталось только ошеломительное чудо ласк. Мужчина и женщина прикасались друг к другу так, словно это было впервые и не только с ними, но и на этой безжалостно убитой, но сумевшей возродиться Земле. Дэм вернулся в человеки повторно, когда его накрыл экстаз финала, а сознание потерял кажется, в третий раз.

В этот раз просыпаться было чудом. Солнечные лучи прогрели его до самого дна души и тела, и рядом лежала женщина, подарившая ему человеческую близость.

— Ты не злишься на меня? Эва, родная! Я совершенно потерял голову.

— Я тоже. Это было так естественно. По-человечески.

Дэм засмеялся, не открывая глаз.

— Это слово странно звучит изнутри.

— Да, — ответила Эва. — И может быть, новая жизнь уже там, во мне. Человек. Действительно странно.

Дэм немного отстранился и открыл глаза. Её голубые смотрели на него серьёзно. Он спросил: