Екатерина Соловьева - Ведьма 2

Я мимоходом улыбнулась ему, концентрируя внимание на столбе. Он словно звал меня. Я приблизилась, протягивая к нему руки, но еще не решаясь дотронуться. Пошла вкруг него, приглядываясь, прислушиваясь к своим чувствами и осязая концентрацию Силы. Пальцы сами захотели прикоснуться к его шероховатой поверхности. Их кончики заскользили по холодному камню. Под моими руками неожиданно проступили буквы. Славянские ризы и черты, их я еще как-то отличила, а дальше шла незнакомая мне руница. О, боги, вот это да! Буквы задрожали, призывая меня к себе, я повела по углублениям в камне пальцами, словно стараясь запомнить их начертание. Чувство покоя и счастья вдруг стало наполнять меня. Я водила и водила кончиками пальцев по буквам, наслаждаясь этими прикосновениями. Ах, если бы я еще могла их прочитать. Влад тихо стоял за мной, не мешая мне общаться с богами. Неожиданно для самой себя я рухнула на колени прямо в грязь, обнимая столб, прижимаясь к нему всем телом.

— Славлю вас, славлю, великие богини, — вдруг зашептала я, абсолютно непроизвольно.

Я находилась в странном состоянии, что-то среднее между религиозным экстазом и алкогольным опьянением. Я шептала славословия богиням, сплетала заклинания и чертила в воздухе магические формулы. Воздух вокруг меня стал потрескивать и засветился. Сила сгущалась вокруг меня, я ощущала это уже физически. Муж стал отступать назад. Не ему предназначалась эта Сила.

Я очнулась, когда Влад одной рукой пытался открыть дверцу машины. Он совершал чудеса эквилибристики, стараясь удержать меня и не завалить на землю. Я торопливо сползла с его рук.

— Ты что-нибудь помнишь? — осторожно стал спрашивать он меня, когда мы уже сидели в прогретой машине.

Я обеими руками вцепилась в крышку термоса, наполненную обжигающим благоухающим чаем. Меня слегка трясло от холода и пережитых эмоций.

— Конечно, помню. Я обещала выучить славянскую руницу, вернуться и все прочитать. Он тоже обещал мне, что придет сразу, как я появлюсь в лесу.

Милый глубокомысленно молчал.

— Ну что, я уже помолодела и похорошела? — неожиданно развеселилась я.

— Дорогая, ты у меня самая красивая. Насчет результатов сегодняшней поездки будем рассуждать лет через двадцать. Посмотрим, останешься ли ты навсегда двадцати шестилетней девушкой.

— А если не останусь?

— Я буду любить тебя любой. Нет, не любить, обожать.

На этой фразе он привлек меня к себе, начал целовать, и мы оторвались друг от друга, только когда запотели стекла, в машине стало невыносимо жарко, а я вдруг обнаружила, что все наши вещи веселой кучкой валяются на полу.

— Может, мы поедем? — робко заявила я.

— Конечно, — уверил меня любимый, решительно отгоняя машину подальше от любопытных глаз, то есть к ближайшему лесу. — Попроси покровительства у богини Макоши, чтобы нам никто не помешал.

Я фыркнула. Вот еще, просить богиню о такой ерунде! Однако же загадала про себя, чтобы в ближайшее время здесь никто не появился.

В клан мы вернулись только к вечеру, уставшие, но веселые. В кармане своей куртки я обнаружила обломок черного камня. Как он оказался у меня и что с ним делать, я не знала, но сам факт мне понравился. Возможно, в нем скрыта Сила, которая проснется, когда придет ее срок. Сила славянских богинь.

Медовый месяц пролетел так стремительно, и разлука надвинулась так неотвратимо. Последние дни у меня все чаще было плохое настроение. Я легко раздражалась, то и дело начинала плакать и изводила любимого своими придирками. Он вздыхал, злился, но неизменно ровно разговаривал со мной, утешал, успокаивал и уверял в вечной любви.

Этот последний месяц был самым чудесным в моей жизни. Сладость близости с любимым была приправлена горечью приближающегося расставания, и это придавало неповторимую безуминку нашим отношениям. Влад увез меня в маленький домик на берегу моря, предусмотрительно снятый им как раз на время нашего медового месяца. Круглые сутки мы проводили вместе. Встречали на пляже рассветы, любовались на южные звезды, просто гуляли по остывшему октябрьскому песку, держась за руки. Мы не отпускали друг друга практически ни на минуту. Он сидел на кухне, когда я готовила еду. А я стояла у него за плечом, когда он ковырялся в привезенном из клана ноутбуке.

Я любила его. Так любила, что временами не могла дышать от чувств, перехватывающих спазмами мое горло. Я перебирала его волосы, гладила лицо, целовала руки, вдыхала запах его кожи. Я спала и видела его во сне. Я просыпалась и встречалась глазами с его взглядом, обнимающим меня с такой нежностью, что сердце пропускало удары. Мы шептались, сидя вечерами на кухне, при свете свечей, смакуя очередное крымское вино. И занимались, занимались любовью, везде, где только можно, где чувства накрывали нас, не успевая добраться до постели. Он был так страстен, так пылок, так нежен, от так отдавал себя, поднимая меня над миром, выше звезд, выше солнца, прямо к богам. Я целовала любимое тело, и благодарила судьбу за подаренное мне счастье. Я любила, и это был высший подарок, который только может получить человек.

В один из последних вечеров он привел меня к морю. Мы стояли, обнявшись, и я вяло кидала камешки в набегающие волны. Ветер трепал наши волосы, донося до нас холодные соленые брызги. Я думала о том, что совсем скоро я останусь одна, среди незнакомых и равнодушных существ, в чужом доме, окруженная только недоверием и настороженностью. А мой ненаглядный муж будет далеко-далеко, среди обычных людей, в окружении благоволящих к нему женщин, красивых, дерзких и не особо обремененных принципами. Подумать только, а ведь я раньше тоже не задумывалась о том, что мужчина может быть женат, может испытывать к кому-то чувства, что его кто-то может любить по-настоящему. Я просто брала и делала, что хотела, потому что мне так нравилось, потому что привыкла наслаждаться жизнью, потому что это был самый легкий способ получения энергии, потому что просто не умела отказывать своим мимолетным желаниям. Я не задумывалась, что могу сделать кому-то больно, что могу сломать что-то бесценное для другого человека. И вот теперь я оставляла свое сокровище, своего обожаемого мужа одного.

— Ты перестанешь или нет? — вдруг прервал он вопросом поток моих убийственно мрачных мыслей. — Я никуда не денусь от тебя.